А если вы действительно сосредоточите свое внимание на таком уровне, то сможете понимать мысли этого человека по едва заметным изменениям выражения лица. И это совершенно естественно.
– Для меня это звучит как телепатия, – признался я.
– А телепатия – абсолютно естественное явление, – со смехом сказала она.
Я снова взглянул на нашего соседа. На этот раз он не посмотрел в мою сторону.
– Вы бы лучше собрали всю свою энергию да поговорили с ним, – предложила Хулия. – А то упустите эту возможность.
Я сосредоточился и принялся наращивать энергию, пока не почувствовал себя сильнее, а потом спросил:
– Что же мне сказать ему?
– То, что есть. Только преподнесите истину в том виде, в каком он, по-вашему, признает ее таковой.
– Хорошо.
Отодвинув свой стул, я пошел к столику, за которым сидел этот человек. Казалось, он чего-то боится и нервничает – совсем как Пабло в тот вечер, когда я познакомился с ним. Я попробовал заглянуть в него поглубже, чтобы выяснить, что стоит за этой нервозностью. После этого мне показалось, что у него на лице появилось другое выражение, исполненное большей энергии.
– Хэлло, – обратился к нему я. – Вы, похоже, не местный житель. Хотелось бы надеяться, что вы мне поможете. Я разыскиваю своего друга, Уила Джеймса.
– Садитесь, пожалуйста. – Говорил он со скандинавским акцентом. – Я – профессор Эдмонд Коннор. – И он протянул мне руку. – Очень сожалею. Я не знаю вашего друга Уила.
Я представился и объяснил, что Уил ищет Девятое откровение – у меня было предчувствие, что для него это могло что-то значить.
– Я знаком с Манускриптом, – сказал профессор. – Я здесь для того, чтобы выяснить подлинность этого документа.
– Вы один?
– Я должен был встретиться здесь с профессором Добсоном. Но он пока не приехал. Непонятно, что могло его задержать. Профессор уверял, что, когда я приеду, он уже будет здесь.
– Вы знакомы с Добсоном?!
– Да. Именно он организовал освидетельствование Манускрипта.
– С ним все в порядке? Он приедет сюда? Коннор вопросительно посмотрел на меня:
– Он так планировал. Разве что-нибудь случилось?
Моя энергетическая заряженность упала. Я понял, что Коннор с Добсоном договорились о встрече до ареста последнего.
– Я познакомился с ним в самолете, когда летел в Перу, – объяснил я. – Его арестовали в Лиме. Я понятия не имею, что с ним случилось потом.
– Арестовали? Боже мой!
– Когда вы в последний раз говорили с ним?
– Несколько недель тому назад, но о времени нашей встречи в этой гостинице существовала твердая договоренность. Он сказал, что позвонит, если что-нибудь изменится.
– Вы не помните, почему он хотел встретиться с вами здесь, а не в Лиме?
– Профессор говорил, что поблизости есть какие-то развалины и что ему нужно побывать здесь еше для того, чтобы встретиться с одним ученым.
– А он не называл места, где должен был состояться разговор с этим ученым?
– Называл. Он говорил, что ему нужно в… э-э… Сан-Луис, мне кажется. А что?
– Да нет. Просто спросил.
Когда я произносил эти слова, одновременно случились две веши. Во-первых, я стал думать о Добсоне и представил, что мы снова встретились. Наша встреча произошла на дороге, вдоль которой росли гигантские деревья. Кроме того, бросив взгляд в окно, я, к своему изумлению, увидел, что по ступенькам веранды поднимается падре Санчес. У него был усталый вид, и он был весь в грязи. На стоянке в какой-то старой машине его дожидался другой священник.
– Кто это? – поинтересовался Коннор.
– Это падре Санчес! – воскликнул я, еле сдерживая радость.
Обернувшись, я поискал глазами Хулию, но за нашим столиком ее уже не было. Я поднялся, и как раз в это время в столовую вошел Санчес. Увидев меня, он резко остановился, и на лице у него выразилось полное изумление. Он подошел, и мы обнялись.
