– Любить никому не возбраняется. Другое дело – не всем дается.
– А этого – Монферея – ты любила?
– Анри? Я? Слушай, ты глупеешь на глазах.
– Это от счастья.
– Приятно слышать. Но хорошо бы обозначить границы. Любить дебила – тяжкий труд.
– Пожалуй. Я постараюсь остановиться. А… он тебя?
– Ты не остановишься.
– Но зачем-то же вы женились?
– Я – потому что сил больше не стало терпеть.
– Терпеть? Лемех стал относиться к тебе иначе?
– Нет. Все было по-прежнему.
– Тогда что же приходилось терпеть: виллу в Сен-Тропе, яхту…
– Лодку…
– Что, прости?
– Лодку, милый. В тех кругах говорят «лодка», даже если речь идет о яхте класса Manguste с вертолетной площадкой. У Лени, как ты понимаешь, именно такая.
– Значит, лодка с вертолетной площадкой осточертела тебе настолько, что ты бросилась в объятия своего графа.
– Он маркиз.
– Тем более. Или лодка у него оказалась получше?
– Ты ерничаешь от зависти?
– От ревности, неужели не ясно?
– Тогда можешь успокоиться. Что же касается того, что сил не стало терпеть… Попробую объяснить. Хотя, знаешь, это трудно сформулировать. Оно воспринимается где-то на уровне подсознания, накапливается и становится невыносимым. Своего рода критическая масса.
Так вот, наши, те, которые не просто богатые, а очень-очень… сопоставимо с мировой элитой, все равно бесконечно далеки от нее. Понимаешь?
Для них – я имею в виду не мелких клерков, присосавшихся к русским капиталам, и авантюристов из числа разорившихся аристократов – настоящих западных магнатов, потомственных, как правило, – наши фанфароны всего лишь забавные зверушки, временно разбогатевшие и потому выглянувшие из своих таежных берлог.
Сколько бы миллионов ни просаживали в Монте-Карло, чьи бы лодки и виллы ни перекупали, все равно мы им – не ровня.
И никогда – или еще очень долго – не станем.
Дикари, резвящиеся возле своего костра, – забавно, не более.
Потому – нигде не приняты, и светские – по-настоящему светские, с коронованными особами и голливудскими звездами – приемы для нас закрыты.
Не думаю, что наиболее толковые из наших – продвинутые, как сейчас говорят – этого не понимают. И не испытывают некой ущербности или по крайней мере разочарования.
Карабкались, карабкались к сияющим вершинам капитализма, доползли, содрав в кровь конечности – свои и чужие. А оказалось, что там, на сияющем Олимпе, можно рассчитывать только на клетку в зоопарке, иными словами – тебя, великого и ужасного, воспринимают как забавного зверька, не более.
Обидно.
Разочарованные соотечественники сочинили «наш ответ Чемберлену» – изобрели собственную тактику отдыха на самых престижных курортах, по большей части на Лазурном берегу. Некоторые, правда, последнее время предпочитают Сардинию.
Суть тактики сродни онанизму – тихо сам с собою.
То есть не тихо, конечно, но сами с собою.
Большим русским табором высаживаются в облюбованном местечке. Скупают или арендуют виллы, лодки, машины, вертолеты, оккупируют отели. Все, разумеется, самое лучшее, а главное – дорогое.
Впрочем, лягушатники держат ухо востро.
Высаживается русский десант – цены улетают в поднебесье. Наших, разумеется, этим не остановишь.
Начинается безудержное веселье – череда оглушительных party a la russ вечеринка в русском стиле (фр.)

.
Форма и стиль вечеринки зависят исключительно от фантазии и вкуса хозяев, но поскольку истоки того и другого у всех, как правило, одни – совкововые, – мероприятия удручающе однообразны.
Бородинский хлеб и бочки соленых огурцов, доставленные самолетом из Москвы. Блины, горы икры, которую, естественно, полагается есть ложками.
Цыгане, хор имени Пятницкого, плясуны от Моисеева, ансамбль «Березка», солисты Большого, дрессированные медведи – прилетевшие вместе с огурцами.
Кто-то предлагает гостям переодеться в полотняные сарафаны, шаровары и лапти, кто-то, напротив, устраивает толстовские балы, добывая наряды в костюмерных «Мосфильма».
Мировой бомонд развлекается неподалеку, сообразно собственным представлениям о том, comme il faut как надо (фр.)

.
Не без любопытства наблюдает за этим убожеством и искренне потешается.
"Деточка, – спросила меня однажды, в ту пору, когда я уже была женой Анри, пожилая матрона, из числа lа dame de la haute societe дам высшего света (фр.)

, – отчего русские мужчины возят с собой жен и проституток вместе?"
Я не нашлась что ответить. А это, надо сказать, действительно так. Львиную долю наших десантов составляют представительницы древнейшей профессии, при том, что многие мужчинки действительно везут с собой жен и даже детей.
