Енё Рейто
Невидимый Легион
Глава первая
1
Приходилось ли вам слышать о Невидимом Легионе? Нет? Тогда вы наверняка и не бывали в том африканском городе, в котором расположен гарнизон. А если и бывали, то обошли стороной злачные места, где желающие подраться и развлечься носильщики, безработные акробаты и веселые новобранцы убивают время и своих задиристых приятелей.
В подобных заведениях ничего не найдешь, кроме простых, неотесанных столов и таких же посетителей. Но только тут и можно узнать кое-что о Невидимом Легионе. Зайдем, к примеру, в пивную, прозванную «Кабачком Абдуллы». Здесь удается ненароком, если посчастливится, услышать кое-что о Невидимом Легионе. Посетителей обслуживает ефрейтор-датчанин Кверенс. За пять лет службы сей бравый воин приобрел гражданство и хроническую малярию, чуть позже отвел к алтарю шестидесятидвухлетнюю вдову владельца пивной и стал хозяином «Кабачка Абдуллы». Если он в хорошем настроении, и к тому же вы пришли в компании завсегдатаев заведения, а здесь не слишком откровенничают со случайными людьми, в ответ на уговоры старых боевых товарищей или почтенного карманного вора вам расскажут о Невидимом Легионе. Бришон, бывший рядовой, а ныне сторож в Марокко, глубокомысленно покачает головой и выпустит из ноздрей дым, пока Кверенс кратко введет вас в курс дела. Рассказчик, уставясь куда-то вдаль, будто нарисует в мареве пустыни расплывающиеся тени — марширующий легион призраков…
— Нда… Что бы ни говорили самодовольные люди, а Невидимый Легион существует. Я видел его собственными глазами…
— А правда, — спросит зашедший сюда новобранец, которого через несколько дней отправляют в пустыню, — а правда ли, что их возглавляет генерал без головы?
— На эту деталь я не обратил внимания, — ответит Кверенс, — но, вероятнее всего, так оно и есть. Легион движется с востока на запад уже пятьсот лет, всегда вдоль экватора. Они идут легким шагом, растянувшись на двадцать километров, а когда доходят до западной границы Сахары, до проклятой равнины Гхиди, колонна поворачивает обратно и движется к границе Египта.
Все слушают. На присутствующих рассказ действует угнетающе. Не такая это тема, чтобы вдохновить солдат. И без того надо выступать в поход, а тут сезон дождей, когда у вас. непривычно сжимает виски и ломит все кости. Хоть бы грянул первый адский ураган и смахнул к черту этот перепрелый зной, туманный желтый воздух! От изнуряющих южных ветров, будто вырвавшихся из раскаленной печи, лопаются барабанные перепонки, болит затылок. При каждом движении хрустят суставы и колет в боку. Именно в такое время таящаяся в человеке разрушительная ярость — «Если уже плохо, то пусть будет еще хуже» — вытаскивает на свет Божий истории о призраках. А разве найдется более необыкновенная, страшная и непостижимая история, чем тайна Невидимого Легиона?
Если вдруг в роте исчезает какой-нибудь особенно вредный сержант, то каждый солдат знает: его призвал в свои ряды Невидимый Легион. А происходит это так: ночью, но только в сухое время года, когда на небе сверкают молнии, а грома не слышно, к вредному сержанту является незнакомый солдат. Одет он в черную форму. Лицо белое как мел. Глаз нет, лишь пустые глазницы. Длинными желтыми пальцами он передает написанный на пергаменте приказ, в котором значится:
Такому-то сержанту такой-то роты немедленно отбыть по месту нового назначения в Невидимый Легион. Форма одежды — черная парадная. Оружие, личные вещи и сердце сдать курьеру. Время отбытия — полночь. Верховный главнокомандующий (подпись невидимая).
Сержант, загодя зная, о чем идет речь, без возражений передает саблю, меняет шинель и только ощущает легкий укол в груди, ибо с прежним френчем у него забирают и сердце, которое приросло к старой форме. Надевает черную шинель, предписанную уставом легиона. Больше сержанта ничего не держит среди живых, ничто не бьется в его теле, и он покидает крепость. Ворота сами собой распахиваются — и в ночной пустыне возникает в колонне по четыре призрачный легион!
Стоящий на валу часовой смотрит спокойно, будто ничего не видит. Наверное, заснул негодяй!.. Но нет, вот шелохнулся. Да неужели же он не видит, что в пустыне стоит колонна, хвост которой теряется где-то в лунном свете за горизонтом?
Впереди ее лейтенант. Голова у него все же есть, но это еще хуже. Он умер давно. На его лице остались лишь куски вяленого мяса, на черепе только несколько прядей, похожих на паклю, по-женски длинных волос, которые продолжают расти и в могиле. Глаза лейтенанта как шары: они не двигаются, ресницы не дрогнут. Вот он подносит ко рту свисток и дует в него. Звука нет, но колонна невидимых солдат четко выполняет команду — налево! Марш! И с солдатской покорностью отправляется в путь. Окоченевшие лошади, бездыханные всадники, безжизненные чучела пехотинцев.
