https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/Kuvshinka/
Мы тоже смотрели эту игру, но, как всегда бывает, к единому мнению не пришли. Наоборот, наблюдение со стороны дезориентировало поиск динамовских погрешностей в игре. Баски вели в счете – 4:0. Среди голеадоров опять же «золотой канонир»! А ушли на перерыв со счетом 4:4, динамовцы сквитали четыре гола. При самой богатой фантазии трудно было предсказать такое развитие событий на поле. А дальше Лангара с партнерами забили еще три гола, и проблема тактического перевооружения потребовала безотлагательного решения.
Приезд басков – особый этап в истории советского футбола. Попробуем коротко разобраться. В конце тридцатых годов мы уже, как многие зарубежные страны, разыгрывали свои клубные чемпионаты. Имели опыт встреч с профессиональными футболистами. У нас выработались свои критерии для сравнения мастерства наших игроков с зарубежными. Если пользоваться параметрами того времени, то наиболее приближенно к истине наше мастерство можно охарактеризовать так: скоростная выносливость, то есть темповое ведение игры, непосильное никому; высокая морально-волевая подготовка; техническая вооруженность в ударах – превосходная, в обращении с мячом – неизысканная, но вполне приемлемая, чтобы играть по любой тактической схеме, а вот тактика – «пять – в линию» – отсталая, давно на всем Европейском континенте сданная в архив. Мы о новой системе главным образом спорили на словах, а на деле «незакрытые» центральные форварды – Вахаб в матчах с турками, Куар с «Рэсингом», Лангара с басками – забивали и забивали голы в наши «распахнутые» ворота.
В канун приезда басков к нам в страну я еще верил в непогрешимость своего мнения по любому футбольному вопросу, что могу кого угодно убедить или даже переубедить. Однако к их отъезду понял, что переспорить оппонентов, к примеру Михаила Михайловича Яншина или Льва Абрамовича Кассиля, прикативших в тот памятный вечер в Тарасовку, нельзя, когда они в один голос иронически заявляют:
– При чем здесь тактика, когда динамовцы за двадцать минут игры в первом тайме четыре гола сквитали! Играть надо!.. – И так все.
И вот мне пришлось наступить на горло собственной песне. Я ее распевал на футбольном языке по всему раздолью поля, мое тактическое творчество не знало ограничений. Играя центрального полузащитника, я довольно часто забивал голы, поскольку обладал хорошим ударом. В новой роли третьего защитника мой радиус действия зависел теперь от перемещения Лангары, а он все время находился на нашей передней линии, его позиция по логической целесообразности превращала меня в «стоппера». В Англии болельщики переименовали эту новую должность в «полицейского», а у нас в «чистильщика». Поверьте – немалую долю смущения в моей душе посеяли эти прозаические ассоциации: вроде бы был поэт футбольного поля, этакий ашуг – что вижу, о том и пою, а стал работяга сферы обслуживания.
– Что я слышу, – ужасался Юрий Карлович Олеша, – были созидателем, а стали разрушителем?! Мы уже не дождемся вашего шютта по воротам противника? Какая скука – сторожить!.. Неужели вы согласились на такую унизительную должность?
Такие и подобные им рассуждения я слышал повсюду, даже после того, как довольно успешно сыграл в памятном матче против Лангары. Правда, «золотой канонир» свой гол забил в наши ворота, но это случилось из-за несогласованности действий между мной и Акимовым.
Так или иначе, но победа над басками со счетом 6:2 явилась точкой отсчета рождения новой тактической системы в советском футболе.
Баски уехали. Но уроки их остались для предметного изучения и внедрения в практику нашего клубного футбола. Именно здесь уместно сказать, что гастроли испанских футболистов помогли нам нащупать наше уязвимое звено – это система расстановки игроков.
Листая в памяти странички, связанные с историей выступления за сборную команду Советского Союза, формально уже прекратившую свое существование, я решил коснуться отдельных эпизодов, имеющих влияние на тактическое развитие игры в нашей стране.
