«Из Ульфа, — подумал Валледж, — получится превосходный генерал-губернатор. Для этого у него как раз необходимое сочетание предусмотрительности и безжалостности. И нетрудно будет подыскать ему соответствующую должность где-нибудь на небольшом и далеком острове в Ледяном море. Сейчас, однако, надо было задуматься над более насущными проблемами — и вот, кстати, на подходе одна из них».
По Саунтеру шел Бренн Уэйт-Базеф. Одет он был небрежно, да и сам, судя по всему, пребывал в великом волнении. Он поднялся на террасу к Глесс-Валледжу, с которым заранее договорился о встрече.
Валледж сердечно поздоровался с молодым человеком. Бренн, усевшись на место, поглядел на чародея взглядом, в котором можно было прочесть и почтение, и удивление. Он понятия не имел о том, с какой стати вдруг понадобился знаменитому Глесс-Валледжу.
— Я пригласил вас сегодня, чтобы обсудить вопрос о вашем приеме в орден Избранных.
— Я даже не знал, ваша светлость, о том, что вы в курсе дела.
— Да, я в курсе. Я вынужденно присутствовал при том, как отклонили вашу кандидатуру, что мне кажется и ошибкой, и несправедливостью.
— Несправедливостью?
Судя по внезапному блеску в глазах у Бренна, Глесс-Валледж затронул больное место.
— Когда молодому человеку с вашими дарованиями и перспективами отказывают в приеме в орден Избранных, это конечно же несправедливо. Крайне несправедливо.
Бренн с напускным равнодушием пожал плечами.
— Вы великодушны, ваша светлость. Что же касается моего провала, то, полагаю, положение со временем изменится.
— Возможно. — Валледж сочувственно улыбнулся. — Но, судя по всему, у вас есть высокопоставленные недоброжелатели. Магистр ордена Фал-Грижни вас не жалует.
— Надеюсь, мне удастся убедить его в своих достоинствах.
Молодой человек был бессилен скрыть истинные чувства. Он рассуждал о своем провале с деланным безразличием, но было видно, что он глубоко страдает.
— Беспристрастный судья оценил бы вас по достоинству уже давным-давно, кандидат Уэйт-Базеф. Меня так и подмывает усомниться в беспристрастии магистра.
— Мы с Фал-Грижни не дружим. Я знаю, что он испытывает против меня глубокое предубеждение. Строго говоря…
Но тут Бренн понял, что невольно выдает свои подлинные чувства, и замолчал. Замолчал — и пристально уставился на своего собеседника.
— Строго говоря, что? — попробовал было подбить его на дальнейшую откровенность Валледж, однако безуспешно. — А вам никогда не приходило в голову, что человек, способный испытывать личное предубеждение, не вполне подходит на роль магистра ордена? Фал-Грижни, конечно, великий ученый, и я никогда не скажу по этому поводу ничего другого. Но должность магистра обязывает обладать и другими качествами, помимо искусства в рамках Познания.
— Я с вами согласен. Возможно, когда-нибудь у Избранных появится магистр, лишенный эксцентричности и злонравия. А пока этого не произошло, мне остается надеяться только на то, что Грижни смягчит свое отношение ко мне.
— Гранит можно смягчить скорее, чем Фал-Грижни. И если вы решили дожидаться этого, то ждать вам придется вечно. К счастью, существует и другая дорога.
Бренн не мог скрыть любопытства. Глаза выдавали его, а попытки замаскировать свои чувства оставались смехотворными.
Валледж сделал добрый глоток вина, полюбовался лодками на глади канала, втайне порадовался собственному всемогуществу. В конце концов он соизволил пояснить свою мысль:
— Существует возможность принять вас в орден Избранных вопреки воле господина магистра. Если один из членов высшего Совета выступит вашим рекомендателем, а по меньшей мере половина собрания поддержит вашу кандидатуру, то противодействие со стороны Грижни будет преодолено.
— Мне это известно. Но разве кто-нибудь из членов высшего Совета осмелится противостоять Фал-Грижни?
— Это не исключено. Но, конечно, такой член Совета должен не сомневаться в абсолютной лояльности и поддержке со стороны своего протеже.
— Позвольте мне переспросить вас, ваша светлость. Вы собираетесь выступить моим рекомендателем?
— Я? Нет. С учетом всех обстоятельств, мне представляется более целесообразным, чтобы вашим официальным рекомендателем выступил Ледж Ром-Юзайн. Совершенно не обязательно оповещать весь мир о том, с кем чародей Бренн Уэйт-Базеф дружит на самом деле!
Вскоре после этого разговор закончился, и Бренн отправился восвояси. Какое-то время Глесс-Валледж еще посидел на солнышке, испытывая вполне уместное в сложившейся ситуации чувство удовлетворения. И его красивое лицо искрилось при этом такой доброжелательностью, что случайные прохожие невольно улыбались ему в ответ. Кое-кто даже выкрикивал ему слова приветствия, потому что большинство лантийцев не сомневалось: для чародея Саксас Глесс-Валледж был просто замечательным человеком.