Публика вообще очень неоднородная: социальная эклектика – еще одна особенность русских тусовок.
Серьезные предприниматели и финансисты в компании более чем сомнительных личностей, известных бандитов, воров в законе, сутенеров и прочей швали – причем на равных. Одним сплоченным кланом.
Однако хватит. На эту тему я могу рассуждать еще долго – но, думаю, сказанного достаточно, чтобы ты понял, отчего терпение мое лопнуло. Унижение, пожалуй, было самым тяжелым испытанием. Презрение, неуловимо сквозящее в дежурных улыбках и угодливых речах обслуги: горничных, портье, официантов.
Поначалу спасалась бегством. Французским – ты знаешь – я владею неплохо. Стала уединяться при каждом удобном случае. Гулять вдоль моря. Взяла машину напрокат – хотя, разумеется, Лемех арендовал целый гараж – и стала на скромном Renault объезжать окрестности.
В одиночестве завтракала и обедала в отелях, где нет наших.
Так, собственно, и познакомилась с Анри.
За завтраком.
Он прислал мне розу.
– «В бокале золотого, как солнце, аи?»
– Нет. Но с визитной карточкой, там значилось столько de, что на все едва хватило места. Мне стало интересно. По крайней мере какое-то разнообразие. И главное – никаких дрессированных медведей. У него был открытый Aston, замок в Иере и старенькая мама, которая происходила из семейства de Pari, иными словами, состояла в прямом родстве с Бурбонами, королевской династией, низведенной всеми французскими революциями до титула графов de Pari. И главное – в сущности, ему не было до меня никакого дела, то есть до моей души. Никакой нравственной археологии. Приятное времяпрепровождение, безграничное – на самом деле! – уважение, искреннее восхищение внешностью и прочими достоинствами, хороший секс, не слишком обременительная система взаимных обязательств. Вот и все.
– Прекрасно. Но жениться – в таком шоколаде – зачем?
– По-моему, он решил, что для разнообразия это будет полезно. До меня он был женат трижды или четырежды – никак не могла этого усвоить. Со всеми женами поддерживал прекрасные отношения. К тому же – прости за нескромность – некоторое время он был действительно влюблен.
– А ты?
– По-моему, мы уже говорили об этом, Я увидела способ избавиться от дрессированных медведей.
– И немножко утереть нос их поклонникам.
– Уел. Ну – Бог с тобой! – не без этого.
– А чем же провинился Анри?
– Ничем. Союз просто изжил себя. Увлечение прошло, влюбленность миновала. К тому же его окружение, тот самый высший-высший свет тоже оказался не без изъянов. Привыкнуть к ним, кстати, оказалось, сложнее, чем к дрессированным медведями.
Да и не было такой необходимости.
– Любопытно.
– Ничего любопытного. Ну, к примеру, вечером он мог преподнести мне гарнитур от «Cartier» стоимостью четверть миллиона. Просто так, потому что прислали новый каталог и гарнитур показался ему заслуживающим внимания. А на следующий день после обеда – прочитать длинную нотацию по поводу слишком больших чаевых, которые, по его мнению, я оставила в ресторане. Слушай, честное слово, про это рассказывать скучно – про медведей и то веселее Давай оставим.
– Давай. Но у меня еще один вопрос. Ближе к медведям.
– Ну, если ближе – валяй.
– Лемех, а вернее его несказанное благородство – этот дом и прочее…
– Можешь не продолжать. Эта версия – полностью мое творение.
– Версия?
– Да. И кстати, теперь, милый, мы наконец можем поговорить о том, что сейчас действительно важно. Все эти дрессированные медведи и титулованные виноделы – чепуха. Главное – твоя нынешняя ситуация и то, как из нее выкарабкиваться.
– Спасибо. Но при чем здесь версия?
– Терпение, дружок. Все началось в тот момент, когда наши отношения с Лемехом были уже завершены, с Анри же, напротив, в самом разгаре.
Так вот, в это беззаботное житие вдруг ворвалось нечто, чему по определению не было там места. А вернее – некто.
Сначала – телефонный звонок, и приятный, вежливый мужской голос с просьбой о встрече. Он говорил по-русски, и я было решила, что это Лемех окончательно пришел в себя и начинает действовать. Естественно, не питая дружеских побуждений.
Потому не слишком вежливо поинтересовалась: зачем нам встречаться? По какому такому поводу? И кто он, собственно, такой?
По-моему, он даже извинился за то, что не представился сразу, а когда представился – я, честно говоря, откровенно струхнула.
На самом деле повода для страха или даже легкого волнения не было по определению. Я была женой крупного предпринимателя, принадлежавшего к одному из самых влиятельных семейных кланов Франции. Брат Анри занимал министерский пост, дядюшка заседал в парламенте, родная сестра по сей день считается одним из самых известных адвокатов. Словом, за моей спиной была не стена – цитадель, бастион. К тому же я не совершала ничего противоправного ни в России, ни тем более во Франции.
