– Костюм замечательный, но ты мне больше нравилась, когда разгуливала босиком в моих фланелевых рубашках.
Марисса не могла отвести от него глаз. Брэди, одетый в рубашку с расстегнутым воротником и джинсовый костюм, был воплощением мужской привлекательности. Присутствие мужчины в спальне породило в Мариссе сексуальное напряжение, и она не была уверена, что сможет его преодолеть.
Теперь Марисса с ужасом заметила, что за предмет принес Брэди – это была его скульптура, купленная ею сегодня утром в галерее Уитмира.
Брэди проследил за направлением ее взгляда.
– Лилиан сказала, что эту вещицу только что доставили из галереи. Если тебе хотелось иметь какую-нибудь мою работу, надо было просто попросить, я бы подарил тебе любую.
Дружеская теплота, окрасившая его голос, привела Мариссу в смятение. Слова застряли у нее в горле.
– Лилиан поставила ее в гостиной. Но мне показалось, что она там не на месте. Я подумал, что в спальне ей будет лучше.
Он оглядел комнату, выдержанную в сочетании белого и светло-сиреневого цветов.
– Правда, я еще не видел этой комнаты.
Марисса поднялась. Ей казалось, что стоя ей будет легче выдержать предстоящий натиск.
– Мне жаль, что тебе не нравится мой дом, а я всегда чувствую себя здесь вполне уютно.
Он вскинул брови, словно удивившись ее словам.
– Странно, почему же ты в таком случае не хотела уезжать из моей берлоги?
– И все же я уехала, не так ли?
Его лицо осветила белозубая улыбка.
– Не сразу.
Марисса старалась говорить медленно и уверенно.
– Поставь скульптуру на стол. Я потом решу, где она будет лучше смотреться.
Он так и сделал. Одну-две минуты Брэди в задумчивости рассматривал свою работу. Наконец он спросил:
– Ты купила ее в галерее Уитмирa?
Марисса молча кивнула.
– Вероятно, она обошлась тебе в кругленькую сумму?
Марисса скрестила руки на груди.
– Говорят, что иметь работу Брэди Маккалока выгоднее, чем держать деньги в банке.
Оставив без внимания это замечание, он продолжал:
– А почему именно ее, Марисса? Почему «Резчика»?
– Он… Он мне понравился.
– Я думал, женщине ближе «Мать со спящим младенцем». Эта фигура – грубее. И потом она мельче, не такая эффектная.
Марисса невольно посмотрела на скульптуру и подошла к ней почти вплотную. Она прикоснулась кончиками пальцев к склоненной голове мастера и ей показалось, что под ее пальцами пошевелились его волосы.
– Глядя на нее, я воображала, как ты рос у себя в Озарксе, наблюдал за мастерами, вырезавшими поделки из дерева, я решила, что они, наверное, оказали на тебя большое влияние. Еще я думала о грядущих поколениях, на которых окажет влияние твое творчество.
Он приподнял ее лицо за подбородок.
– А может быть, ты совсем не изменилась, – задумчиво сказал он.
Теплота его тона, его взгляда на минуту сделала Мариссу совсем беззащитной. Но опомнившись, она поспешно отпрянула.
– Пойдем, столик в ресторане ждет нас, – сказал он. – Нам надо о многом поговорить.
Глава VIII
– Можешь заказывать все, что пожелаешь, от индейки до вафель, – объявил Брэди, усаживаясь рядом с ней за стол так, чтобы незаметно, но ловко оттеснить ее в угол ресторанной кабины, куда их проводил метрдотель. – Когда я сказал, где меня интересуют хорошая кухня и уединение, администратор в «Мэншионе» рекомендовал мне это заведение. Ты здесь когда-нибудь была?
– Никогда, – ответила Марисса, обводя глазами приятный, утопающий в полумраке зал.