Они идут безмолвно, равномерно и, должно быть, вечно…
2
Раньше о таком жестоком сержанте из далекого гарнизона говорили, что солдаты убили его и закопали. Но теперь-то известно, что это чепуха: на самом деле за ним приходил Невидимый Легион. Святая правда!
В существование легиона призраков не верят лишь те, кто никогда не покидал больших европейских городов. Во многом сходятся рассказы людей, которые не знают друг друга и живут в разных концах Африки, и все же слово в слово повторяют приведенные факты. Например, не вызывает разногласий то, что рекруты — призраки из Невидимого Легиона носят черные солнцезащитные очки.
Почему сапожник Поншон из порта Рабат утверждает это слово в слово с унтер-офицером полиции Рихеттем, который служит в оазисе Мурзак? Сходятся они и в том, что эти призраки носят в верхнем кармане френча одинаковые экспортные зеркальца, более того, у каждого из них есть собственный бритвенный прибор. Это делает пехотинцев в черном еще более призрачными, потому как если голова не является для солдат Невидимого Легиона необходимым предметом, то почему придается значение бритью? Без головы являться они могут, а небритыми нет? И почему солдаты потустороннего войска вместо вещмешков носят — непременно в правой руке — лаковые чемоданчики черного цвета?
Послушаем же Кверенса. Дело происходит в его прокуренной и пропахшей вином пивной. Хозяин говорит, а остальные слушают стоя, с картами в руках, позабыв даже об игре. Когда датчанин умолкает, дабы смочить глотку, посетители так напряженно ждут продолжения, что в кабачок проникают возгласы муэдзинов с минарета Мектубской мечети.
— Так случилось, — неторопливо вещает датчанин, — что мы патрулировали территорию на юге от Бени Аббеш, где тогда простиралась дикая пустыня. Были только старые, испытанные в боях солдаты, но возглавлял патруль молоденький лейтенант с детским лицом, совсем щенок. В голове у него еще прочно сидели свежеприобретенные знания из учебника по тактике. Итак, мы окружили карьер, расположенный у южного склона Атласских гор. Именно там укрылся Гум приблизительно с сотней туарегов, перебивших жителей оазиса. Прекрасный парень был наш сержант, он участвовал уже в двух походах по Сахаре, вот он и говорит тому мальчику: «Так не годится, мой командир… Вышлем вперед разведчиков, а у входа в ущелье оставим несколько человек с автоматами — иначе нам ударят в спину или окружат». Лейтенант лишь отругал сержанта. Даже если отряд окружит сотня оборванных арабов, вряд ли это может представлять опасность для хорошо обученных и вооруженных солдат французской армии! Сержант замолчал. Я уже сказал, он был прекрасный парень и не любил лишних разговоров, мы ничего не заподозрили, когда входили в этот каменный котел, пока не начали внезапно строчить автоматы. Десятерых они уложили на месте. Назад! Но из-за нависшего каменного выступа на нас полились автоматные очереди. Пробиться нельзя, погибли бы все люди. Бандиты окружили нас. Мы прикрывались, пока было возможно. Бедолага лейтенант со всеми своими знаниями уже лежал на руках храброго сержанта. Он был мертв. «Ну, ребята, — сказал сержант, — если вы не прочь, мы атакуем их! Сдается мне, настоящим мужчинам всегда хочется немного подраться перед смертью». Такой уж он был парень. Храбрый. Как все настоящие солдаты. Сержант достал саблю и крикнул самому себе: «Вперед!» Те, кто стоял за его спиной, также бросились в бой. Сержант — самый первый! А мы — за ним. Это был конец для всех. Мы вбежали в полосу огня и начали падать.
И вдруг раздался звук трубы. Чертовски странный, будто с того света, мелодичный, немного дребезжащий, но очень ясный звук. Трубач играл: «Тореадор, смелее в бой…» Мы застыли в недоумении. Но это не была галлюцинация. Отчетливо слышалось, как на какой-то странной трубе играют мелодию, знакомую всем по песням шарманщиков, а с двух сторон ущелья появились легионеры в черном со штыковыми винтовками. Пусть даже загадочная труба и послышалась нам, но уж стрельба-то была взаправдашной! Положение изменилось. Теперь туареги сами попали в ловушку и оказались между двух огней. Ура! Мы — вперед! Но туземцы уже не стреляют в нас, пытаются убежать от свалившегося с неба войска. На них наводят ужас солдаты в черном, подобные мертвецам. Я сам видел трубача, и клянусь вам моей лучшей субботней выручкой, у него была посеребренная труба, на которой он выводил: «Тореадор, смелее в бой!» Как они дрались! Я не шутник, и у вас была возможность узнать на собственной шкуре, какая у меня тяжелая рука. Но — эти! Они так орудовали штыками, будто прокладывали себе путь в зарослях терновника!
