Она кажется умной девушкой. Хочется верить.Но что может такая девушка знать о меньших богах?Ренилл еще раз напился из колонки и покинул Пирамахби. Когда он выходил, черное пятно, прилипшее к дверной притолоке, выдало себя ударом крыльев. Он резко вскинул голову. Маленький черный силуэт на фоне пылающего закатом неба скользнул над головой, описал круг и унесся прочь. Похоже, летучая мышь. В этих развалинах их великое множество. Жаль, получше не рассмотрел.Он постоял, напряженно вглядываясь в закатную даль, затем передернул плечами и пошел дальше. Теперь шлось легко. Сон и вода вернули жизненную силу. Солнце ушло за горизонт, и гаснущий свет не утомлял глаз. Воздух немного остыл, и теперь без шляпы было только легче. У подножия встающих впереди холмов Ренилл уже различал белые стены, стройные башни и лиловый купол УудПрая. Он заторопился к ним, а вокруг сгущалась тьма и скоро поглотила и холмы, и дворец. Над головой загорелись звезды, поднялась величественная полная луна.Ренилл думал закончить путь в один переход, но ноги стали спотыкаться, раньше, чем он ожидал. Он сделал еще один привал у сухой водопойной колоды. Жалкое укрытие, но по крайней мере можно прислониться к деревянной стенке. Ренилл сел. Жажда и голод мучили не так уж сильно. Залитые лунным светом холмы поднимались в каких-нибудь двух-трех милях. Дворец даже ночью светился белизной. Еще час-другой — и он на месте. Можно будет позволить себе передохнуть.Так он думал, пока с высоты на него не упала крылатая тень и слуха не коснулось змеиное шипение. Ренилл забился под колоду и вскинул руку, чтобы отразить удар — но отражать было нечего. Ящерица взмыла вверх и исчезла так же внезапно, как появилась. Когда сердце немного успокоилось, Ренилл осторожно выглянул из выемки в глинобитной стене. Луна ярко освещала пустыню. Вокруг ни души — ни людской, ни звериной. Он высунул голову, осмотрел потолок и дверной проем. Никого. Может, шипение ему просто почудилось? Нет.Они последовали за ним из ЗуЛайсы. Как-то напали на след и теперь шли в темноте за его спиной. Но вивура легко могла убить его, однако почему-то не стала. Ренилл задумался. Может быть, ящерицы приучены нападать только по команде хозяина. Однако летают они быстро и настигнут его снова без труда. В УудПрае можно укрыться, если он туда доберется и если его впустят во дворец.Ренилл, подстегиваемый новым страхом, поспешил на север. Осталось пройти всего пару миль, и шел он довольно быстро. Правда, дорога пошла вверх, и это затрудняло путь. Усталость вернулась, но Ренилл уже не думал о ней, потому что оказался наконец перед кованым кружевом больших ворот, стерегущих вход в огромный дворцовый парк. Эти ворота — когда-то золоченые, когда-то украшенные полудрагоценными камнями, когда-то охраняемые разряженными как павлины стражами гвардии гочаллир — теперь стояли угрюмым памятником ушедшему величию. Листки позолоты ободраны, самоцветы выдраны из оправ, а стража давно ушла куда-то. Ворота в несуществующей стене, столь же символические, как титул нынешней гочаллы, были закрыты и заперты, словно в насмешку. Ренилл попросту обошел их.Теперь под ногами у него лежала дорожка, вымощенная белым камнем, старая, но все еще ровная и прямая. Живая изгородь, окаймлявшая ее, высохла, и ветки кустов торчали прямо. Как видно, оросительные каналы, поддерживавшие жизнь сада, давно забиты или высохли. Земля так же суха, как на равнине внизу, и садовых цветов почти не осталось. Все это Ренилл отмечал мельком. Его глаза были прикованы к открывшемуся перед ним дворцу, и от этого зрелища даже сейчас у него перехватило дыхание. Разруха и грязь, бросающиеся в глаза днем, были милосердно скрыты лунным светом. УудПрай — лиловый купол, причудливые башенки, хрустальная арка Ширардира — величественная громада дворца, казавшегося глазу хрупким и невесомым, предстала во всей своей волшебной красе. Ренилл остановился полюбоваться. Он не был здесь много лет, а так близко видел дворец впервые. Теперь он хорошо понимал ту любовь, которую питала к своему дворцу гочалла Ксандунисса.Созерцание было нарушено легким движением воздуха, едва уловимым шипением. Ренилл огляделся. Ничего. Обернувшись, он до боли в глазах вглядывался в темноту. Ничего не видно, совершенно ничего. Померещилось?Он чуть вздрогнул, несмотря на жару. Мысли пришли в порядок. Ренилл заметил, что все окна дворца одинаково темны. Либо обитатели спят, либо занимают покои на северной стороне. Сколько их там? — в первый раз задумался он. Гочалла, ее дочь и по меньшей мере один слуга — тот великан, что вез фози. Ренилл видел его из окна кабинета во Трунира. Кто еще? Конечно, Ксандунисса, описывая жалкую нищету, преувеличила для красного словца. При огромном дворце — жилище Лучезарной гочаллы — должен жить добрый батальон слуг.