Их с нею никогда не знакомили, но порой ей удавалось издалека мельком увидеть их: это были осанистые люди в темных плащах, и от самого их облика веяло решимостью. Лишь однажды она узнала одного из них: это был чародей Чес Килмо, присутствовавший на том собрании Избранных, которое посетила и сама Верран. Конечно, ничего удивительного не было в том, что мужа посещают его коллеги по ордену Избранных, но почему они делают это столь скрытно, часто — глубокой ночью? И почему Фал-Грижни уединяется с ними на долгие часы, засиживаясь иногда до рассвета?
Верран безуспешно пыталась придумать происходящему какое-нибудь объяснение. Но ее муж, как правило терпеливо относившийся к проявлениям ее любопытства, на эти расспросы отвечать отказывался категорически. Он сухо пояснял ей, что речь на таких встречах идет о внутренних делах общества, которые не могут представлять для нее ни малейшего интереса. А когда ей вздумывалось настаивать, муж просто-напросто прерывал беседу.
И вдобавок депеши. Они прибывали по ночам, и доставляли их слуги в масках, дожидавшиеся только устного ответа и немедленно после этого убиравшиеся восвояси. Верран ни разу не удалось просмотреть ни одну из этих депеш, потому что Фал-Грижни по прочтении незамедлительно предавал их огню. И отказывался обсуждать с нею их содержание.
И вдобавок частые необъяснимые отлучки Грижни из дому. Как правило, он исчезал не более чем на пару часов, но так было только вначале. В последние дни отлучался он чаще — и задерживался на долгое время. Однажды он покинул дворец в полночь, а вернулся на следующий день ближе к вечеру. Отказался хоть как-то объяснить это и решительно пресек дальнейшие расспросы.
Что-то происходило. Верран не знала, что именно, но подозревала, что речь идет о деятельности немаловажной и очень опасной. Но что бы это ни было, Фал-Грижни категорически не хотел вовлекать ее в свои планы, не хотел даже посвящать ее в них. Но, с другой стороны, разве не такова же была его всегдашняя политика по отношению к жене? Он запретил ей покидать дворец, а сам ни о чем не рассказывал. Это несправедливо, решила Верран. Но, с другой стороны, несправедливы и ее собственные упреки. Муж старается оберечь ее — только и всего; если бы речь шла о чем-нибудь законном, он наверняка ввел бы ее в курс дела. Взял же он ее с собой на собрание Избранных, одобряет же он ее стремление читать и учиться, да что там, развитие ее интеллекта, несомненно, радует его. И если сейчас он утаивает от нее информацию, значит, он поступает так в ее собственных интересах. Но тайна, которой было окутано происходящее, лишь раззадоривала ее любопытство, и она преисполнилась решимости докопаться до всего самой. Или по меньшей мере попробовать докопаться. Так размышляла Верран в ожидании прихода Бренна Уэйт-Базефа.
Она не видела его и не слышала о нем с тех пор, как состоялся их неприятный разговор на Солнечном плоту. Тогда она была уверена, что ей никогда больше не захочется с ним увидеться. Но сейчас Фал-Грижни вручил ей какие-то документы, которые следовало передать Уэйт-Базефу, и молодой маг должен был явиться за ними во дворец Грижни. Грижни вызвали по одному из бессчетных и безымянных поводов, вот он и поручил это дело жене. Конечно, она могла, в свою очередь, препоручить это кому-нибудь из слуг, чтобы избежать вполне возможного неприятного объяснения, но она уже несколько недель не выходила из дворца и сейчас была рада любому гостю. Более того, создавшаяся ситуация интриговала ее. Если ее муж решил вручить Уэйт-Базефу что-то из сокровищ собственной библиотеки, значит, отношения между двумя чародеями носят дружественный характер. А ведь Бренн при последней встрече с нею пылал по отношению к Фал-Грижни лютой ненавистью. Теперь же что-то заставило его забыть о недавней вражде. Но что именно? А впрочем, стоит ли ломать над этим голову? Бренн такой сумасброд, подобной метаморфозе может найтись тысяча объяснений. Ясно только одно. Раз Бренн ходит теперь в союзниках у Грижни, то и самой Верран следует с ним помириться. И эта перспектива ее радовала.
Она решила принять его в своей лучшей гостиной. Всего раз или два с тех пор, как она вышла замуж и переехала сюда, Верран принимала гостей именно здесь. Сейчас она уселась в похожее на трон кресло, положив на маленький столик документы и книги, которые ей предстояло передать. На ней было просторное дорогое платье, которое почти полностью скрадывало ее беременность. На пороге появился слуга-мутант и на свой лад доложил о прибытии гостя. Верран кивнула, и в гостиную вошел Бренн Уэйт-Баэеф.
