— И как долго ваше превосходительство были президентом?
— Ровно семь минут, господа…
Установилась тишина.
— После этого, — продолжал маршал упавшим голосом, — мне начали вставлять палки в колеса враги президента, а когда новая революция триумфально победила, даже хотели убить меня. Пришлось среди ночи вскакивать с постели и с одним только клавиром бежать из страны. Зато народ до сих пор с благодарностью вспоминает мое короткое правление. Путеводители упоминают мой дом среди других достопримечательностей Гондураса, его посещают туристы. Что мне еще сказать? Два года назад один скульптор собирался изваять мою конную статую, но, к сожалению, несчастья в этой стране приняли такие угрожающие размеры, что осуществление замысла пришлось отложить. Судите сами, господа: перед вами подлинная история моей жизни… Дальше меня ожидала судьба изгнанного президента. Я стал директором железнодорожной станции в Египте, затем переписчиком нот в Тунисе и, наконец, получил работу в Марокко, в казино. Я руководил игрой в рулетку.
— Крупье?! — изумился мистер Вильке.
— Вы угадали, — кивнул головой маршал. — Но какое это имеет значение, если человек в изгнании. Я жил в «Мамунии», а когда казино разорилось, меня выгнали оттуда. Таким образом, негде было даже голову приклонить. Коридорный разрешил мне временно поселиться в багажной комнате, в большом удобном чемодане. — Толстый организатор часто закивал головой, и маршал Подвинец продолжал: — Там видел я горькие сны своего изгнания. Если какой-нибудь постоялец уезжал на несколько дней, но оставлял за собой номер, мне разрешалось спать в нем на узком диване. Я мог даже бриться, когда меня вынуждала к этому не в меру разросшаяся борода. Так я попал в комнату капитана Дюрье, где вы и нашли меня, высокоуважаемый мистер Вильке. Остальное расскажет господин капитан…
— Прежде всего, наверное, надо признаться в том, что никакой я не капитан, — начал Дюрье, — и, если вас это интересует, даже не Дюрье.
— Однако кем вы были до того, как поступили сюда, в легион?
Дюрье долго молчал. Затем низко опустил голову и застенчиво сказал:
— Дамским парикмахером… В Сахаре…
— Настоящее имя господина Дюрье — Феликс Броммель, — вмешался маршал, — в молодые годы он служил в одном английском аристократическом семействе. Брил старого лорда. Так еще почти ребенком Феликс попал в Марокко. Но его лишили квалификации из-за применения краски для волос собственного изобретения.
— «Люкс-колор», — пробормотал Феликс.
— Средство требовало еще некоторого совершенствования, — продолжал маршал, — но нетерпеливый изобретатель применил его раньше времени. Случилась беда. Одна светловолосая дама решила выкраситься в каштановый цвет, но стала темно-зеленой. Я ее видел… Это было ужасно! Я поддерживал Броммеля, когда он стал знахарем. Ему приходилось брить и завивать тайком, по ночам, по сниженным ценам. Ведь его лишили квалификации. Затем я устроил Феликса подсадным игроком в казино. За двадцать франков он должен был каждый вечер приходить в дорогом костюме в заведение и выигрывать невероятные суммы, чтобы повысить интерес к игре у клиентов. Броммелю надо было с зашитыми карманами прокутить сотни тысяч за ночь. Когда вы, уважаемый мистер Вильке, нашли меня в комнате капитана Дюрье, которого я, к сожалению, никогда не видел, но с удовольствием использовал именно его номер, так как этот господин курит превосходные сигары… Знаете, такие… м-м-м… конусообразной формы, очень крепкие, называются «Эрна». Мне кажется, он заказывает их в Сербии… Так вот, господин Вильке, оказав мне честь своим превосходным предложением, поставил непременное условие: привлечь к делу капитана Дюрье, которого я не знал. Что было делать? Я не мог упустить такой шанс. Пришлось обратиться к Феликсу. После моих долгих уговоров он согласился сыграть роль капитана Дюрье.
Снова наступила тишина.
Мистер Вильке вопросительно посмотрел на Польхона. «Лейтенант» тыльной стороной ладони то и дело поглаживал свою рыжую бороду и курил трубку.
— Я не такой ученый, как те господа, что говорили до меня. Поэтому опущу всякую дребедень. Я был матросом, и все тут. Служил на китобое. Шабаш. Один раз так отколотил мачтой боцмана, что тот до сих пор трясется и заикается. Амба! Меня вычеркнули из бортового журнала. Что было делать? Поступил сюда клоуном. А сейчас пусть первый бросит в меня камень тот, кто не боится, что я ему тут же пасть порву!
Едкий табачный дым удушливо клубился в тесной палатке. Все смотрели на Рено. Тихий, миловидный офицер в замешательстве теребил большую медаль. Как оказалось позже, она давала право бесплатного повторного посещения цирка на Пикадилли…
— А вы, господин старший лейтенант, — повернулся к Рено мистер Вильке, — кем вы были на гражданке?