События, разыгравшиеся в ближайшие несколько недель, никак не могли улучшить настроение Фал-Грижни. Герцог Повон завершил свои переговоры с келдхаром из Гард-Ламмиса, и крепость Вейно была на законных основаниях отдана в залог иностранному государству. Вскоре после этого гарнизон, присланный из Гард-Ламмиса, занял крепость. Дружественные отношения между двумя городами-государствами подсказали келдхару мысль о том, что в портах Ланти-Юма с торговых судов Гард-Ламмиса не должны взиматься положенные сборы. Уже выставив собственный гарнизон в крепости Вейно, келдхар потребовал от герцога Повона подобного жеста доброй воли практически на ультимативных условиях. И герцог согласился.
Противостоял ему сейчас один только Фал-Грижни. Он уже объявил о своем отказе платить налоги на недвижимость, находящуюся на острове Победа Неса. Теперь же Грижни отказался платить налоги и на остальную недвижимость Избранных, независимо от ее местонахождения. Вдобавок к этому, магистр объявил, что впредь Избранные снимают с себя заботу об очистке городских каналов методом Познания, равно как и заботу о целости деревянных портовых сооружений в связи с опасностью, исходящей от различных морских червей.
Герцог Повон гневно отказал магистру в очередной аудиенции, в ответ на что Грижни по собственному почину собрал лантийскую знать и потребовал, чтобы она поддержала его в конфликте с герцогом. На взгляд Грижни, именно комбинация сил городской аристократии и ордена Избранных смогла бы оказать давление, достаточное для того, чтобы сломить волю герцога. С простым народом Ланти-Юма он, однако же, советоваться не собирался. Более того, такая мысль не приходила ему в голову.
На неизмеримо более низком уровне амбиции магистра оказались задетыми в результате приема в орден Избранных кандидата Бренна Уэйт-Базефа, официальным рекомендателем которого выступил чародей Ледж Ром-Юзайн. Впрочем, будучи занят государственными делами, Фал-Грижни практически не уделил внимания вопросу о приеме Уэйт-Базефа. Однажды вечером он в разговоре с женой упомянул об этом факте, как о чем-то чрезвычайно незначительном, не догадываясь о личном значении, которое это событие имело для нее.
Глава 7
Летом пришла пора Водных Игр и Фестиваля. Этот праздник, самый популярный в Ланти-Юме и наиболее характерный для этого города, длился пять дней, на протяжении которых каналы были переполнены всевозможными плавательными средствами, со всех сторон звучала музыка, молодые люди круглыми сутками плясали и пели на борту гигантской баржи, которая стояла на якоре посередине лагуны Парниса. И все эти пять дней проходили состязания, включая гонки на лодках, состязания пловцов и ныряльщиков, водную акробатику, подводную борьбу, командные заплывы, соревнования Людей-Цветов, смертельно опасные огненные дуэли на водах и многое другое.
Верран посетила игры в обществе Нида. Конечно, она предпочла бы прибыть сюда с мужем, но его никакими силами нельзя было вытащить на публичные состязания, в ходе которых зрелище людских толп со всей неизбежностью оскорбило бы его чувства. Кроме того, уже несколько недель Фал-Грижни занимался эзотерическим исследованием, цель и предназначение которого он категорически отказывался обсуждать, и в результате выходил из своей лаборатории только затем, чтобы поесть и поспать. Верран подозревала даже, что и эти нечастые его появления имеют место исключительно затем, чтобы угодить ей, потому что предоставленный самому себе Фал-Грижни мог длительное время обходиться без пищи и сна, черпая свежие силы исключительно в Познании.
Верран было интересно, чем же он все-таки так занят. Несколько раз она останавливалась у входа в лабораторию, так и не осмеливаясь постучаться. Но из-за двери до нее в этих случаях доносились странные голоса — явно нечеловеческого происхождения и на диво мелодичные. Возможно, это было напевом, а возможно, и на диво ритмизованным разговором. Голосов было несколько, не то четыре, не то пять, и басовитые тона самого Грижни резко отличались от них. Однажды Верран расхрабрилась настолько, что притворила дверь и заглянула в лабораторию, однако ее дерзость не принесла никаких результатов. Верран встретила чрезвычайно интенсивная и потому неестественная тьма, которую она уже успела — и даже слишком хорошо — запомнить. Она сталкивалась с точно такой же тьмой в дворцовых подземельях. Именно из этой тьмы и доносились до ее слуха мелодические голоса. Верран быстро вышла, закрыла за собой дверь и удалилась так и не спросив мужа о том, что все это значит. Так или иначе, таинственные обладатели мелодических голосов всецело завладели вниманием Фал-Грижни.
