Диктор сообщал число раненых и говорил о том, что разъяренные болельщики затоптали ногами пятилетнего малыша и не заметили этого в пылу драки. – Это одно и то же – ядерная кнопка и драка на стадионе! Вопрос только в масштабе…
Роберто широко раскрыл глаза и поблескивал синими белками, переводя взгляд то на графа, то на экран. Потом он шумно вздохнул и начал обвинительную речь против графа Хуана Сантоса Родригеса.
– Слышал я такие разговоры, много раз слышал! И что удивительно, говорят умные люди! А я не могу этого понять! И если честно, Хуан, мне всегда кажется, что эти люди говорят не то, что думают! Они хитрят, эти умные ребята, хитрят с другими и сами с собой. Я думаю, им хотелось бы выглядеть кем-то вроде мученика времен первых христиан. Им вырывают ногти – а они с любовью взирают на своих мучителей! Но ведь есть жизнь, есть реальность, в которой все мы, люди неплохие, незлые, разумные, так или иначе вынуждены драться. Кто-то больше, кто-то меньше! И это – единственная правда. – Роберто передохнул. – А все эти разговоры о том, что надо подставить вторую щеку, когда тебя бьют по первой, кончаются сразу, когда действительно начинают бить, и отдают настоящим ханжеством! Вот они все какие насильники кругом! А вот я – добрый! Никого не бью, не обижаю! Это блеф!
Граф заинтересованно слушал Роберто. Это был первый раз, когда майор Кастельянос выступил против точки зрения графа, выступил открыто, решительно, с полным сознанием собственной правоты.
– Я ничего не имею против тебя, Хуан, или тебя, Луиси! Я не говорю, что вы ханжи, не нужно понимать так! – спохватился Роберто. – Но предложите тогда разумную альтернативу! Пять лет я жил под одним небом с Хуанито, который, кстати, до сих пор процветает. Это садист в кресле диктатора! Нет сегодня в этой несчастной стране человека, который бы не боялся. Люди боятся всего, а Хуанито продолжает сеять смерть и страх вместе с кучкой подонков, которых он поставил во главе армии. Что с ним делать, что, я спрашиваю вас! Подставлять щеки? Но уже нечего подставлять. Народ захлебывается в собственной крови, а этот ублюдок покупает виллы в Майами, выписывает из Парижа дорогих проституток… Да зачем ходить за примерами так далеко! Неужели мы должны сейчас отдать под суд Луиси за то, что он поразбивал головы этим недоноскам? Если бы я мог, я посадил бы их в клетку на главной площади! Я чуть не блевал под конец беседы с этим Адамом. Вылитый Хуанито, только попроще и поглупее. Неужели Луиси должен был позволить им поймать Люси и держать ее как заложницу! Или разрешить им измываться над собой? Тысячу раз нет! Их надо давить, как тараканов, давить беспощадно, чтобы они не гадили, не отравляли жизнь людям, потому что они не люди, а ядовитые насекомые!
Майор распалился. Он стоял на ногах и топтал пол в гостиной, показывая, как именно надо давить.
– Это убийцы, вы понимаете! Карахо, это же настоящие убийцы! Какие уговоры помогут, если они способны поднять руку на Люси, на ребенка, прелестнее которого нельзя себе представить! Давить, как тараканов! – крикнул майор и гневно окинул взглядом своих оппонентов. Ни Луис, ни граф не нашли слов, чтобы возразить майору.
Городской телефон мелодично зазвенел, и граф снял трубку.
– Это тебя, Роберто! – обратился он к еще не остывшему от спора майору и передал трубку.
– Да-да, я сейчас выезжаю! Вы нашли Гидо? Он увел наш «джип» на карнавал, проклятый толстяк. Он сейчас приедет? Сюда? Хорошо! – Майор бросил трубку и обиженно воскликнул: – У этого мэра просто нюх! Когда объявляют мобилизацию национальной гвардии, он ухитряется достать меня из-под земли. Они там паникуют. Мэр кричит, что плотина дала течь. Эта плотина все время дает течь, но это еще не значит, что всех надо поднимать на ноги, черт бы побрал этих паникеров! Кудахчут, как курицы, как будто это первый дождь в Ринкон Иносенте. А мне как раз нечем заняться и нужно непременно вывозить бездельников, которые веселятся в «Кабаньяс дель Соль»1. Их, оказывается, затапливает! Сидели бы спокойно, карахо! К утру вода уйдет! – ворчал майор, оставаясь на своем месте, пока с улицы не донеслось рычание мотора.
– Ну вот, Гидо приехал. Я пошел! Не сердитесь, я на вас тут накричал. Нервы! Все эти дни не спал, а этот красавчик мне еще ногой по роже! – Майор никак не мог простить Луису обиду.
– Захвати с собой! – остановил его Луис, который перелил «дайкири» из кувшина в высокий квадратный бумажный стакан.
– Это мысль! – Майор благодарно похлопал Луиса по плечу. – Толстяк перевернет машину от радости! Да, кстати, если мой «форд» будет уплывать, привяжи его, Луиси. Я шучу! Спокойной ночи! – Майор, ступая мягко, как кот, стал спускаться вниз по ступенькам.