Впервые о том, что на Западе играют по новой системе и что мы отстаем от зарубежных команд, мы услышали от Вахаба, центрального нападающего сборной команды Турции, выступавшего впоследствии за профессиональные клубы Англии и Франции. Во время приезда в Москву в 1933 году он рассказывал о системе «дубль-ве», по которой играют англичане-профессионалы. Мы слушали его вполуха: Вахаб, несмотря на свою популярность у советского зрителя, не являлся для нас авторитетом в вопросах тактики.
Второй раз мы столкнулись с этим на матче с «Рэсингом». Лучшая система игры французской команды лишила нас победы. Рассказать об особенностях новой системы был специально приглашен в наше посольство в Париже английский тренер Дэнис Кэмптон, готовивший «Рэсинг» к поединку с нами. Он прочитал лекцию «Победа передовой тактики» и объяснил, что главное отличие сводится к другой расстановке игроков. Кэмптон объективно проанализировал матч, отдал должное каждому из нас в отдельности, сказал, что потенциал игроков Москвы выше, чем у французских игроков.
Мы пребывали в подавленном настроении из-за незаслуженного поражения, и ни остроумные каламбуры переводившего лекцию русского дипломата графа Алексея Алексеевича Игнатьева, автора известной книги «50 лет в строю», ни комплименты лектора в наш адрес не могли вывести нас из этого состояния. Их мы воспринимали как подслащенную пилюлю. И при всем, казалось бы, внимании у нас в одно ухо влетало, в другое вылетало.
И только приезд басков и поражения, которые терпели одна за другой наши клубные команды, заставил глубоко призадуматься. Испанские футболисты тактическую систему «в три защитника» показали нам в чистом виде.
Два сезона советский футбол осваивал новую тактическую схему, в которой радикально менялись функции игроков. Связи между линиями складывались на совершенно иной основе. Теперь крайних нападающих должны были держать защитники. Хавбеки состязались в противоборстве с инсайдами. Главной силой оборонительного рубежа стал «третий защитник». Тактическое перевооружение шло во всех клубах высшей лиги. Московский «Спартак» в моем лице первым обзавелся центральным защитником, чем не в последнюю очередь объясняется рождение непобитого до сегодняшнего дня футбольного рекорда: дубль два года кряду! Говорю об этом без тени смущения, поскольку понимаю, что был лишь первоначальным импульсом. А новые тактические стены возводил упоминавшийся ранее старший тренер «Спартака» Константин Павлович Квашнин.
В 1938 году первенство страны разыгрывалось по необычной формуле – 26 команд в один круг: каждая с каждой. Большое количество периферийных команд, участвовавших в розыгрыше страны, с новой тактикой еще не было знакомо. Квашнин же с благословения тренерского совета «Спартака» (председатель Старостин Н. П.) смело перешел на «дубль-ве» и эту тактическую надстройку создавал на прочном фундаменте мощной общей физической подготовки команды. Он был сторонником больших нагрузок, включая в тренировочные занятия темповый кроссовый бег.
Я проходил кроссовое испытание на весенних предсезонных сборах, где вырабатывалась скоростная выносливость, главный козырь тактического вооружения советской школы футбола. Тренеры ведущих клубов планировали в подготовительном периоде бег по пересеченной местности до 200 километров за месяц. Именно здесь приобреталась общая физическая подготовка, обеспечивающая сумму скоростей, темповый накал, ритм игры, который был не по плечу нашим противникам и позволял нам успешно завершать матчи с командами Турции, Чехословакии, Испании, Болгарии.
Центр внимания общественности был вновь обращен к клубным интересам: первенству страны и Кубку СССР. В то время (конец тридцатых годов) в среде специалистов футбола почиталось за непреложное правило, что лучшая подготовка игроков сборной команды осуществляется через воспитание их в клубных соревнованиях. Подтверждали это правило игроки «Динамо» и «Спартака» столицы. Неслучайно именно эти клубы были взяты за основу при комплектовании команд для встреч со сборной басков.
