» Доктор Петрович только раз в жизни обманул военкома, когда в сорок пер
вом клялся, что кончил десять классов. «Между прочим, в воздушно-десантны
х войсках замечательно кормят. В военное время там гораздо сытней, чем в п
ехоте. Очень рекомендую». Как будто не знал, что женщины паролем «для меня
» больно жалят за отказы, но смертельно Ц за догадки. Хотя и продолжают ул
ыбаться.
Ну, забыл так забыл. Все не удержишь в памяти. Даже докторской.
Ц Не предлагала? Ц задумался Коля. Ц А почему жужжит как осиха ужаленн
ая? Ц В данный момент в представлении Коли осихи особенно ядовиты в ужал
енном виде, если так можно выразиться. Ц Ну что? Ц напомнил он. Ц Трезвы
й пьяному не товарищ. Долго я за тебя буду мучиться?
Налитый спиртом стакан оказался под носом у доктора Рыжикова.
Ц Я же контуженый, Ц почувствовал он тошноту.
Ц А я? Ц осадил его Коля. Ц Когда тебе дают под зад с ракетного противол
одочного крейсера, думаешь, это не контузит? Если не тяпнешь, буду сосать,
пока не высосу их все. Вот так. Ц Он сделал крейсерский глоток из необъят
ной бутылки и обвел рукой всю остальную стеклянную братию, готовую и к см
ерти, и к бессмертной славе. От этого широкого движения бутылка выскольз
нула из ладони, и красное вино забулькало по полу. Коля помедлил лишь секу
нду. Тут же, пав на колени, он стал вылакивать с серого линолеума красную л
ужу. Потом поднял лицо с кривой усмешкой. Ц Что, оскотинился? Будет хуже. С
тобой Ц последняя!
Доктор Рыжиков знал, что Коля не обманет. Ни в том, ни в другом. Ни в том, что о
становится, ни в том, что будет хуже. Колю он знал лучше, чем те, кто погнал е
го с ракетного крейсера.
Но доктор Рыжиков знал и то, что произойдет с его натруженным затылком от
глотка спирта. Что на неделю череп сожмут чугунные слесарные тиски до то
шноты и треска. Между тисками и Колиным штопором и надо было выбирать. В эт
ом и состояла решающая минута его воскресной миссии.
Тут снова выручили братья мотовелики. Их стало штук пять. Пронзительный
треск одноцилиндровых дешевых моторчиков насквозь раздирал череп. По с
кулам Коли-моряка пошли красные пятна. По новой боевой тревоге он схвати
л автомат и бросился к амбразуре. Треск очередей покрыл треск моторчиков
. Пороховой дым смешался с бензиновым. Улица билась в судорогах. Но доктор
Рыжиков был только благодарен. И даже наслаждался.
Ц Уф… Ц отстрелялся Коля. Ц Ну ты мне можешь сказать?
Ц Сказать Ц не сделать, Ц пообещал доктор Рыжиков.
Ц Сказать старому идиоту, что он старый идиот? И крашеной суке, что она кр
ашеная сука? Сколько мы будем сидеть и кивать как ваньки, когда нам козью м
орду делают? И голосовать: то его в кандидаты, то в комиссии, то в президиум
ы… Единогласно, мать его дери! Все думают по-разному, а пружинки в локтевы
х суставах одинаковые… Ну почему, почему?
Доктор Рыжиков мог бы сказать Коле, что никто ему лично не запрещает сказ
ать старому идиоту, что он старый идиот. Пожалуйста, иди и говори сколько в
лезет. Но беда была в том, что сейчас Коля мог действительно, недолго думая
, выпрыгнуть в окно и побежать выкладывать Ивану Лукичу все насчет старо
го идиота.
Ц Я думаю, Ц осторожно повел он, Ц что все мы…
Ц Немножко лошади, Ц скривился Коля.
Ц И древние люди… Ц вздохнул по-рыжиковски доктор Рыжиков.
Ц Какие еще древние? Ц встряхнулся Коля.
Ц Обычные. Лет через триста после нас ведь тоже кто-то будет. И через тыся
чу. Для себя-то мы верх совершенства. А для них Ц древние люди со всем свои
м недоразвитием… В чем-то мудрые, в чем-то смешные…
Ц Ну и что? Что-то не доходит.
Ц Ну, не доходит так не доходит. Я просто думаю, как они будут рассматрива
ть следы нашей с тобой культуры… Кем ты им покажешься, жрецом или шаманом?