Улыбка замерла на губах у Верран, и она с трудом удержалась от крика ужаса. Бренн выглядел чудовищно — настолько чудовищно, что этому могло найтись одно-единственное объяснение: он серьезно болен. Бренн страшно исхудал. Стройный молодой человек превратился в живой скелет. Испитое и усталое лицо было мертвенно-бледным. Темные глаза, некогда напоминавшие о герое поэмы «Занибуно», теперь глубоко запали и горели нездоровым огнем. Верран, умевшая читать мысли и настроения Бренна по выражению его лица, поняла, что молодой человек находится на грани отчаяния. И еще кое-что новое заметила она в нем: он затравленно озирался по сторонам.
— Здравствуй, Верран, — угрюмо произнес он. Ее тщательно приготовленная приветственная речь оказалась забытой начисто. Да и былая обида растаяла без следа.
— Здравствуй, Бренн. Я рада, что ты пришел, —неуверенно сказала она. — Не хочешь ли сесть? Он кивнул и устало опустился в кресло.
— Я распоряжусь подать вина.
— Нет. — Он покачал головой. — Мне ничего не нужно.
Наступило молчание; Верран мучительно подыскивала, что бы такое сказать. Раньше для нее никогда не составляло труда найти тему для разговора с Бренном, но ведь она его никогда и не видела в таком состоянии.
— Видишь ли, — в конце концов заговорила Верран. — Лорда Грижни неожиданно вызвали, и он не может с тобою встретиться. Он попросил меня проследить за тем, чтобы ты получил все, что тебе обещано. Надеюсь, в этих документах и рукописях найдется информация, которая поможет тебе в твоих исследованиях.
— Да, — равнодушно ответил он. — Книга Дрида Гардрида «Заметки о бесконечно подвижной кости». Магистр полагает, что это поможет мне при создании моих скелетообразных рабов.
— Да, я припоминаю. А твоя работа подвигается хорошо?
— Кажется, так, — все с тем же равнодушием ответил он. — В последнее время я мало над этим думаю.
— Так странно. Ты ведь горел таким энтузиазмом!
— Сейчас меня волнует другое.
— Ага, понятно. Но, надеюсь, ничего неприятного?
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Ну, мне не хочется быть навязчивой, но…
Верран смешалась.
— Ну а все же?
В его голосе послышались отзвуки былой горячности.
— Пожалуйста, не сердись. Ты неважно выглядишь.
— Я плохо сплю, только и всего.
— А мне кажется, что ты заболел, и это меня тревожит.
— А с какой стати тревожиться по этому поводу вам, леди Грижни?
— Разумеется, я тревожусь, — воскликнула она, забывая о том, что идет светская беседа. — Послушай, Бренн, мы с тобой поссорились, и от нашей последней встречи остался неприятный осадок, но мне бы хотелось покончить с этим раз и навсегда. Ты был и останешься одним из немногих людей в этом городе, до которых мне есть дело. И я хочу, чтобы мы остались друзьями. Если с тобой что-то не так, то позволь помочь тебе всем, чем могу.
— Спасибо, Верран. Я верю, что ты сказала это искренне. — Его переменчивое настроение вновь качнулось в другую сторону, и он заговорил с признательностью в усталом голосе: — Мне тоже хочется, чтобы мы с тобой оставались друзьями, потому что мои чувства к тебе по-прежнему… ладно, не стоит в это вдаваться. У меня и в самом деле неприятности, только ты бессильна помочь мне. Да и все бессильны.
— Вот тут ты как раз ошибаешься. Нет таких проблем, которые не поддаются решению. Скажи мне, что тебя тревожит? Даже если я не смогу помочь тебе, то наверняка это сумеет сделать лорд Грижни.
— Ха-ха-ха, Грижни! Если бы хоть на миг представила себе… Ладно, давай исходить из того, что Фал-Грижни последний человек на свете, способный мне помочь.
— Не понимаю, почему ты говоришь такое. Ты нравишься лорду Грижни, он к тебе хорошо относится. Он же дает тебе книги из своей библиотеки, не так ли? Он никогда бы не сделал этого, не уважай он тебя и не доверяй тебе.
— Он меня уважает? Он мне доверяет?
Слова, сказанные Верран, как это ни удивительно, ошарашили Бренна.
— Я в этом уверена. Если бы ты только знал, как он трясется над этими книгами и документами… да, впрочем, ты это знаешь. Ты чародей, ты член ордена Избранных точно так же, как сам Фал-Грижни. Ты любишь науку — и он тоже, и тебя подобно ему заботит будущее Ланти-Юма. У вас с ним и впрямь много общего. Так почему же ты думаешь, что он тебе не поможет? Ты должен сказать ему, что у тебя за неприятности, и он наверняка тебе поможет.
— Нет, не поможет. Ты ведь не знаешь… Я не могу…
Бренну, казалось, становилось все труднее и труднее говорить. Он уже задыхался и почему-то выглядел страшно испуганным.
— Поговорить с лордом Грижни гораздо проще, чем тебе это, возможно, кажется. Тот факт, что ты прибыл сюда сегодня, доказывает, что ты перестал его ненавидеть, и это меня чрезвычайно радует. Но я буду просто счастлива в тот день, когда вы с ним подружитесь по-настоящему. А пока этого еще не произошло, мы-то с тобой дружны, и значит, ты можешь быть со мной вполне откровенен. Скажи мне, что тебя тревожит, и наверняка от одного этого тебе полегчает. А потом, если хочешь, я сама поговорю с лордом Грижни и попрошу его помочь тебе. Он наверняка согласится, а ведь не так уж много проблем с которыми он не в силах справиться.