– Как вы, в порядке? – спросил падре.
– Да, нормально, – ответил я. – А что вы здесь делаете?
Несмотря на усталость, он слегка усмехнулся:
– Да вот, не знаю, куда еще податься. Сюда-то еле добрался. Сотни военных направляются в эту сторону.
– Что здесь нужно военным? – услышал я позади голос Коннора, который подошел к нам с Санчесом.
– Прошу прошения, – ответил Санчес, – но я не знаю, что у солдат на уме. Знаю лишь, что их очень много.
Я представил их друг другу и рассказал падре Санчесу о том положении, в котором оказался Коннор. Профессор, похоже, очень нервничал.
– Я должен уехать отсюда, – заявил он. – Но у меня нет водителя.
– Там, на улице, дожидается падре Пол, – сказал Санчес. – Он сейчас направляется в Лиму. Если хотите, можете ехать с ним.
– Конечно, хочу, – обрадовался Коннор.
– Постойте, а если они наткнутся на военных? – засомневался я.
– Не думаю, что они задержат падре Пола, – сказал Санчес. – Его не настолько хорошо знают.
В эту минуту в столовую вернулась Хулия и увидела Санчеса. Они нежно обнялись, и мне снова пришлось представлять Коннора. Пока я говорил, ученого, похоже, охватывал все больший страх, и лишь через несколько минут Санчес сказал ему, что падре Полу пора уезжать. Коннор ушел в номер за вещами и быстро вернулся. Попрощавшись с ним, я остался за столом, а Санчес с Хулией проводили профессора до машины. Мне нужно было подумать. Я понимал, что встреча с Коннором имеет какое-то значение, и то, что Санчес нашел нас именно здесь, тоже немаловажно, но мне никак было не осмыслить всего этого до конца.
Прошло немного времени, и в столовую вошла Хулия. Она села рядом.
– Я же говорила, что здесь должно произойти что-то важное, – сказала она. – Если бы мы не остановились здесь, то не встретили бы ни Санчеса, ни Коннора. Кстати, что вы узнали от него?
– Точно еше не могу сказать. А где падре Санчес?
– Он снял номер и лег отдохнуть. Он двое суток не спал.
Я отвернулся. Было понятно, что Санчес устал, но услышав, что к нему нельзя, я расстроился. Очень хотелось поговорить с ним и узнать, что произойдет с нами дальше и, особенно, что собираются делать военные. Я чувствовал себя не в своей тарелке и в глубине души хотел бежать вместе с Коннором.
Хулия почувствовала мое раздражение.
– Не надо переживать, – посоветовала она. – Успокойтесь и расскажите, что вы теперь думаете о Восьмом откровении.
Я посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться:
– Не знаю, с чего начать.
– О чем, по-вашему, говорится в Восьмом откровении?
Я стал вспоминать:
– О том, как относиться к другим людям – к детям и взрослым. О том, как давать определение ролевым установкам и преодолевать их, как сосредоточивать свое внимание на других таким образом, чтобы посылать им энергию.
– И?..
Я сосредоточился на ее лице и тут же понял, к чему она клонит:
– Если мы будем наблюдательны с собеседниками, то получим в результате ответы на свои самые насущные вопросы.
Хулия ослепительно улыбнулась.
– Ну как, уяснил я это откровение? – спросил я.
– Почти. – ответила она. – Но есть еще один момент. Вы узнали, как человек может поддержать другого. А теперь вам предстоит понять, что происходит с группой людей, когда все, кто в нее входит, знают, как происходит подобное общение.
Я вышел на веранду и опустился на один из стульев из гнутого металлического прута. Через несколько минут в дверях появилась Хулия и подсела ко мне. Мы неторопливо поужинали, изредка перекидываясь словами, а потом решили побыть еше немного на веранде и полюбоваться ночным небом. Прошло уже три часа с тех пор, как Санчес ушел к себе в номер, и во мне опять стало расти беспокойство. Когда священник неожиданно вышел из дома и присоединился к нам, я почувствовал облегчение.
– Вы что-нибудь слышали об Уиле? – спросил я.