* * *

– Но каков наш майор! Настоящий государственный деятель! Не будь он так ленив и сладострастен, он уже стал бы президентом! Крепкий парень!
– Он не мог быть другим, Луиси! Он хочет быть добрым, но у него не всегда получается. Помнишь, я рассказывал тебе об отце? Если хочешь, в его судьбе я вижу пример того, как человек может противостоять насилию.
– Да, но он погиб, Хуан! Погиб в расцвете сил! – горячо возразил Луис.
– Но это не самое важное, Луиси! Конечно, это страшно, но это не главное. Он понимал, на что идет, и тем не менее шел по этой дороге. И я понимаю его. Ему было уже шестьдесят два года, он был еще здоровым и мог прожить лет двадцать и вылечить еще сотни людей. Но то, что он сделал, спасло жизнь десятков тысяч. Восемь тонн героина было конфисковано в первые две недели! Достойный итог жизни! Знаешь, в Риме к нему отнеслись по-разному. Многие пожимали плечами и осуждали.
– Бесспорно, он был прав! Но можем ли мы требовать или надеяться, что кто-то будет жертвовать собой! Я говорю банальность, и все же мученики – это единицы, а обычные люди – все остальные.
– Этого нельзя требовать! – перебил Луиса граф. – Просто есть порода людей, которые не могут по-другому.
Они созданы, устроены так. Это добрые люди, Луиси! Если люди вокруг будут жить на этой планете через триста – четыреста лет, они все будут добрыми! Но боюсь, это невозможно. Люди сегодня – как плохо воспитанные дети. Они нашли спички и забавляются, поджигают все, что видят вокруг собственного дома. Рано или поздно дом загорятся, а тушить пожар дети не умеют! Меня расстроил Роберто. Он не понимает, что не может быть права давить или миловать. Это право завоевывают, крадут, покупают. Его добиваются люди, как правило, недобрые, ценой жестоких интриг. Это одно из трагических противоречий мира, которое решал Иисус. Но не решил. Добрые люди беззащитны. А ступив на путь насилия, уничтожив врага, добрый человек меняется. Это неправда, что он уподобляется тому, кто сеет зло, нет. Но, вынужденный убивать, он не может остаться тем, кем он был. Его мир рвется на части! Он погружается в пучину страха и уже не живет, а доживает. Стать над насилием можно, только уничтожив в самом себе любой намек на желание поднять руку на кого-то, будь то человек или животное. Так учил меня отец…
Луис возбужденно встал с кресла и прошелся по комнате.
– Ведь не все, как твой отец! Что делать с бандитами? Я повторяю вопрос Роберто. Если их не давить, они расплодятся и в тысячи раз умножат заключенное в них зло! Я много раз хотел спросить тебя, Хуан. Как ты научился жить, не ущемляя никого в этом тесном мире? Ты никогда не наказываешь и не ругаешь Люси. Но она слушается тебя! Все тебя слушаются…
– Далеко не все! И слава богу, что это так. Ты рисуешь мой силуэт в слишком розовых тонах. Ты романтик, Луиси, а жизнь не так празднична и прелестна, какой ты умеешь ее видеть. Я не умею жить так, как ты говоришь. Я хочу жить так и стараюсь помогать всем, кому могу. Вот и все. Никакой тайны! Хочешь, я расскажу тебе одну легенду? Может быть, она объяснит тебе что-то.
Луис кивнул в ответ.
– Много лет назад школы кун-фу были в глубоком подполье. Японцы безжалостно расправлялись с ними, и однажды была разгромлена одна знаменитая школа. Многих ее учеников убили, часть пала в бою, защищая Учителя, а сам он скрылся в лесах. Он бродил по лесам, питался дикими фруктами, и единственное, что у него осталось, была дорогая и хорошая одежда. Однажды в лесу он встретился с группой молодых охотников из соседней деревни. Их снарядили крестьяне, чтобы найти и убить тигра-людоеда, который наводил ужас на окрестные села. Охотники увидели Учителя, догнали его и потребовали, чтобы он отдал им свою одежду. «Ты старый, ты скоро умрешь, зачем тебе такая хорошая одежда! Возьми лучше нашу!» – со смехом кричали они. Учитель не стал спорить. Он отдал свое платье и переоделся в лохмотья одного из охотников. Когда охотники уходили, они стали издеваться над Учителем. Они бросали в Учителя комья грязи и плевали в его сторону. Учитель молча снес все это и ушел.
Вскоре охотники услышали рев тигра. Они бросились туда, откуда доносился рев, и когда прибежали, увидели старика в лохмотьях, который сидел на спине мертвого тигра и вытирал с лица пот. Старик обернулся к ним, и они в ужасе узнали в нем Учителя. Он убил зверя голыми руками.