Сборной команды СССР как постоянно действующего института с 1935 года не было. Лучшие игроки выходили на матчи с зарубежными спортсменами в составе сборных команд городов и республик, но все знали – встань вопрос о сборной страны, она может быть сформирована быстро. Ее не существовало официально, но мы числили себя членами этой команды. Как в известной в то время песне, мы считали, что «наш бронепоезд стоит на запасном пути…».
Футболисты искали общения друг с другом. Встречаясь в матчах клубного чемпионата с братьями Фомиными, с Ильиным, Якушиным, Пайчадзе, Трусевичем, Лифшицем, Бутусовыми, Штраубом, мы обменивались воспоминаниями и о турках, и о французах – «Рэсинг», «Редстар».
Мы составляли футбольное братство, объединенное совместно пережитым на отечественных и зарубежных полях, где были и радости и беды. Если я встречал на Невском Петра Григорьева, то «Капуль» кидался мне в объятия: мы вместе «рубились» на шведских полях. С Костей Фоминым – на турецких. С ребятами из московского «Динамо» – где только не играли. Кстати, вопреки сложившемуся в широких кругах мнению о несовместимости спортивных симпатий между спартаковцами и динамовцами, скажу, что у самих спортсменов такого антагонизма и в помине нет. У футболистов, во всяком случае, сложились самые дружественные отношения, и эта традиция сохраняется из поколения в поколение.
Здесь я просто обязан, по долгу сердца и чувства справедливости, назвать имена игроков, воспитанников клубов Москвы, Ленинграда, Украины, Грузии, по уровню мастерства достойных быть членами сборной команды страны, но волею обстоятельств так и не сыгравших за нее, – Григория Федотова, Константина Малинина, Петра Дементьева, Константина Щегодского, Виктора Шиловского, Бориса Пайчадзе, Шоту Шавгулидзе.
Сначала о тех, с кем я успел сыграть в одной команде, и в первую очередь о Григории Федотове. Я услышал это имя от Константина Георгиевича Блинкова, который был моим предшественником в роли центрального полузащитника и у которого я учился технике игры. Константин был виртуоз, он легко и непринужденно работал с мячом, позволяя себе в труднейшей ситуации обыграть противника за счет какого-нибудь трудноисполняемого приема. Он советовал мне пойти посмотреть шестнадцатилетнего подростка, выступающего за команду завода «Серп и молот» на первенстве Москвы.
– Нет, ты обязательно пойди посмотри, – настаивал Костя.
Я пошел на стадион «Сахарник», когда играл «Металлург». Увиденное поразило меня. Дважды повторенное чудом не назовешь. Тогда как же назвать то, что выделывал на левом фланге светловолосый, с льняным хохолком на затылке худенький паренек, которого дружелюбно все зрители называли Гриша? Футбольное озарение, творческий экстаз, высшее артистическое постижение? Именно такие определения приходят мне в голову, когда я пытаюсь передать свои впечатления от игры Григория Федотова. И все равно передать трудно: нужно видеть!
Вот он движется по левому краю от центра к стойке ворот в своем федотовском наклоне корпуса, несколько втянув шею, волчьей рысью, точно соотнося свой бег со скоростью продвижения правофлангового Вадима Потапова. Он охотится за голом, ему важно поспеть вовремя к месту развязки. Когда партнер с мячом с правого края сильно прострелил вдоль лицевой линии, в это же мгновение Григорий взлетел в низком полете – десять сантиметров – над газоном и неотразимым ударом головой забил неберущийся гол!
– Замкнет, – как любят говорить тренеры-профессионалы. В тот день на «Сахарнике» паренек из Ногинска «замкнул» два раза!