Пока я задавал этот вопрос, падре подвинул стул так, чтобы сесть лицом к нам с Хулией. Я обратил внимание на то, как тщательно он установил стул на равное от каждого из нас расстояние.
– Да, – проговорил он наконец. – Слышад. Священник снова умолк и вроде бы о чем-то задумался, ПОЭТОМУ Я СПрОСИЛ:
– И что же вы слышали?
– Давайте, я расскажу все по порядку, – сказал он. – Отправляясь с падре Карлом обратно в миссию, мы думали застать там падре Себастьяна с военными. Мы ждали расследования. В миссии мы обнаружили, что Себастьян, оставив нам послание, неожиданно покинул ее вместе с военными за несколько часов до нашего прибытия.
Целый день мы провели в неведении, но вчера приехал падре Костус, с которым, как я понимаю, вы знакомы. Он сказал, что его направил ко мне Уил Джеймс. По всей видимости, Уил вспомнил название моей миссии, которое раньше называл в беседе с ним падре Карл, и интуиция подсказала ему, что нам понадобятся сведения падре Кос-туса. Падре решил примкнуть к сторонникам Манускрипта.
– А почему Себастьян так неожиданно покинул миссию? – спросил я.
– Кардинал собирается ускорить осуществление своих планов, – ответил Санчес. – Он узнал, что Костус решил раскрыть его намерение уничтожить Девятое откровение.
– Себастьян нашел последнее откровение?
– Еше нет, но кардинал на это рассчитывает. Он обнаружил еще один документ, в котором указано местонахождение Девятого откровения.
– И где предполагается его искать? – спросила Ху-лия.
– На Селестинских развалинах, – ответил Санчес.
– А где это? – не унимался я.
– Миль шестьдесят отсюда, – повернулась ко мне Ху-лия. – Там велись раскопки, причем этим занимались исключительно перуанские ученые, и все держалось в строжайшем секрете. При раскопках обнаружены остатки древних храмов: в нижнем слое – майя, а над ним – инков. По всей видимости, обе цивилизации считали, что этому месту присуще нечто особое.
Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно. Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое положение, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он действует очень продуманно. «Чем он, интересно, занят?» – подумал я, и как раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе смотрели на меня.
– Что такое? – в недоумении спросил я.
– Теперь ваша очередь говорить, – улыбнулся Санчес.
– Мы что, говорим по очереди? – спросил я.
– Нет, – вмешалась Хулия, – просто мы беседуем сознательно. Каждый говорит, когда к нему перемешается энергия. Сейчас мы видим, что она переместилась к вам.
Я не знал, что и сказать.
Санчес смотрел на меня с дружеским участием:
– Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову самая действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они почувствуют, что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут сконцентрировать энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной ясностью.
Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то другого, затем еше у кого-нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на том, о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь. Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании.
Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня:
– Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали?
Я попытался вспомнить.
– Я думал, – проговорил я наконец, – почему падре Санчес так пристально смотрит на того, кто говорит. Наверное, мне хотелось узнать, что это значит.
– Главное в этом, – начал объяснение Санчес, – вовремя высказаться и излить энергию, когда настанет очередь говорить кому-то другому.
– В группе многое может получаться не так, – вставила Хулия. – Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и высказывают ее вслух," потом им становится настолько хорошо благодаря всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить себе всю группу.
Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них вестями.Подобное происходит, когда кого-то из людей, входящих в эту группу, не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают в получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их мыслями.
Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил дыхание, чтобы заговорить.
– Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, – сказал он. – Когда мы недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него угрозу, для нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не нравится и что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем его энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что ни с того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким уверенным в себе, как минуту назад. И все из-за того, что мы истощили запас его энергии.
– Вот почему, – подхватила Хулия, – этот процесс так важен. В этом яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей скоростью.
– Но не нужно забывать, – добавил Санчес, – что в группе, где этим занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное: увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит, энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных и образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы единым телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вещает одна голова. Потом говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый знает, когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда более ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37