Но – гены!
Страх, без сомнения, был генетическим.
А незнакомец, как ты уже, понял, представился сотрудником ФСБ.
Мы встретились в баре отеля, который он назвал, небольшого и довольно скромного. Человек оказался совсем не таким, каким – в рамках сложившегося стереотипа – я представляла. Настолько не таким, что, оказавшись в полупустом баре, я долго озиралась в поисках мужчины, назначившего встречу. И не нашла никого похожего. Решив, что он опаздывает, уселась за столик, заказала кофе и приготовилась к ожиданию.
Когда болтливый француз, непринужденно трепавшийся с барменом у стойки о достоинствах спортивных автомобилей, захватив свой аперитив, непринужденно приблизился к моему столику с традиционным вопросом, не буду ли я возражать… я, как ты понимаешь, довольно решительно ответила, что буду.
Тогда он перешел на русский: «А мне казалось, мы договорились о встрече».
Разговор был долгим.
Ведомство, которое он представлял, всерьез взялось за семейство Лемехов, а вернее – за историю тихого угасания одного из совзагранбанков, одновременно с рождением и стремительным ростом семейного бизнеса.
Лемех-старший в ту пору нежил старые косточки на Гибралтаре, возглавляя одно из зарубежных отделений банка.
Откровенно говоря, я мало чем могла быть полезна нежданному визитеру. Не потому, что намеревалась что-то скрывать, просто ничего не знала о делах Леонида.
Надо сказать, приезжий не давил, не уличал, правда, дотошно выспрашивал какие-то мелочи, возможно, для него важные. И в какой-то момент заговорил об отце. Кстати… Папа умер. Ты знаешь?
– Нет. Прости. И прими… Как это обычно говорится…
– Не надо, как обычно. Я сказала об этом совсем не ради соболезнований. Чтобы ты понял: упоминание отца в связи со всеми лемеховскими аферами меня даже не возмутило – ужасно обидело. Слишком хорошо знала позицию папы, помнила наш с ним давний разговор, как раз в канун рождения «Лемех-банка». Настолько обидело, что не смогла сдержать слез, начала эмоционально что-то лепетать.
И тогда он аккуратно – не ласково, знаешь, по-мужски, – по-дружески, успокаивающе положил ладонь поверх моей руки.
"Успокойтесь, Елизавета Аркадьевна. Ваш отец был кристально честным человеком и сделал многое, чтобы предотвратить это преступление. К сожалению – не смог. Слишком высоко сидели покровители Лемехов и собственно партнеры. Ситуация изменилась только теперь. А вернее – только начинает меняться. Потому, собственно, я здесь. И не я один. И не только здесь.
Жаль, Аркадий Анисимович до этого времени не дожил".
Вот, собственно, и вся беседа. Мы простились и больше не виделись никогда. Правда, говорили. Но об этом позже.
Дальнейшее известно мне только по тому, что обрывками попадало в прессу: слухи, намеки, предположения. Ситуация, похоже, действительно начала меняться, но не слишком радикально. Возможно, так и планировалось, возможно, торможение оказалось вынужденным.
Но как бы там ни было. Лемех, как тебе известно, остался в бизнесе и даже некоторым образом на плаву, однако львиная доля капиталов как-то тихо и почти незаметно была утрачена. То ли перекочевала на прежнее место – в государеву казну. То ли вложена туда, куда было указано. Словом, он заметно потерял в весе. Финансовом, разумеется. И влияние, как я понимаю, тоже изрядно поубавилось.
Тем более странным стал для меня звонок одного из его адвокатов. В то время я уже рассталась с Анри, вернулась в Москву, жила с мамой в старой родительской квартире и интенсивно подыскивала работу. И вдруг звонок, и предложение принять в качестве подарка этот дом и двести пятьдесят тысяч долларов на счету одного из российских банков. Сформулировал он, правда, как-то иначе – сухо, на своем кондовом юридическом наречии. Но по сути – так.
«С какой стати, – спрашиваю, – такая неслыханная щедрость?»
Мэтр понес было что-то про благородство Леонида, но эти трели очень мало походили на правду. Пришлось оборвать.
Бедняга помялся-помялся, но – делать нечего – выложил все как есть.
Кем-то – кем именно, уточнять не стал, однако, понятное дело, теми, кто вправе диктовать такие условия, – было решено, что этот дом и еще некоторая недвижимость, а также изрядная денежная сумма… как бы это сказать? – превышают тот минимум, что дозволено было иметь господину Лемеху.
И встала дилемма. Либо инициируется процедура конфискации, со всеми предварительными этапами – судами и прочим. Либо господин Лемех по собственному усмотрению и доброй воле передает на безвозмездной основе указанное имущество и средства общественным организациям, благотворительным фондам, частным лицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36