На рабочей Олимпиаде в Антверпене, куда под флагом «Спартака» отправилась та же команда, что играла против басков в Москве, Федотов так же внес неоценимый вклад в успех своим участием. Об этом я пишу более подробно в своей книге «Большой футбол»…
Константин Малинин был разносторонним игроком, но что его выделяло из всех – это умение играть головой. Отлично координируя свои движения в воздухе, он высоко выпрыгивал и наносил удар головой, редкий по эффективности и мощности. Часто в его адрес с трибун раздавались аплодисменты за великолепно исполненный плассированный дальний пас или пушечный штрафной удар с далекой дистанции по воротам. Манера игры Малинина очень импонировала зрителям.
Муж заслуженной артистки РСФСР из театра «Ромэн» Марии Васильевны Скворцовой инженер Николай Андрианович, горячий поклонник эстетического футбола, как-то сказал мне: «Я хожу на Малинина. Когда он бьет штрафной, сердце замирает от восторга. И не у меня одного. Надо, чтобы штрафные в „Спартаке“ всегда бил он…» Меня царапнула обида: я тоже обладал незаурядным ударом. Но признаюсь, что, когда Костя был на поле, право удара всегда оставлял за ним…
Пожалуй, никто не вызывал на трибунах такого оживления своей жизнерадостной игрой, как это удавалось небольшого росточка пареньку, которого болельщики ласково называли «Пека». Он впервые появился на широкой публике в начале тридцатых годов в составе сборной Ленинграда. Я говорю о Петре Дементьеве, литературном прототипе рассказа Льва Абрамовича Кассиля «Пекины бутсы». Пека был грозой великанов. Он славился изощренностью своих экспромтов: то походя «слизнет» мяч с головы самого «короля воздуха» Федора Селина, то заложит виртуозный финт-слалом, стремительно минуя одного-другого-третьего длинноногого верзилу-защитника. Быстрота и отточенная техника позволяли Пеке тешить зрителя эффектными приемами. Трудно было удержаться от дружелюбной улыбки, когда маленький – примерно полтора метра – Пека вспорхнет, как воробышек, и выиграет мяч на втором этаже у неторопливого и опешившего от неожиданности великана, или на потеху зрителям в третий повтор на тот же финт поймает раздраженного противника.
Высоким артистизмом была окрашена и игра Бориса Пайчадзе, достойного продолжателя традиций ранних поколений грузинских футболистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Приезд басков – особый этап в истории советского футбола. Попробуем коротко разобраться. В конце тридцатых годов мы уже, как многие зарубежные страны, разыгрывали свои клубные чемпионаты. Имели опыт встреч с профессиональными футболистами. У нас выработались свои критерии для сравнения мастерства наших игроков с зарубежными. Если пользоваться параметрами того времени, то наиболее приближенно к истине наше мастерство можно охарактеризовать так: скоростная выносливость, то есть темповое ведение игры, непосильное никому; высокая морально-волевая подготовка; техническая вооруженность в ударах – превосходная, в обращении с мячом – неизысканная, но вполне приемлемая, чтобы играть по любой тактической схеме, а вот тактика – «пять – в линию» – отсталая, давно на всем Европейском континенте сданная в архив. Мы о новой системе главным образом спорили на словах, а на деле «незакрытые» центральные форварды – Вахаб в матчах с турками, Куар с «Рэсингом», Лангара с басками – забивали и забивали голы в наши «распахнутые» ворота.
В канун приезда басков к нам в страну я еще верил в непогрешимость своего мнения по любому футбольному вопросу, что могу кого угодно убедить или даже переубедить. Однако к их отъезду понял, что переспорить оппонентов, к примеру Михаила Михайловича Яншина или Льва Абрамовича Кассиля, прикативших в тот памятный вечер в Тарасовку, нельзя, когда они в один голос иронически заявляют:
– При чем здесь тактика, когда динамовцы за двадцать минут игры в первом тайме четыре гола сквитали! Играть надо!.. – И так все.