— Невестой, — ответил тот и густо покраснел. На маршале звякнули все ордена, а Польхон выронил трубку изо рта. Рено был женщиной.
— Я назвалась офицером только для того, чтобы иметь отдельную палатку.
— Но зачем вы это сделали? — удивился мистер Вильке.
— Я не могу сообщить подробности… — ответила девушка и разрыдалась. Был подходящий момент. О, сколько раз до этого ей хотелось поплакать, но было нельзя. Как плохо быть мужчиной! Ведь он никогда не должен плакать. Особенно офицер пехоты в Сахаре!
— Я поссорилась со своим женихом. Он взялся за опасное дело. Сейчас я понимаю, что жених был прав, но я все-таки женщина, и для меня его жизнь дороже чувства долга. Мне казалось, что, если я пригрожу разрывом, он откажется от своей затеи. Я вернула кольцо… Боже, какая я несчастная! Поэтому я пришла в легион. Мне удалось купить свидетельство… я тоже хотела страдать, как и он, я тоже умру в этой пустыне…
— Что же делать, — сказал мистер Вильке, — после всего, что мы услышали?
— Мне кажется, — подумав, сказал Феликс Дюрье, — барышне следует помириться со своим женихом.
— Здесь нужен не совет, — сказал Польхон, — а помощь со стороны.
Как ответ на его слова послышался далекий автомобильный гудок.
2
Герр Штрудль набросил на Динделя покрывало, пробормотал что-то на своем непонятном венском наречии, затем привязал торбу с овсом и зажег фонарики на коляске. Все это он проделал уверенно и неторопливо, и Сахара на несколько минут показалась стоянкой такси.
— Мы в беде, господин Штрудль, — подошел к извозчику сэр Йолланд.
— Это я вижу… Да… Не делай ставок — не заработаешь мигрень.
— Ваша правда. Вы мудрый человек. Я еще раньше это подметил. Поэтому и спрашиваю вас, как умного человека, каково ваше мнение?
— Тогда я скажу, раз герр граф оказывает мне такую честь. Это не первый случай в моей жизни. Барон Радель, когда ехал в Бург на скачки, всегда спрашивал моего мнения. Если выигрывал, давал пятьдесят крейцеров (это были тогда большие деньги!), хлопал меня по плечу и говорил: «О, вы умный человек, герр Штрудль!» — Извозчик вздохнул. — Да, где те золотые денечки… Мое мнение… хм… Это нетрудно. Тот господин с бородой, что едет впереди всех, напоминает мне о детстве. Маленьким мальчиком я любил смотреть, как по Випплентьерштрассе маршируют солдаты на учения в Ваграм. За ними всегда следовал оркестр и играл марш. Так вот, перед оркестром шел тамбурмажор с великолепной царской бородой и подымал палку с золотыми кистями. Наш маршал скорее тамбурмажор, чем настоящий солдат.
Герр Штрудль даже не подозревал, насколько его слова близки к истине.
— Да, но… что бы вы делали, дорогой… дорогой… господин Штрудль… м-м-м… на моем месте?
— Я бы не курил эти дорогие сигары в пустыне. Если они закончатся, купить еще вы здесь не сможете, а сразу бросить курить будет трудно.
— В ваших словах есть доля истины. Но я имел в виду другое. Что бы вы сделали сейчас, когда, узнали, что мы заблудились?
— То же, что и в Вене, если я не знаю какой-то улицы. Я спросил бы водителя, который хорошо знает район. Мне кажется, тот человек, что едет впереди нас, наверное, неплохо ориентируется в пустыне.
— Возможно. Но это негодяй: ему заплатили, чтобы он… работал против меня.
— Так предложите ему, герр граф, куш побольше, и он станет работать на вас. Завидя на стоянке хорошего конюха, я предлагаю ему на двадцать крейцеров больше, чем он получает сейчас, и парень переходит ко мне. Извозчики называют это «зацапать конюха». Тпру, Диндель, стой спокойно!.. Что за упрямая скотина!
Герр Штрудль быстро распутал поводья и пошел пешком рядом с коляской: Динделю, Бог его знает почему, захотелось немного погулять во время кормежки.
Граф с удивлением смотрел на извозчика. Хм… Умный малый этот Штрудль. В самом деле, гениальная мысль. И такая простая.
— А где сейчас может быть этот автомобилист?
— Он стоит там, — показал герр Штрудль кнутом, — не далеко отсюда. Машину трудно разглядеть: фары не горят. Вот бы ему попало, если бы мимо шел констебль! Диндель, тпру!.. Хей, стой, я тебе сказал! Вот тварь!
— Так этот русский стоит там?
— Да… Он всегда делает остановку на ночь тогда же, когда и мы. А рано утром, до зари, едет дальше. Вполне возможно, что этот человек замышляет что-то нехорошее.
— Вы бы не могли позвать его сюда?
— Warum denn nicht? Мне кажется, что парень только этого и ждет изо дня в день… Только вы, герр граф, посидите пока в коляске. Меня могут оштрафовать, если я оставлю ее без присмотра.
