Бородатый османлис вновь почтительно поклонился паше, приложил руку к сердцу в знак его искренней преданности и отступил на шаг.
– О миралай Зулейн, известный храбростью, умом и преданностью падишаху, всемогущий и милосердный аллах, не истощит свое покровительство нам – его верным слугам. Пускай русские собаки подходят к Хаджибею, а мы тем временем приготовим орудия, сколько их есть, и позволим нашим победоносным войскам уничтожить русских, как нечистых свиней. Прикажи пушки подкатить к амбразурам, зарядить ружья и всем встать на стены крепости как следует. Пошли верного и расторопного агу к капудан-паше, пусть он приготовит орудия к бою с неверными. Вели также зажечь факелы и держать их наготове, чтоб уничтожить строения у крепости. Их могут использовать русские собаки, когда пойдут на приступ. Пожары озарят все вокруг, отчего будет видно каждого гяура.
– Слушаюсь и повинуюсь, владыка Хаджибея. Будет исполнено, как ты велишь.
Миралай Зулейн задом попятился в дверь. Ахмет-паша на некоторое время впал в раздумье, но тревога не омрачила его высокое и мудрое чело. Словно очнувшись, он дважды хлопнул в ладони. Вошел толстый евнух.
– Пусть гурии гарема пением и танцами наполнят сердце мое усладой, – сказал Ахмет-паша, всемогущий владыка Хаджибея.
До начала баталии за Хаджибей отсюда в сторону Аккермана выехали шесть всадников. Среди них были граф де Фонтон и герцогиня Валдомирская.
В ночь с 12 на 13 сентября дивизия де-Рибаса через песчаный перешеек, отделивший Куяльницкий и Хаджибейский лиманы от морского залива, растянутой от длительного и напряженного марша колонной вышла в балку, хуторянами из осевших здесь запорожцев названную Кривой.
По донесениям лазутчиков де-Рибас знал, что гарнизон Хаджибея состоит из трехсот янычар с двенадцатью пушками и довольным запасом всего, чтобы выдержать осаду. Двухбунчужный паша Ахмет был известен в Порте Оттоманской воинскими доблестями. В заливе у подножия Хаджибея стояла большая неприятельская флотилия с мощным артиллерийским вооружением.
Последний переход к Хаджибею был самым трудным и опасным. Войскам предстояло преодолеть значительное и открытое с моря пространство. Турецкая корабельная артиллерия могла их легко уничтожить. Но внезапность появления и стремительность движения дивизии, несмотря на вязкие пески и встречные порывы сильного юго-западного ветра, позволили де-Рибасу пройти это расстояние без потерь.
Для полной безопасности от турецкой флотилии следовало обойти лиманы по верховью, как то и было задумано генералом Гудовичем. Но подход к Хаджибею оттого был бы не столь скорым, что позволило бы неприятелю лучше подготовиться к обороне.
Осип Михайлович действовал на суворовский манер, используя внезапность и штурмовой натиск. Этим был оправдан риск перехода его дивизии к Хаджибею через перешейки. Этим будет оправдан и штурм Хаджибея, не дожидаясь главных сил корпуса, к тому времени стоявшего у верховьев Кульяницкого лимана. Это вызовет и недовольство Гудовича, поскольку вступит в противоречие с его диспозицией и лишит его славы завоевателя Хаджибея. Но у Ивана Васильевича хватит ума не создавать историю. Как ведомо, победителей не судят.
– Господа офицеры, старшина, вверенная мне дивизия выходит на исходные перед штурмом позиции, где надлежит иметь особое бдение и прилежание. Офицеры и старшины в боевых порядках идут во главе колонн. Малодушие – предательству подобно. Нижним чинам – офицеры примерность, – Осип Михайлович говорил в своей манере, не повышая голос, но твердо и решительно. – Полковнику Хвостову с батальоном пехоты и двумя полками спешенных казаков атаковать неприятеля с глубокой балки у моря, овладеть стенами левой стороны крепости и отсель биться на ее подворье беспрестанно в рукопашном бою, поражая и сбивая янычар с позиций. Секунд-майору Воейкову с батальоном пехоты и казачьим полком взять форштадт и препятствовать возможному намерению неприятеля десантировать с лансонов войска в поддержку гарнизона крепости. Артиллерии майору Меркелю сосредоточить огонь полевых орудий на лансонах, уничтожить их или по крайности вынудить уйти в море. Осадным орудиям встать на позиции справа и через головы атакующих ядрами и фанатами разбить ворота замка и накрыть амбразуры крепостной артиллерии. При невозможности полковнику Хвостову овладеть стенами слева осадным орудиям открыть навесный огонь на поражаемость неприятеля в замке. Гаубицам бить скорострельно. Калеными ядрами и шрапнелью вызвать пожары и опустошения. Господам артиллерийским офицерам неусыпно радеть лично и через связных, чтобы гранатами и шрапнелью не поразить свои войска. При таковой опасности орудийную пальбу по неприятелю вести холостыми единственно для устрашения. Прикрытие нас от неприятельской флотилии, по утвержденной Светлейшим диспозиции, возложено на адмирала Войновича. Он вступает в дело по знаку с берега. В условленном месте казаки разложат костры.