И вот мне пришлось наступить на горло собственной песне. Я ее распевал на футбольном языке по всему раздолью поля, мое тактическое творчество не знало ограничений. Играя центрального полузащитника, я довольно часто забивал голы, поскольку обладал хорошим ударом. В новой роли третьего защитника мой радиус действия зависел теперь от перемещения Лангары, а он все время находился на нашей передней линии, его позиция по логической целесообразности превращала меня в «стоппера». В Англии болельщики переименовали эту новую должность в «полицейского», а у нас в «чистильщика». Поверьте – немалую долю смущения в моей душе посеяли эти прозаические ассоциации: вроде бы был поэт футбольного поля, этакий ашуг – что вижу, о том и пою, а стал работяга сферы обслуживания.
– Что я слышу, – ужасался Юрий Карлович Олеша, – были созидателем, а стали разрушителем?! Мы уже не дождемся вашего шютта по воротам противника? Какая скука – сторожить!.. Неужели вы согласились на такую унизительную должность?
Такие и подобные им рассуждения я слышал повсюду, даже после того, как довольно успешно сыграл в памятном матче против Лангары. Правда, «золотой канонир» свой гол забил в наши ворота, но это случилось из-за несогласованности действий между мной и Акимовым.
Так или иначе, но победа над басками со счетом 6:2 явилась точкой отсчета рождения новой тактической системы в советском футболе.
Баски уехали. Но уроки их остались для предметного изучения и внедрения в практику нашего клубного футбола. Именно здесь уместно сказать, что гастроли испанских футболистов помогли нам нащупать наше уязвимое звено – это система расстановки игроков.
Листая в памяти странички, связанные с историей выступления за сборную команду Советского Союза, формально уже прекратившую свое существование, я решил коснуться отдельных эпизодов, имеющих влияние на тактическое развитие игры в нашей стране.
Впервые о том, что на Западе играют по новой системе и что мы отстаем от зарубежных команд, мы услышали от Вахаба, центрального нападающего сборной команды Турции, выступавшего впоследствии за профессиональные клубы Англии и Франции. Во время приезда в Москву в 1933 году он рассказывал о системе «дубль-ве», по которой играют англичане-профессионалы. Мы слушали его вполуха: Вахаб, несмотря на свою популярность у советского зрителя, не являлся для нас авторитетом в вопросах тактики.
Второй раз мы столкнулись с этим на матче с «Рэсингом». Лучшая система игры французской команды лишила нас победы. Рассказать об особенностях новой системы был специально приглашен в наше посольство в Париже английский тренер Дэнис Кэмптон, готовивший «Рэсинг» к поединку с нами. Он прочитал лекцию «Победа передовой тактики» и объяснил, что главное отличие сводится к другой расстановке игроков. Кэмптон объективно проанализировал матч, отдал должное каждому из нас в отдельности, сказал, что потенциал игроков Москвы выше, чем у французских игроков.
Мы пребывали в подавленном настроении из-за незаслуженного поражения, и ни остроумные каламбуры переводившего лекцию русского дипломата графа Алексея Алексеевича Игнатьева, автора известной книги «50 лет в строю», ни комплименты лектора в наш адрес не могли вывести нас из этого состояния. Их мы воспринимали как подслащенную пилюлю. И при всем, казалось бы, внимании у нас в одно ухо влетало, в другое вылетало.
И только приезд басков и поражения, которые терпели одна за другой наши клубные команды, заставил глубоко призадуматься. Испанские футболисты тактическую систему «в три защитника» показали нам в чистом виде.
Два сезона советский футбол осваивал новую тактическую схему, в которой радикально менялись функции игроков. Связи между линиями складывались на совершенно иной основе. Теперь крайних нападающих должны были держать защитники. Хавбеки состязались в противоборстве с инсайдами. Главной силой оборонительного рубежа стал «третий защитник». Тактическое перевооружение шло во всех клубах высшей лиги. Московский «Спартак» в моем лице первым обзавелся центральным защитником, чем не в последнюю очередь объясняется рождение непобитого до сегодняшнего дня футбольного рекорда: дубль два года кряду! Говорю об этом без тени смущения, поскольку понимаю, что был лишь первоначальным импульсом. А новые тактические стены возводил упоминавшийся ранее старший тренер «Спартака» Константин Павлович Квашнин.