Карандаш уже начал набрасывать здоровенного волосатого мужика, танцую
щего вокруг груды свежих черепов, похожих на бутылки.
Ц «Все мы лошади…» Ц передразнил Коля доктора Петровича. Ц Нет, ты не л
ошадь, ты баптист. Не пьешь, не куришь и теории разводишь. Думаешь, они насу
хую зафилософствуют? Дудки-с! Слушай, ты мне недавно приснился. Будто мы с
тобой вдвоем тяпнули. Какой-то берег, травка, речка… Сидим и смотрим в кос
тер… Ну почему во сне бывает счастье? Ну почему не наяву? А тут у Машки есть
котлеты с чесночком. Она хоть и кобенится, но может…
Скользя в домашних тапочках, он съездил в кухню к холодильнику. Достал та
м холодные и маленькие, но очень аппетитные котлетки, застывшие прямо в с
ковородке. От котлеток доктор Рыжиков не отказался бы. Но насчет другого
Ц лучше бы наехали мопеды. А они, как назло, атаковали какие-то дальние ул
ицы. Подмоги не было.
Ц Приговор прозвучал, мандолина поет, и труба, как палач, наклонилась над
ней, Ц взял он последнее слово. Ц Коля, завтра вас совесть замучает.
Ц Тебя завтра совесть замучает, Ц отразил Коля. Ц Слово военного моря
ка: выпьешь это Ц я выливаю все в раковину. И поговорим о твоем баптизме. А
нет Ц мне тут на месяц хватит. Понял?
Не знаем, кем он себе представлялся в этот момент: может, и альбатросом, мо
жет и «летучим голландцем»… Но в самом деле от него просто невыносимо ра
зило вонючейшим перегаром и табаком, глаза неряшливо воспалились, с воло
с сыпалась перхоть. Но он этого не замечал.
Ц Кстати, Ц почему-то вдруг вспомнил он, Ц вот ты, певец лобной доли, ско
лько навскрывал черепов. А есть разница между долями умного и долями дур
ака? Честного и прохиндея?
Ц Честного дурака и умного прохиндея? Ц задумался доктор Рыжиков.
Ц Ну, хватит баснями кормить, Ц вспылил Коля, возомнив себя соловьем. Ц
Сейчас или никогда!
Ц Я лично разницы не видел, Ц тем не менее уклонился доктор Петрович. Ц
Может, нужны специальные тонкие приборы, а я простой рядовой хирург. И даж
е не ефрейтор. Но вот когда вскрывают череп пьяного, из него несет сивухой
, как из бочки.
Ц Я сам знаю, чем от меня несет, Ц высокомерно выразился Коля. Ц И ты неп
ростой солдат. То есть я твой солдат. Хоть я военный моряк, а ты сухопутный
десантник… Я мертвый встану и приду. Ты понял? А ты…
Наших все не было. Доктор Рыжиков выдохом подавил приступ отвращения и п
однес стакан ко рту. Коля скомандовал «внимание» невидимому оркестру. По
днес котлетку и глоточек пива для запития. Затаил дыхание. Доктор Петров
ич выждал еще секунду Ц мотопедисты не возникли. Дальше отступать было
некуда. Он опрокинул стакан себе в рот и задохнулся.
Пришел в себя уже с котлетой во рту. Но она не мешала выдыхать синее пламя.