Толстый красный герр Штрудль гордой походкой отправился в пустыню. Кнут он взял с собой. «Его легче всего украсть», — так говаривал старый извозчик.
Не прошло и пяти минут, как вдали зажглись два луча и стали приближаться к лагерю. Автомобиль двигался медленно и осторожно, чтобы не наехать на валяющихся в беспорядке спящих солдат.
— Что ему надо? — вдруг спросила как из-под земли возникшая Анна.
— Я буду вести переговоры с этим господином. Нам не остается ничего другого. Если это грабитель, надо дать ему побольше денег. Мы заблудились, Анетта.
— Переговоры с… с… грабителем?!
— Нам нужен проводник.
Мистер Гуливер приближался. В своем неизменном комбинезоне, размахивая на ходу рукой с автомобильным шлемом. Около темного пятна головы тлела сигара. Внезапно в ее свете возник твердый, улыбающийся рот и два ряда здоровых белоснежных зубов.
— Добрый вечер, господин граф. Мое почтение, мисс Лорье.
Несколько секунд они молча стояли друг против друга. Герр Штрудль уселся на подножку, достал пенсне и стал читать газету в свете фонаря, висящего на коляске.
— Сэр, — начал граф Йолланд, — мне необходим проводник. Мне кажется, мы заблудились.
— Судя по придорожным столбам, это, безусловно, так.
На своей машине я проехал несколько километров вперед. Дальше вообще никаких столбов.
— Я не буду ходить вокруг да около, — заявил граф. — Скажу прямо, чего я хочу: назовите сумму, которую вам заплатили или должны заплатить из добычи за то, чтобы вы работали против меня. Я обещаю заплатить больше, если вы присоединитесь к нам.
Молодой человек задумался.
— Что вам обещали за ту красную папку с документами, которую граф всегда носит с собой? Вон она валяется рядом с ним на сиденьи! — агрессивно спросила девушка.
— Так мы все собрались здесь, чтобы интересоваться моими личными делами? Речь идет о том, что вы ищете проводника для вашего совместного каравана.
— Вы прекрасно знаете, что никакой он не совместный! Вы же сами привезли мои вещи после аварии! Не надейтесь очернить меня в глазах графа! Смешно! — фыркнула Анна и повернулась спиной. Молодой человек улыбнулся.
— Мне хотелось бы знать только одно, — заговорил граф Йолланд. — Вы все время следуете за мной и… хм… являетесь… м-м-м…
— Являетесь русским гангстером Соколовым, правой рукой разбойника Бискры! Ну, отвечайте же! — воскликнула девушка.
— Отвечаю. Я действительно являюсь русским гангстером Соколовым, правой рукой разбойника Бискры, и получу двадцать тысяч фунтов за ту папку, что валяется рядом с вами.
— Да не смешите людей! — воскликнула девушка. — Пусть ему Бискра заплатит эти двадцать тысяч фунтов. О таких деньгах и речи быть не может! Лучше мы вернемся назад. Всем кажется, что доверчивость и щедрость графа не знают границ! Хо-хо! Они ошибаются. Этому пора положить конец! — закончила она в ярости. Волосы у Анны растрепались, глаза метали огни, а тонкие розовые ноздри раздувались.
Граф был ошеломлен.
— Вы спросили — я ответил. Мне обещали двадцать тысяч, если я достану эту папку. Так как я все-таки профессиональный негодяй и никаких сантиментов ни к Бискре, ни к лорду Харлингтону не питаю, то, пожалуй, приму более, я подчеркиваю, более выгодное предложение.
— А где гарантия того, — спросил граф, — что вы действительно будете работать на меня? Не сердитесь, что задаю этот вопрос, но вы сами не отрицаете…
— О, ничего страшного, — с вежливым смешком ответил молодой человек. — Я не особо чувствительный. Что будет служить гарантией? Пожалуйста, вы можете посадить за моей спиной верного человека с заряженным револьвером. Если мы не найдем воду… или на вас будет совершено нападение… вы первым делом убьете меня. Я буду заложником. Но самая надежная гарантия, сэр, предложить мне больше, чем Бискра, вернее, Харлингтон.
— Хорошо. Будете ли вы удовлетворены, если я напишу долговое обязательство на двадцать пять тысяч фунтов? Оно вступит в силу, как только мы со своим отрядом достигнем земли Урунги в Судане.
— О, этого будет вполне достаточно. Таким образом, уничтожение вас и вашего легиона лишит меня двадцати пяти тысяч фунтов. Это лучшая гарантия того, что с вами ничего не случится. Ведь меня, сэр, в этой жизни ничего, кроме денег, не интересует.
— Я — раб формальностей, — ответил граф, — поэтому, если позволите, я сообщу о происшедших изменениях моим офицерам.
— Но я попросил бы вас не говорить правды о том, что касается моей особы, — попросил автомобилист.
— Что? — граф в замешательстве встал. — Уж не думаете ли вы, что я стану врать?
— Но у полководца могут быть секреты.
— Хм… да? Пожалуй, мне будет трудно что-нибудь выдумать. Это задача не для меня… хм… Давайте сделаем так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24