В 1938 году первенство страны разыгрывалось по необычной формуле – 26 команд в один круг: каждая с каждой. Большое количество периферийных команд, участвовавших в розыгрыше страны, с новой тактикой еще не было знакомо. Квашнин же с благословения тренерского совета «Спартака» (председатель Старостин Н. П.) смело перешел на «дубль-ве» и эту тактическую надстройку создавал на прочном фундаменте мощной общей физической подготовки команды. Он был сторонником больших нагрузок, включая в тренировочные занятия темповый кроссовый бег.
Я проходил кроссовое испытание на весенних предсезонных сборах, где вырабатывалась скоростная выносливость, главный козырь тактического вооружения советской школы футбола. Тренеры ведущих клубов планировали в подготовительном периоде бег по пересеченной местности до 200 километров за месяц. Именно здесь приобреталась общая физическая подготовка, обеспечивающая сумму скоростей, темповый накал, ритм игры, который был не по плечу нашим противникам и позволял нам успешно завершать матчи с командами Турции, Чехословакии, Испании, Болгарии.
Центр внимания общественности был вновь обращен к клубным интересам: первенству страны и Кубку СССР. В то время (конец тридцатых годов) в среде специалистов футбола почиталось за непреложное правило, что лучшая подготовка игроков сборной команды осуществляется через воспитание их в клубных соревнованиях. Подтверждали это правило игроки «Динамо» и «Спартака» столицы. Неслучайно именно эти клубы были взяты за основу при комплектовании команд для встреч со сборной басков.
Сборной команды СССР как постоянно действующего института с 1935 года не было. Лучшие игроки выходили на матчи с зарубежными спортсменами в составе сборных команд городов и республик, но все знали – встань вопрос о сборной страны, она может быть сформирована быстро. Ее не существовало официально, но мы числили себя членами этой команды. Как в известной в то время песне, мы считали, что «наш бронепоезд стоит на запасном пути…».
Футболисты искали общения друг с другом. Встречаясь в матчах клубного чемпионата с братьями Фомиными, с Ильиным, Якушиным, Пайчадзе, Трусевичем, Лифшицем, Бутусовыми, Штраубом, мы обменивались воспоминаниями и о турках, и о французах – «Рэсинг», «Редстар».
Мы составляли футбольное братство, объединенное совместно пережитым на отечественных и зарубежных полях, где были и радости и беды. Если я встречал на Невском Петра Григорьева, то «Капуль» кидался мне в объятия: мы вместе «рубились» на шведских полях. С Костей Фоминым – на турецких. С ребятами из московского «Динамо» – где только не играли. Кстати, вопреки сложившемуся в широких кругах мнению о несовместимости спортивных симпатий между спартаковцами и динамовцами, скажу, что у самих спортсменов такого антагонизма и в помине нет. У футболистов, во всяком случае, сложились самые дружественные отношения, и эта традиция сохраняется из поколения в поколение.
Здесь я просто обязан, по долгу сердца и чувства справедливости, назвать имена игроков, воспитанников клубов Москвы, Ленинграда, Украины, Грузии, по уровню мастерства достойных быть членами сборной команды страны, но волею обстоятельств так и не сыгравших за нее, – Григория Федотова, Константина Малинина, Петра Дементьева, Константина Щегодского, Виктора Шиловского, Бориса Пайчадзе, Шоту Шавгулидзе.
Сначала о тех, с кем я успел сыграть в одной команде, и в первую очередь о Григории Федотове. Я услышал это имя от Константина Георгиевича Блинкова, который был моим предшественником в роли центрального полузащитника и у которого я учился технике игры. Константин был виртуоз, он легко и непринужденно работал с мячом, позволяя себе в труднейшей ситуации обыграть противника за счет какого-нибудь трудноисполняемого приема. Он советовал мне пойти посмотреть шестнадцатилетнего подростка, выступающего за команду завода «Серп и молот» на первенстве Москвы.