Однако стражи не видно, никто не остановил пришельца. Вот он стоит чуть ли не на пороге, а его никто не окликает, никто не спешит поднять тревогу. Вору или убийце здесь раздолье. Дворец со всеми его ветшающими сокровищами могут обобрать подчистую за несколько часов. Если дом гочаллы еще не ограблен, это кое-что говорит о том, какое почтение питают к ней подданные.Но должен ведь там хоть кто-то бодрствовать. На северной стороне найдутся освещенные окна.Ренилл свернул налево, обходя здание по часовой стрелке. У западного крыла УудПрая путь ему преградила стена белого мрамора, окружающая приличных размеров садик. Забраться на нее оказалось проще простого — мрамор был выщерблен и растрескался. Ренилл задержался на гребне, разглядывая заросший сорняками сад.В центре, на невысоком пригорке, стояла беседка с золотой крышей — причудливая фантазия зодчего — и на ее белых ступенях сидела гочанна Джатонди.Она мало походила на ту принцессу, которую он видел несколько недель назад у во Трунира. Ни пышных шелков, ни легкой шляпки, ни причудливой прически. Она накинула какое-то блеклого цвета одеяние с низким вырезом — такое простое, что его можно было бы принять за ночную сорочку, если бы не широкий вышитый зуфур, завязанный узлом на талии. Тонкие руки были обнажены, черные волосы свободно падали на плечи. Увидев ее в другом месте, Ренилл едва ли узнал бы девушку. Только ее четкий тонкий профиль, запомнившийся ему с первой встречи, оставался все тем же.Он даже не подивился удаче, позволившей встретиться с ней в такой обстановке, просто смотрел, как зачарованный. Она, должно быть, почувствовала его взгляд, вскинула голову, вскочила и тихонько выдохнула.Другая женщина на ее месте завопила бы во все горло. Молодец гочанна.Она уже стояла на ногах и сжимала в руке нож — тонкий кинжальчик, который легко скрыть в складках материи. Оружие впору кукле, но с отточенным, как игла, обоюдоострым клинком. И девушка явно готова была воспользоваться им.Если отобрать кинжал, она наверняка закричит. Да и вряд ли ему, в нынешнем состоянии, удалось бы ее обезоружить. Как бы не потерять глаз, а то и оба, при попытке с ней справиться!Ренилл так и не успел принять решение, потому что Джатонди на удивление спокойно заговорила:— Ты вторгся в мои личные владения, — произнесла она с холодной вежливостью, как бы предполагающей, что он нарушил ее уединение непреднамеренно. — Покинь их, и забудем об этом недоразумении.— Гочанна, я сожалею, что явился без приглашения, — ответил Ренилл на вонарском, и девушка вздрогнула, заслышав звук западной речи. — Простите, и окажите мне честь, предоставив аудиенцию. Мое дело не терпит промедления.Гочанна смотрела на него без выражения, но Ренилл понимал, что она поражена. Жалкий оборванец не мог говорить так!— Мы с вами знакомы, гочанна, — продолжал Ренилл, — я — заместитель второго секретаря Ренилл во Чаумелль, мы встречались в кабинете протектора во Трунира. Помните?Она молчала. Глаза девушки бегали по его лицу, словно пытаясь проникнуть под маску пота, грязи и многодневной щетины. Когда он спрыгнул со стены в сад, гочанна не отступила, но крепче сжала рукоять кинжала. Ренилл приземлился неудачно, однако сумел устоять на ногах. Взгляд гочанны на мгновенье метнулся в сторону и снова обратился на лицо пришельца. В нескольких шагах виднелась дверца — вход во дворец. Ренилл подозревал, что девушка готова броситься к ней.— На той встрече присутствовала гочалла Ксандунисса, — еще раз попытался уговорить ее Ренилл. — Сиятельная говорила о том, что дворец УудПрай ветшает, и я предложил ей помощь, какая была в моих силах. Гочанна, вы помните?— Вонарец в одежде авескийца, — медленно ответила она на своем безупречном столичном вонарском. — Вонарец, который говорил на кандерулезском, как уроженец этой страны. Припоминаю. Как забыть столь редкое зрелище? Ваша любезность доставила матушке удовольствие, да и мне тоже. Да, я помню. — Она оглядела его с головы до ног, заметив и грязь, и лохмотья, и осунувшееся, давно не бритое лицо. — Но я бы не узнала вас, мастер во Чаумелль.— Я долго болел и не мог вернуться к своим соотечественникам, — ответил Ренилл на невысказанный вопрос.— Почему не могли?— Какое-то время я не мог ни передвигаться, ни передать им записку. А прошлой ночью вопарская резиденция оказалась окружена, и проникнуть в нее не удалось.— Окружена? Что вы хотите сказать?— Толпа горожан, возмущенных недавней гибелью паломников в озере РешДур, бушует на улицах перед воротами резиденции. Второй Кандерулезский охраняет стены. Пока все не кончится, туда ни войти, ни выйти.