Ц А ты далеко не слабак, Ц похвалил Коля. Ц Одним духом. Виден мастер по
полету. Смотри, я свое слово держу, как морской узел. Засасываю и… Ц Он сде
лал настолько мощный глоток, что чуть не проглотил и саму бутылку. Затем п
оставил ее в ряд, критически осмотрел свою братию и выдал всей стеклопос
уде: Ц Слушай мою команду! Караул и оркестр Ц в помещение! Команде разойт
ись! На верхней палубе прибраться!
Снизу ответили радостным треском мотопедисты Ц теперь уже не меньше дю
жины. Как будто они со всего города собирали подмогу доктору Рыжикову. Но
это была жизнь, а не кино, поэтому подмога опоздала.

9

…Маша давно ждала под крейсером. Он увидел ее уже в свете неверных микрор
айонных фонарей. К вечеру она подмерзла в своем зеленом максималистском
платье. Лицо тоже казалось зеленым Ц не то от усталости, не то от отражени
я зеленых листьев.
Ц Маша! Ц вгляделся он. Ц Откуда вы, прелестное дитя? Как русалка из вод
Комсомольского озера. А мы ваши котлеты ели. Такие вкусные, что и вам не ос
тавили.
Ц Мне и не надо, Ц сказала Маша кротко. Ц Кушайте на здоровье, приятного
вам аппетита.
Ц Спасибо, Ц сказал он учтиво. Ц Но лично я проел хозяйские харчи не дар
ом. Он вылил все бутылки в унитаз. Своей рукой. А теперь спит как сурок. Когд
а проснется и начнет лизать вам руки, вы уж не вредничайте, не пилите… От э
того все часто начинается сначала. Обещайте быть Аве Марией.
Доктор Рыжиков ждал похвалы. Но Аве Мария, которой он так красиво польсти
л, вдруг отвернулась и расплакалась.
Ц Ах, надоело! Ц вырвалось у нее из самой горькой глубины. Ц Все люди ка
к люди, а тут то руки лижет, то свиньей хрюкает. Сколько мне к вам бегать как
собачке?
Доктор Петрович, нейрохирург и десантник, повесил голову. Как действоват
ь, он знал, а как утешать Ц не всегда. Когда-то от военных волнений и послев
оенного недостатка витаминов он болел куриной слепотой. Но сейчас даже в
зеленых сумерках видел, что русалка с тонкой шеей никак не потянет одна к
остистого и щетинистого Колю Козлова, который сначала вызвался носить е
е на руках сам. Тут нужная не нежная и ласковая, а тертая и острая. Терявшая
и находившая. Как, например, рыжая кошка Лариска. Или какой будет Валерия,
когда заживут первые сердечные рубцы, а зажив, затвердеют и будут ему над
ежной защитой. Вот тогда она криво усмехаясь, вытащит из бутылки сколько
хочешь таких Козловых и даже не заметит.
Ц Все мы немножко лошади, Маша, Ц вздохнул он о том, какие же это рубцы пр
едстоит получить Валерии. Ц Вы, пока можете, бегайте. Пусть каждый бегает
, пока может. Ведь вы пока можете, правда?
Ц Могу, Ц вздохнула и Маша.
Ц Ну вот… Ц На него что-то навалилось, как после шестичасовой операции
со скусыванием многих толстых и крепких костей. Ц А в кино вы ходили? Как
там Гамлет? Будет или не будет?
Ц Не знаю… Ц съежилась она. Ц Я никуда не пошла. Я тут простояла как дур
а…