– Нет, ты обязательно пойди посмотри, – настаивал Костя.
Я пошел на стадион «Сахарник», когда играл «Металлург». Увиденное поразило меня. Дважды повторенное чудом не назовешь. Тогда как же назвать то, что выделывал на левом фланге светловолосый, с льняным хохолком на затылке худенький паренек, которого дружелюбно все зрители называли Гриша? Футбольное озарение, творческий экстаз, высшее артистическое постижение? Именно такие определения приходят мне в голову, когда я пытаюсь передать свои впечатления от игры Григория Федотова. И все равно передать трудно: нужно видеть!
Вот он движется по левому краю от центра к стойке ворот в своем федотовском наклоне корпуса, несколько втянув шею, волчьей рысью, точно соотнося свой бег со скоростью продвижения правофлангового Вадима Потапова. Он охотится за голом, ему важно поспеть вовремя к месту развязки. Когда партнер с мячом с правого края сильно прострелил вдоль лицевой линии, в это же мгновение Григорий взлетел в низком полете – десять сантиметров – над газоном и неотразимым ударом головой забил неберущийся гол!
– Замкнет, – как любят говорить тренеры-профессионалы. В тот день на «Сахарнике» паренек из Ногинска «замкнул» два раза!
На рабочей Олимпиаде в Антверпене, куда под флагом «Спартака» отправилась та же команда, что играла против басков в Москве, Федотов так же внес неоценимый вклад в успех своим участием. Об этом я пишу более подробно в своей книге «Большой футбол»…
Константин Малинин был разносторонним игроком, но что его выделяло из всех – это умение играть головой. Отлично координируя свои движения в воздухе, он высоко выпрыгивал и наносил удар головой, редкий по эффективности и мощности. Часто в его адрес с трибун раздавались аплодисменты за великолепно исполненный плассированный дальний пас или пушечный штрафной удар с далекой дистанции по воротам. Манера игры Малинина очень импонировала зрителям.
Муж заслуженной артистки РСФСР из театра «Ромэн» Марии Васильевны Скворцовой инженер Николай Андрианович, горячий поклонник эстетического футбола, как-то сказал мне: «Я хожу на Малинина. Когда он бьет штрафной, сердце замирает от восторга. И не у меня одного. Надо, чтобы штрафные в „Спартаке“ всегда бил он…» Меня царапнула обида: я тоже обладал незаурядным ударом. Но признаюсь, что, когда Костя был на поле, право удара всегда оставлял за ним…
Пожалуй, никто не вызывал на трибунах такого оживления своей жизнерадостной игрой, как это удавалось небольшого росточка пареньку, которого болельщики ласково называли «Пека». Он впервые появился на широкой публике в начале тридцатых годов в составе сборной Ленинграда. Я говорю о Петре Дементьеве, литературном прототипе рассказа Льва Абрамовича Кассиля «Пекины бутсы». Пека был грозой великанов. Он славился изощренностью своих экспромтов: то походя «слизнет» мяч с головы самого «короля воздуха» Федора Селина, то заложит виртуозный финт-слалом, стремительно минуя одного-другого-третьего длинноногого верзилу-защитника. Быстрота и отточенная техника позволяли Пеке тешить зрителя эффектными приемами. Трудно было удержаться от дружелюбной улыбки, когда маленький – примерно полтора метра – Пека вспорхнет, как воробышек, и выиграет мяч на втором этаже у неторопливого и опешившего от неожиданности великана, или на потеху зрителям в третий повтор на тот же финт поймает раздраженного противника.
Высоким артистизмом была окрашена и игра Бориса Пайчадзе, достойного продолжателя традиций ранних поколений грузинских футболистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36