За скудостью боезапаса, господин майор Меркель, вести только прицельную стрельбу, соединяя преимущество российских орудий перед турецкими в наводке, равно в понимании превосходства перед турками в выучке офицеров и нижних чинов, состоящих в обслуге орудий. Господин полковник Чепига, вам держать казаков готовыми к конной атаке, к ее исполнению приступить как только гарнизон крепости побежит и тем отвратить его посадку на неприятельские корабли во избежание неволи. Неприятеля поражать в меру нужды. Кто запросит амману – брать под караул и обид не чинить. Российский воин всему миру известен храбростью и великодушием. Грабительствам не предаваться. Обывателя брать под защиту, впредь яко в подданстве милостивой государыни нашей состоящего.
Виктория у Хаджибея, господа офицеры и старшины, будет знаменита не численным поражением турок, а тем, что в среде неприятеля посеет уныние и еще раз утвердит Порту Оттоманскую в невозможности противиться росийскому оружию. За этим должно последовать замирение с приумножением владений нашей всемилостивейшей государыни.
За христианскую веру, за любезное отечество, за всемилостивейшую государыню нашу, господа офицеры и старшины, с Богом!
В полночь батальоны вышли к балке, где был объявлен привал, но ружье каждому велено держать наготове. Здесь было множество родничков. Солдаты загребали ключевую воду руками и пили из пригоршней.
От долгого стояния и тревожной истомы в ожидании боя гренадер Логинов стал говорить сказку:
– Служивый живот свой на поле брани за Бога, царя и отечество положил и приходит в рай, а Бог его к ответу: Что надобно, солдатик?». «Явилась ко мне смерть, Господи, – отвечает служивый, – и спрашивает: „Каких ты людей на следующий год велишь морить?“ „Пусть морит самых старых“, – отвечает Бог. – Только солдат рассудил иначе. Был в его деревне барин дюже важный. Барин тот, однако, весьма Даже над мужиками измывался, работами неволил, на скотном дворе за ослушание до смерти сек. Приходит солдат к вратам рая и так, мол, и так: „Господь велел тебе, смерть, уморить тайного советника в отставке Евлампия Ахромейского, мать его курица…“ Взял солдат ружье и стал у райских дверей службу несть по всей уставной науке, какая она ни есть.
– Ишь ты, солдат-то выходит башковитый был, коль смерть на барина наслал, – сказал ефрейтор Бровкин. – Барин ведь нашему брату-мужику тот же басурман.
– Баре у нас на Руси больше немецких кровей, – с достоинством заметил Логинов, – бывают, однако, и русские, но они тож обасурманились, по-немецки калякают.
– Валяй, Ондрюха, сказку-то дальше, – предложил Бровкин.
– Прошел на белом свете год, смерть опять к солдату. Тот тем же манером сказывает: Пойди старая, да умори купчину толстобрюхова-целовальника, что в нашей деревне кабак держит». Смерть рада стараться…
На этом сказке Логинова вышел конец. Было приказано строиться поротно.
Ветер гнал с моря отяжелевшие, низко нависающие над землей тучи. Глухо стонал морской прибой. Темной громадой над обрывом к морю возвышался замок, мерцали огоньки судов на якорях.
Осип Михайлович вынул из кармана зеленой офицерской шинели, наброшенной на него Микешкой, массивные золотые часы с монограммой – подарок тестя ко дню свадьбы. Стоявший рядом офицер услужливо высек огонек. Стрелки часов сошлись на цифре четыре. Ветер усилился, в разрывах между тучами показался серп молодой луны.
Взвились и рассыпались сигнальные ракеты. Почти в одно время турецкие суда опоясались огнем бортовых орудий. Несмотря на скрытость маневра дивизии, неприятель был в боевой готовности. Но Ахмет-паша недооценил опасность замку со стороны крутого обрыва, который казался ему неприступным. Поэтому огонь корабельной и крепостной артиллерии был сосредоточен по форштадту на подходе к замку с юга. Тем временем полковник Хвостов с гренадерами Николаевского батальона, двумя ротами Троицкого пехотного полка и пешими казаками пошел на крутую, почти отвесную стремнину.
Перед началом штурма Хвостов велел майору Гриневскому составить отряд охотников, который бы ударил по неприятелю первым.
Не производя шум, почти незаметно охотники сосредоточились у отвесной стремнины. Предстояло незаметно взобраться к подножию стены, втащить наверх лестницу и без шума стеной овладеть.