10

Обоих вместе он увидел их уже утром. Доктор Коля Козлов перекуривал на ок
не в своей реанимационной караулке. Цвет лица у него был здоровый и бодры
й, только немного скептичный. Ибо он наблюдал, как молодой собрат из практ
икантов надувал Таню. Таня возлежала на кушетке и глухо охала. Она была ре
зиновая и служила для упражнений в искусственном дыхании.
Ц Да выкинь ты ей соску! Ц высокомерно советовал Коля. Ц Дуй рот в рот!
Практикант моргнул за толстыми очками.
Ц А на практике тоже рот в рот?
Ц А что такого? Ц с дьявольским весельем подтвердил Коля. Ц Вот попаде
тся клевая чувиха, нацелуешься до смерти.
Аве Мария ответила ему тревожным взглядом от письменного столика, где чт
о-то заполняла.
У доктора же Рыжикова от бодрого и свежего лица Коли Козлова заломило в з
атылке. Слишком самодовольный вид был у творения, над которым он бился вс
е вчерашнее воскресенье, пожертвовав велосипедной прогулкой в лес, если
можно так выразиться.
Затылку предстояло ломить еще неделю. Как минимум. А операция завтра. Сег
одня Туркутюкова должны брить. С ним надо долго беседовать на ночь. Но это
все пустяки по сравнению с тем, что доктор Коля Козлов мог бы сегодня вмес
то подготовки своей усыпальной бригады… В общем, продолжать. И что тут ва
жнее Ц боль в затылке или Коля Козлов в рабочей форме, Ц не нам решать.
Вот он, не замечая доктора Петровича, со своим свежим и сильным, выспавшим
ся лицом соскочил с подоконника и продекламировал:
Ц В вознагражденье для тупицы был сладок поцелуй мертвицы!
Ц Как Ц мертвицы?! Ц резко отдернулся от куклы Тани практикант.
Ц А так, что он Ц это мертвец, а она Ц мертвица, Ц со всем добродушием, на
какое был способен пояснил доктор Коля Козлов. Ц Если это вообще не герм
афродит.
Практикант отдернулся от куклы еще раз.

11

Привычка перед операцией сидеть одному в дровяном сарае появилась еще т
огда, когда дом был переполнен. То есть когда все были живы.
В честное наследство доктору Петровичу достались и этот дровяной сарай,
и запущенный сад, и сам дом. Здесь и была контора садово-опытной станции, г
де работала мать, Елизавета Фроловна, селекционер-испытатель. В молодос
ти она стажировалась у Мичурина и город Мичуринск всегда называла Козло
в. «Когда мы ехали в Козлов…» Она ходила между своих яблонь, вишен и смород
ины решительным шагом неизменных резиновых сапог, в сером берете (любовь
к беретам у доктора Петровича), с неизменной длинной довоенной папироск
ой в зубах (его ненависть к курению), а вечером раскладывала по пакетам сем
ена и писала письма своим французским, польским, шведским, люксембургски
м корреспондентам на их родных языках. Вернее, на международном садоводс
ком сленге. Отец же, местный фельдшер Петр Терентьевич, пухнущий от водян
ки, сидел у окна, раскрытого в тот самый сад, и читал ей вслух диковато зали
станный пухлый том «Будденброков», сменявшийся «Семьей Тибо», «Отверже
нными», «Жаном Кристофом», «Доктором Фаустусом». Он был большой любитель
толстых книг. «Скажи-ка, Лиза! У нас в плену был немец, точь-в-точь как этот
старик, который пишет про жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюн
а, рассказанную его другом. В точности как этот самый друг. Он был у них вро
де ефрейтором, но не из эсэсов, а простой. Воду носил, на кухне помогал, за пр
одуктами ездил, охранникам бутылки выбрасывал… Его я никогда не видел с
автоматом. Работает себе понемногу, а сам к охранникам в компанию не лезе
т. Вежливо так, но в сторону. И лицо такое, будто он думал вот это (опухший па
лец начинает водить по строчкам): «Смогут ли в будущем немцы о себе заявля
ть на каком бы то ни было поприще и участвовать в разговоре о судьбах чело
вечества?» Вот видишь, немец, а стыдится. «…Немцы, десятки, сотни тысяч нем
цев, совершили преступления, от которых содрогается весь мир, и все, что жи
ло на немецкой земле, отныне вызывает дрожь отвращения, служит примером
беспросветного зла». Прямо не верится, что немец пишет. Особенно вот: «Как
ово будет принадлежать к народу, история которого несла в себе этот гнус
ный самообман, к народу… Ц вот! Ц к народу, который будет жить отрешенно
от других народов, как евреи в гетто, ибо ярая ненависть, им пробужденная,
не даст ему выйти из своей берлоги, к народу, который не смеет поднять глаз
а перед другими».
Голос старого фельдшера по мере прочтения наполнялся пророческой сило
й, насколько позволяли астматическое удушье и кашель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54