И вот Верран на пару с Нидом оказалась в толпе веселящихся и побуждающих веселиться друг дружку и постаралась извлечь из этого максимальное удовольствие. Она купила у уличного торговца чашки для Нида и для других мутантов, она просадила кучу денег, играя в зеленый восьмиугольник, она купила бумажный пакет жареных орешков, она понаблюдала за тем, как Нид сожрал все орешки и большую часть пакета, она довольно успешно поиграла на лодочном тотализаторе, она от души посмеялась над нелепыми ужимками клоунов, казавшихся в своих широких и просторных одеждах особенно неуклюжими на воде.
Уже сильно за полдень Верран с Нидом отправились на домбулисе на Солнечный плот — гигантское плавучее сооружение, расписанное самыми яркими красками. Именно отсюда толпы лантийцев следили за борьбой пузырей.
Борьба пузырей издавна слыла более чем безопасным занятием. Несколько соревнующихся вставали на легкие надувные плоты, именуемые пузырями, и принимались осыпать «вражеские» суденышки заостренными стержнями, чтобы проткнуть их, выпустить из них воздух и заставить тем самым противника прыгнуть в воду. Последнего, кто оставался на плоту к моменту окончания состязания, объявляли победителем. Так было раньше. Но в правление нынешнего герцога на смену безобидным стерженькам пришли остроконечные дротики и поражать ими начали не только плоты, но и тела соперников.
Нид сумел подыскать отличное место на самом краю плота, отсюда было прекрасно видно все состязание. Но Верран вскоре поняла, что это зрелище ей не нравится. Кое-кто из борцов вышел на турнир, вооружившись особенно острыми дротиками, и соревнование переросло в кровопролитие. Верран поспешила отвернуться. Уж лучше наблюдать за лицами зрителей. И вскоре она высмотрела в толпе знакомый профиль. Это был Бренн Уэйт-Базеф.
Верран вспомнила их последнюю злосчастную встречу и подумала о том, стоит ли ей подойти к молодому человеку. Он ее вроде бы еще не заметил — так не лучше ли и ей самой скрыться от греха подальше? «Да нет, что за глупости, — подумала она. — Убегать от Бренна Уэйт-Базефа было бы сущим ребячеством». Она помахала рукой, привлекая к себе его внимание, потом намеренно посмотрела ему прямо в глаза. Бренн явно удивился, более того, ему стало не по себе. На мгновение он, казалось, заколебался, не обратиться ли в бегство самому. Верран с улыбкой подозвала его к себе. Молодой человек подошел к ней, однако на улыбку не ответил.
«Как молодо он выглядит, — удивленно подумала она. — Просто мальчик!»
И сердечно с ним поздоровалась.
— Добрый вечер, леди Грижни, — сухо ответил он.
Возникла неприятная пауза. Верран гадала, что бы такое сказать. Бренн был одет в черный плащ с двуглавым драконом, и это не укрылось от ее внимания.
— Значит, ты стал чародеем, Бренн! Мои поздравления. Я знаю, сколько это для тебя значит.
— Ваша милость чрезвычайно любезны.
— Значит, ты добился всего, чего хотел? Я хочу сказать, теперь ты входишь в орден Избранных.
— Я учусь, я экспериментирую, я надеюсь добиться большего.
— Значит, ты доволен жизнью?
— Мудрость приносит удовлетворение; по меньшей мере хочется на это надеяться. Но со стороны вашей милости очень любезно осведомиться об этом.
— А ты не можешь, Бренн, называть меня просто по имени? Мы с тобой в конце концов не впервые видим друг друга.
— Вот как? Но я впервые вижу леди Грижни, супругу магистра высшего Совета.
— Надеюсь, мы с тобой обойдемся без взаимных попреков.
— На твоем месте я бы тоже на это надеялся.
— Ты по-прежнему сердишься на меня. Но мы не должны становиться врагами. Тебе самому этого наверняка не хочется!
— Вот уж не думал, что мои желания имеют хоть какое-нибудь значение для вашей милости. — Бренн наконец дал волю своему темпераменту. Голос его стал громче, глаза гневно запылали. — Мне пришлось прийти к выводу о том, что мои желания не имеют для тебя никакого значения. И произошло это в от день, когда ты позволила продать себя в брак без любви, когда пошла замуж за старого развратника!
Нид предостерегающе зашипел, и Верран поспешила успокоить его. Но эта заминка дала ей возможность справиться с собственным раздражением. И когда она заговорила, голос ее прозвучал спокойно:
— Тебя неправильно осведомили, Бренн. Никто меня не продавал. Лорда Грижни нельзя назвать ни стариком, ни развратником. Он хороший человек, более того, он великий человек. И в моем браке не отсутствует любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46