– Туг'рок по глупости считает, что мы намег'рены взять замок чег'рез фог'рштадт, поэтому сосг'редоточился с той стог'роны. Непг'ри-ятеля бьют, бг'ратцы, не числом, а умением. Солдатская жизнь имеет свою цену. Охотники бег'рут замок с этой стог'роны без потег'рь, а затем на пг'риступ под пг'рикрытием охотников идут главные силы. Ну, бг'ратцы, с нами Бог и Никола Чудотвог'рец. Казуг'рский, подставляй плечо, бг'рат, – сказал Гриневский.
Упираясь ногой на каменный выступ, левой рукой ухватившись за куст правой Гриневский помогал Казурскому встать на тот же выступ.
– Тебя как звать, бг'ратец? – Гриневский обратился к коренастому казаку.
– Порохня, ваше благородие.
– Смотг'ри, бг'ратец, не взог'рвись пг'режде вг'ремени. Давай, голубчик, навег'рх. Стрег'релять только в кг'райности. Г'руку, Федоскин. Каждый охотник десяти туг'рок стоит. Не мешкай, бг'ратец. Сообг'ражай. Подтягивайся. Тяжеловат ты, бг'ратец. Никак каши объелся.
– Так точно, ваш родь. Вчерась вечером после как сменили перед боем исподнее. В чистом, да наемшись, ваш родь, сподручнее помирать.
– Давай, казачек, давай, бг'ратец, повог'рачивайся. Мгновение в бою головы стоит. Как тебя?
– Орлик, пан майор.
– Не ползти бы тебе, а ог'рлом на стену непг'риятельского замка взлететь. Давай, бг'ратец, давай.
Батальон и казаки майора Воейкова ворвались в махалу, но продвижение их остановилось. Слишком плотный был орудийный и ружейный огонь гарнизона. Продолжался обстрел корабельной артиллерии. Орудийные зарницы опоясали гавань. Не взирая на штормовую погоду, турецкая эскадра вступала в дело орудиями то правого, то левого борта, суда шли вдоль берега переменным галсом . Огонь с моря вели более пятисот орудий разного калибра. Неприятель палил, однако, малоприцельно, будучи озабочен не столько мишенью, сколько направлением огня.
На Пересыпи горели костры, но гребная флотилия о себе знать не давала. Де-Рибас понял, что от флотилии по всегдашней нерешительности адмирала Войновича помощи ждать нечего.
После падения Хаджибея об этом в рапорте командиру корпуса Гудовичу он напишет: «Весь день 13 числа ветер был благополучен, и я по уверению господина контр-адмирала Войновича, что флот выступит, зажег в тех местах на берегу костры и со всем войском ожидал его прибытия. Полагая, что наш флот уже близко и считая невозможным скрыть от неприятеля свои намерения, я пошел с войсками на приступ».
Артиллерия обратила огонь не на крепость, а на неприятельские суда. Наблюдатели по разным приметам насчитали семьсот три турецких вымпела. Сорок из них были подняты на крупных линейных кораблях, каждый по сорок и более орудий на борту. Двенадцать пушек Меркеля имели и некоторое над неприятелем преимущество. В отличие от турецких пушек без прицелов на них были установлены приборы наводки. Зажигательные и разрывные снаряды ложились на турецкие суда, вызывая палубные пожары и разрушения. Не выдержав силу губительного огня, турецкая эскадра изменила галс и скрылась из поля, доступного для батареи Меркеля. Орудия прекратили огонь.
Прискакал связной с приказом менять огневые позиции. Для поражения неприятельского флота, вынудившего войска Воейкова, во избежание больших потерь, укрыться среди строений махалы, орудия следовало установить в точке наибольшего возвышения.
Упряжные лошади, одолев крутой подъем, одним духом вынесли пушки на новую огневую позицию и лихо развернули их на виду у неприятеля. Все вокруг озарили сполохи пожаров. Но несмотря на прорыв Хвостова со стороны крутой балки, гарнизон продолжал удерживать крепость.
Распорядительность артиллерии майора Меркеля, поручиков Давлекеева и Эртмана была похвальна: пушки вмиг сняты с передков, их станины раздвинуты, стволы ползут в поисках цели. Выучка прислуги, диоптрические прицелы на орудиях, позволили после короткой пристрелки перейти на поражение.
На турецких кораблях последовали один за другим взрывы. Окутавшись дымом, эскадра поспешно удалилась в море. Два судна потеряли управляемость и легли в дрейф. Гонимые южным ветром, они медленно приближались к берегу, подавая знаки о намерении отдаться на милость победителя.
Воейков поднял гренадер и казаков на приступ правой стороны замка. Во главе колонн, двигавшихся скорым шагом, показывая примерность в мужестве, шли офицеры: в правой руке сабли наголо, в левой пистолеты на боевом взводе, мундиры расстегнуты. Артиллеристы развернули пушки в сторону замка. Следуя принятой тогда лишь в русской артиллерии тактике, они открыли, согласно диспозиции, огонь по воротам крепости через головы пехоты. Первыми снарядами осаждающих были поражены амбразуры крепостных орудий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49