Она пристально посмотрела на Бренна. Губы ее были полураскрыты, а лицо светилось добротой и участием.
Затравленные глаза Бренна на мгновение закрылись.
— Ты великодушна. Ты всегда была великодушна. Но ты и понятия не имеешь о том, что случилось со мной… во что я ввязался…
— Так расскажи мне, и, может быть, я пойму.
Он глубоко вздохнул.
— Тебе кажется, будто ты меня знаешь, но вещи в своей глубине не всегда таковы, какими они выглядят на поверхности. Мне не хотелось бы, чтобы ты считала меня худшим человеком, чем я есть на самом деле, поэтому, пожалуйста, поверь, что мотивами я руководствовался самыми благородными.
— Руководствовался в чем?
— Не так давно я совершил страшную ошибку. Я ввязался в…
Приступ удушья прервал признание Бренна. Разинув рот, он задрожал всем телом, пальцы его вцепились в ручки кресла. Спина его прогнулась, а на лице появилась гримаса нестерпимой боли. Верран и сама смотрела на него какое-то время как загипнотизированная. Бренн застонал, но стон получился таким сдавленным, как будто в горло ему уперся железный кулак. Дыхание молодого человека стало совсем трудным, руки взметнулись к горлу. Еще какое-то мгновение он пытался заговорить, а затем сдался, всецело предавшись собственным мучениям.
Верран вскочила с места.
— Что это? — вскричала она.
Он ничего не ответил, да и не мог ответить. Глаза его были полны гнева, страха и какой-то неизъяснимой ненависти. Проследив за направлением его взгляда, Верран практически ничего не увидела. Разве что легкое облачко дыма, повисшее в воздухе возле его кресла. А больше ничего. Ничего, что могло бы объяснить его мучения. Она подбежала к колокольчику, резко позвонила, вернулась к Бренну. Кровь струилась у него из носа, а на губах выступила розовая пена. Он запрокинулся в кресле, он сейчас уже не столько сидел в нем, сколько лежал, а хриплые звуки, доносящиеся у него изо рта, были просто-напросто страшны.
Верран опустилась возле него на колени.
— Бренн, сейчас придут слуги. Мы позовем врача, он скоро явится. А до тех пор сами как-нибудь постараемся облегчить твою боль. У лорда Грижни есть удивительные снадобья…
Бренн все еще не мог говорить, однако здесь он покачал головой.
— Непременно прими, тебе это нужно…
Спазм медленно проходил. Железная хватка у него на горле разжалась.
— Никаких лекарств, — с трудом прошептал Бренн. — И никакого врача.
Он откинулся в кресле, закрыл глаза.
— Но ты так болен…
— Это сейчас пройдет.
— Хотелось бы мне быть в этом уверенной.
— Да уж, будь уверена. Такого рода приступы бывают у меня часто. И, как правило, они быстро проходят.
— И с каких пор у тебя эти приступы?
— Недавно. И началось это для меня совершенно неожиданно.
Открыв глаза, он виновато улыбнулся ей.
В дверях появились двое мутантов. Верран жестом отослала их, однако уйти им почему-то не захотелось. Они принялись переминаться с ноги на ногу, стоя на пороге, их красноватые глазки неуверенно бегали по комнате, их ноздри раздувались, — одним словом, все выглядело так, будто что-то их раздражает. Верран повторила свой жест с большей категоричностью — и мутанты нехотя удалились. Тихое шипение свидетельствовало о том, что они чем-то недовольны.
Бренн принял в кресле нормальное положение. Вид у него был еще более изможденный, чем раньше, но общее состояние несомненно улучшилось.
— Я ухожу.
— Да что ты! Ты еще слишком слаб.
— Не тревожься, Верран. В этом нет ни малейшей необходимости.
— А мне кажется, что есть. Что-то с тобой не так, совсем не так, и мне хочется помочь тебе. Только позволь мне…
— Если ты и впрямь хочешь помочь мне, то пообещай одну вещь.
— Какую же?
— Пообещай никому ничего не рассказывать.
— Но лорду Грижни наверняка…
— Никому, поняла? Ты мне обещаешь?
— Но мне бы хотелось разубедить тебя… — Он так насупился, что она поспешила добавить: — Ну, хорошо, хорошо, если уж тебе этого действительно хочется. Я тебе обещаю.
Он с явным облегчением кивнул, затем не без труда поднялся на ноги.
— Не надо бы тебе уходить в таком виде, Бренн. — Он промолчал, и Верран продолжала: — А если уж тебе и впрямь надо, ты хотя бы возьми один из наших домбулисов. Кто-нибудь из слуг отвезет тебя.
— Нет. Спасибо. Да это и не нужно. Пожалуйста, не провожай меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46