«Пощади нас, дорогой господин!» – взмолились охотники. Один из них снял с себя одежду Учителя и с поклоном вернул ему. Но Учитель не взял одежду и пошел прочь. Охотники бежали за ним и уговаривали простить их. Тогда Учитель улыбнулся и сказал, что он дарит им эту одежду, потому что они смелые охотники и достойны носить эту красивую одежду. Они ползли за Учителем на коленях и умоляли простить их. Учитель остановился и сказал:
«Мне не за что прощать вас! Вы отняли у слабого то, что он имел, – но так делают все люди! Сейчас вы боитесь меня и думаете, что я буду мстить, но этого не будет! Я никогда не убивал людей. Вы свободны и можете возвращаться домой и ничего не бояться. Я опасен только для убийцы! Не важно, кто убийца, – человек или тигр! Но вы не убийцы. Вы благородные молодые люди – вы не убили меня, а только взяли мою одежду».
Слова Учителя прожгли им сердца. И самый старший из них сказал: «Мы будем идти за вами, благородный господин, и до последнего вздоха служить вам!» Учитель посмотрел им в глаза, улыбнулся и произнес: «Если вы пойдете за мной, я научу вас быть такими же могущественными, как этот зверь, но оставаться людьми!»
– Так согласно легенде началась наша Школа, – закончил граф. – Знаешь, что говорим мы всем, кто приходит в Школу, детям и взрослым? Мы говорим, что никогда в жизни им не придется использовать удары, которым их научат, иначе как в соревновании с братьями по Школе. Обычный человек беззащитен, как цыпленок, если на него нападает мастер кун-фу. Самое страшное, что может совершить наш брат, – это поднять руку на беззащитного. Это подлость, это несмываемый позор для Школы…
Иногда я люблю думать о том, что однажды человечество найдет простой способ наказывать убийц, настоящих убийц, тех, кто убивает сознательно и с наслаждением. Их будут привозить на один остров и изолировать от остального мира, от мира людей. И пусть они мучают и терзают друг друга, убивают друг друга, поедают друг друга! Делают что угодно, без какой-либо защиты друг от друга! Это самое главное, Луиси! Ничто не будет защищать убийцу от другого убийцы! Я убежден, если будет создана такая форма изоляции, преступность исчезнет в считанные десятилетия. Убийцы могут существовать лишь потому, что в мире есть множество людей незащищенных. Я говорю сейчас о патологических формах насилия. А что касается агрессивности человека вообще, то здесь все настолько сложно, что едва ли сегодня кто-нибудь возьмется предсказывать, научимся ли мы строить свою жизнь на началах добра и разума. Очевидным для меня остается одно: человек, который в детстве с удовольствием топил слепых котят, может, став взрослым, с удовольствием послать миллионы людей на смерть. И ни он сам, ни другие не будут считать его убийцей! И пока дети будут топить котят, подростки избивать стариков, родители будут угнетать родных детей и расшвыривать в стороны чужих, чтобы все-таки вытолкнуть своего детеныша на хорошее, по их понятиям, место. И эта цепь насилия неизбежно ведет к концу…
– Роберто и ты, Луиси, спрашиваете меня об альтернативе. Я не знаю альтернативы! Две тысячи лет люди говорят, что любовь к Христу и к ближнему спасет мир! Две тысячи лет мы учимся любить друг друга – и с каждым новым шагом вперед люди убивают людей все в больших количествах, все более жестоко и изощренно! Мы хотим научиться любить, но учимся убивать! Половина придуманных нами машин предназначена, чтобы убивать нас же! Кто, скажи мне, кто, Луиси, найдет дорогу в этом хаосе! – Граф окончил фразу на высокой, пронзительной ноте и замолчал. Белоснежная с розовым масса «дайкири» растаяла в его бокале и превратилась в желтовато-мутную жидкость. Луис свой «дайкири» выпил.
– Послушай, Хуан, – нерешительно начал Луис. – Раз уж у нас получился такой неожиданный вечер, я хочу тебя о чем-то спросить! – легко и весело продолжил он. – Недавно я натолкнулся в библиотеке на подшивку журналов из Гон-Конга и нашел для себя много интересного. Эти журналы у меня дома. Если хочешь, я дам их тебе посмотреть. Пойми меня правильно, Хуан! Я не пытался проверить или, скажем мягче, сравнить то, что узнал от тебя, с информацией прессы. Просто у меня осталось такое чувство, что ты не рассказал мне чего-то. Чувство какой-то незавершенности. Оно жило во мне несколько месяцев после твоего рассказа об отце и о том, как ты покинул Таиланд сразу после его смерти. Словом, я прочитал эти журналы и узнал что-то новое! Ты догадываешься, о чем я говорю сейчас, не правда ли? Я вспомнил об этом в связи с мудрой фразой майора Кастельяноса, что пацифисты меняют свои взгляды, как только их как следует ударят, хотя бы по одной щеке. Но шутки в сторону! Что ты с ним сделал? Каким образом тебе удалось свести с ума закоренелого мерзавца, которым, по характеристикам газет, был этот человек? Там написано, что он был садист, убийца по призванию, убивавший людей своими руками. Это действительно так?
– Это так, Луиси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45