Те из туарегов, что остались живы, спрятались в скалах. Бой был закончен. Погибло немало прекрасных солдат, а уж арабов — не сосчитать. Мы ждали, что сейчас обнимем своих боевых товарищей, ведь как бы они странно ни выглядели, это были всего лишь легионеры.
Но что это? Покончив с нашими врагами, они не спустились со скал. Более того! Трубач заиграл отбой. То есть это я думаю, что отбой. Мы же знаем эту мелодию как песенку «Без женщин жить нельзя на свете, нет…».
Звуки медленно удалялись, затихали. Легионеры исчезли со скал. Хо-хо, сказали мы, так дело не пойдет! Нам хотелось пожать руки хоть некоторым из них. Мы начали карабкаться на скалы. Когда выбрались наверх, звуки странного отбоя еще слышались вдали, но легионеры уже удалялись красивым строем. Во главе колонны ехал офицер. Мулы, нагруженные оружием, автомобиль с красным крестом на боку, броневик с малокалиберным орудием, а в конце — фиакр. Да-да! Одноконный… Все было так, как я говорю. На козлах сидел кучер в цилиндре, кнут свисал рядом с автомобильной лампой, а кляча, запряженная в фиакр, бежала рысью. Так они и шли по Сахаре: впереди — рота солдат, а за ней — фиакр, в котором сидел офицер. Издали мы разглядели его фуражку. Мы буквально окаменели. Некоторые начали креститься. Тут офицер в фуражке повернулся. Оказалось, генерал! Он вышел из коляски. Извозчик приподнял цилиндр… и… клянусь, так оно все и было… указал рукой на счетчик таксомотора! Как будто он доставил сюда генерала, а теперь ожидает среди барханов нового клиента! Генерал что-то выкрикнул, но нельзя было расслышать, что именно, солдаты развернулись и нацелили оружие на нас. Мы поняли, что если двинемся вперед, они откроют огонь. Пришлось остановиться. Генерал направился… в пустыню. Перед ним — фиакр, рядом — броневик. Следом шла рота, мулы с оружием, машины. А Легион исчезал в красноватой дымке уходящего дня. Если бы тут же не лежали трупы наших друзей и туземцев, мы бы не поверили собственным глазам…
Посетители слушали как зачарованные. Стемнело, но лампу зажечь забыли.
— А мне, — вступил Бришон, — довелось столкнуться с ними совсем в другом месте, далеко на юге. Тогда я служил в Сахаре… Кверенс, дай-ка мне стаканчик красного… Только не чистого, смешай с чем-нибудь.
Датчанин распорядился:
— Семь унций красного, десять — рома.
— В то время, — начал неторопливо Бришон, между делом покуривая свою любимую трубку, — в Сахаре были расквартированы лучшие войска. Чтобы попасть туда, требовались ум, смелость, железное здоровье и минимум два года службы. Жалованье платили двойное — ведь приходилось месяцами шататься по пустыне. Когда на верблюдах, когда пешком, а привал — только после тридцати километров пути. У солдат были ярко-красные шинели, сабли на боку да шестизарядный револьвер. Карабин нам не полагался. Мы патрулировали западную часть Сахары. На караванный путь, что ведет в Тимбукту, нападали разные негодяи, их-то нам и надо было отстреливать. Мы начали преследовать главную банду (вся шайка состояла из нескольких мелких банд), но оказалось, что ее костяком было племя минимум в сто воинов. Это уже не пустяки… Так вот, в один прекрасный день один дряхлый сахарский доносчик дает знать: основная орда во главе с Ходолугу расположилась перевести дух в районе солончаков Гемла. Мы берем в поход воды на четыре дня, потому что перед Гемлой есть колодец, — и в путь. Командир подгоняет нас. Вскоре видим вдалеке над солончаками клубящиеся облака соляного пара, а рядом — две белые колонны у колодца. Вокруг — ни души. И самое страшное — воды тоже нет! Эти сволочи набросали в колодец каких-то железяк так, что до воды не добраться. Наверное, роте саперов и удалось бы вытащить всю эту гадость, но мы умели только драться с врагом! Черт их знает, откуда эти разбойники приволокли столько металлолома, но адская затея удалась. Тот старикан, что выдавал себя за доносчика, наверняка был сообщником Ходолугу… Говорю я тогда командиру: отряд дальше не пойдет; воды осталось на день. Он мне в ответ: «Заткнись!» Ну я и заткнулся.
Буквально по нескольку капель в день выделяли каждому, пока шли до оазиса Бангавелло. Уже на второй день несколько человек умерло, двое сошли с ума. Меня и сейчас дрожь пробирает, как вспомню… Блуждали по соленому болоту, тонкая корка соли трескалась под нами, если мы слезали с мулов. Соль разъедала до крови копыта верблюдов, пришлось пристрелить животных. Раскаленный ветер заставлял звенеть белую соль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24