— Понимаю. Это и есть то срочное дело, о котором вы говорили? Вы явились просить помощи гочаллы? Хотите, чтобы она убедила толпу разойтись?— Интересная мысль. До сих пор она не приходила Мне в голову.— И правильно. Едва ли вы найдете в гочалле сочувствие к бедам своих соотечественников.— А в ее дочери?— Объясните, с чем пришли, и тогда я подумаю. Заодно можете попытаться объяснить, почему избрали такой необычный путь.— Охотно объясню, если гочанна не откажет мне в маленькой милости.— А именно?— Уберите свой нож. Уверяю вас, я вполне безобиден.— В самом деле, заместитель второго секретаря? — Узенький клинок исчез в складках зуфура. — Вам дозволяется приблизиться.Непринужденная формальность приглашения напомнила Рениллу, что он имеет дело с царственной особой. Невзирая на бедность, она оставалась принцессой по крови и духу, и это проявлялось в каждом слове, в каждом движении. Он поклонился, отлично понимая, что напоминает огородное пугало, подошел к ней, снова поклонился и выпрямился. Джатонди чуть склонила голову. Она хранила на лице любезное выражение, но ноздри вздрагивали, и Ренилл вспомнил, что не мылся много дней, и от него воняет, как из пасти йахдини. Ее, должно быть, тошнит. Ренилл попятился назад.— Гочанна, примите мои извинения. Поймите, я не хотел проявить непочтительность.— Извиняться следует только мне — за недостаток гостеприимства. Несомненно, вы утомлены путешествием. Может быть, вы хотите отдохнуть, прежде чем начать разговор? Поспать, если угодно, освежиться и поесть? Поесть! С прошлого утра у него не было ни крошки во рту. Желудок застонал при одном звуке этого слова. Какой у нее приятный, мелодичный голос, — впервые отметил Ренилл. Или, может быть, любой голос, заговоривший о еде, показался бы ему сейчас необыкновенно приятным?— Вы голодны, мастер во Чаумелль?— Очень. — Больше он не решился сказать, не доверяя своему голосу.— И ваш возница так же измучен и голоден?— Возница?— Вы оставили его у ворот?— Со мной нет возницы. Я пришел один, пешком из ЗуЛайсы.— Пешком? Всю дорогу? И это сделал вонарец?—Да.— Высокочтимый, пришедший пешком из ЗуЛайсы. Какая новость! Редкий подвиг! Позвольте мне подивиться минуту-другую. — Ее улыбка выражала невинное удовольствие.— Я счастлив развлечь гочанну.— О, быть может, я немного жестока, но вы должны понять. Не часто авескийцам доводиться стать свидетелями малейшего неудобства, претерпеваемого нашими западными… соседями. Таким редким угощением надо насладиться как следует.— Значит, вы разделяете взгляды вашей матери.— Будь это так, вы бы проникли через стену в пустой сад. — Ее улыбка потухла.— Как так?— В настоящий момент мы с матушкой… но сейчас не время говорить об этом. Не хотите ли войти? Честно говоря, — она взглянула ему через плечо, — вам лучше бы войти поскорее. Сейчас же!Ренилл проследил ее взгляд. На стену за его спиной упала черная блестящая ящерка, сложила на спине крылья.— Это вивура, — хладнокровно заметила Джатонди. — Никогда прежде не видела их здесь, в холмах. Они здесь не водятся, и я не понимаю, что она тут делает. Они очень ядовиты, знаете ли.— Знаю.— Войдем внутрь.Они ушли без видимой спешки. Вивура проводила их горящими красным глазами, но не шевельнулась.— Я скажу Паро, чтоб убил ее, — про себя заметила Джатонди. — Хотя… Нет, он меня не услышит. Я же не существую.Ренилл представления не имел, о чем она говорит.Он прошел за ней во дворец, и девушка плотно закрыла дверь. Распахнутое окно защищала тонкая проволочная сетка. Она не пропускала насекомых — не пропустит и вивуры. Если только сетка не прорвалась или не проржавела. Он стоял в яркой комнатке со множеством затейливых украшений, освещенной сиянием двух серебряных светильников — парой произведений древнего искусства, за которые дорого заплатил бы любой антиквар. Воздух, хотя и достаточно свежий, отдавал промозглостью. Подняв глаза к потолку — высокому, раскрашенному под ночное небо, Ренилл заметил, что опахала подернуты паутиной. Как видно, за многие годы они ни разу не качнулись. Где же нибхой, который обязан их чистить? Ренилл осмотрелся. Синие плитки пола блистали чистотой, покрывало на кровати, хоть и потертое, было чисто выстирано. Бесценная мебель сверкала. Не все дворцовые слуги бездельничают, как этот нибхой.— Сюда, — указала Джатонди и, подняв один из светильников, выпроводила его из комнаты.Они вышли в пропахший сыростью коридор. Ренилл едва заметил этот запах, потому что в воздухе закружились крылатые тени, и страх вспыхнул с новой силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49