Она взяла меню. Марисса собиралась быстро сделать заказ, но в меню оказалось столько различных блюд, что пришлось изучать его дольше, чем она рассчитывала. Наконец она остановила свой выбор на жарком из цыпленка. Отложив меню, она заметила, что Брэди неотрывно смотрит ей в глаза.
– Что ты будешь заказывать? – принужденно спросила она, нарушая неловкую паузу.
– Баранину под белым соусом. Скажи, а ты умеешь печь вафли?
Марисса, на мгновение растерявшись, призналась:
– Пожалуй, нет. Никогда не пробовала.
– Тебе готовит Лилиан?
Она кивнула.
– А до нее у нас сменилось много слуг-мужчин и женщин. Мой отец нашел нефть в ранней молодости. Деньги потекли рекой, а вместе с ними на него посыпались все блага, причитающиеся нефтяному магнату. Мама стала дамой, проводящей все свое время в досуге и развлечениях, словно была рождена именно для этого. А я родилась, когда вся эта роскошь уже была. Более того, я была единственным ребенком в семье, так что мне никогда ничего не приходилось делать самостоятельно. – Марисса произнесла все это равнодушным тоном, словно говорила не о себе, а о постороннем человеке.
– Могу себе представить. Тебя избаловали.
Марисса поправила его.
– Меня баловали по-хорошему, я была окружена любовью.
Брэди легонько прикоснулся к ее руке.
– Почему ты говоришь так, будто отражаешь нападение? Я тебя вовсе не критикую.
– А я и не обороняюсь.
– Значит, я ошибся, извини. А твои родители? Они живы?
– Нет. Они, по-моему, никогда не были особенно близки, и когда я подросла, они развелись. Мне было тогда тринадцать лет. По иронии судьбы, грустной иронии, они умерли почти одновременно: мать пережила отца всего на шесть дней.
– Когда это произошло?
– Десять лет назад. Мне было девятнадцать.
Он присвистнул.
– Тебе, наверное, пришлось нелегко.
«Да, совсем нелегко», – подумала Марисса.
– Но тогда, – вслух продолжила она, – рядом был Кеннет, и он помог мне с этим справиться. А потом благополучно справился с немалой долей моих денег, – горько улыбнулась Марисса.
К счастью, именно в этот момент подошел официант, прервав ход ее невеселых размышлений.
Брэди постарался тактично переменить тему.
– Ты обращалась к врачу, когда приехала домой? Не осталось никаких последствий аварии?
Марисса слегка нахмурилась.
– Я не видела в этом особой необходимости, но все-таки сходила к врачу.
– И что?
– Меня обследовали. Анализы показали, что я практически здорова и состояние у меня нормальное.
– Прекрасно.
Он посмотрел в сторону, а потом вновь повернулся к ней и заговорил немного неуверенно.
– Я хотел бы задать тебе еще один вопрос, но мне трудно решиться.
Марисса с любопытством спросила:
– О чем? – Она еще никогда не видела, чтобы Брэди колебался.
– О мужчинах в твоей жизни.
– Но я же уже говорила. – В голосе Мариссы явственно послышалось раздражение.
– Ты сказала, что тебе не к кому возвращаться. Ладно. Но у тебя же кто-то был в прошлом. Был какой-нибудь серьезный роман или брак?
Марисса напряглась.
– А какое это имеет значение?
– Выходит, у тебя есть своя история, – сказал Брэди, пристально наблюдая за ее реакцией, хотя в этом нет ничего удивительного. – Так что же произошло?
Марисса положила ладони на стол, стараясь сохранить сдержанность.
– История самая обыкновенная – болезнь роста. Я была замужем, Брэди. Мы встретились, когда я училась на первом курсе колледжа. Мои родители познакомились с Кеннетом и были им очарованы. Когда они умерли, он стал мне опорой. Через несколько месяцев мы поженились.
– Сколько продолжался ваш брак?
– Три года. Потом, как я сказала, я выросла и поняла, что не нуждаюсь в опоре.
Брэди кивнул официанту, поставившему перед ним шотландское виски, а перед Мариссой – белое вино.
– История немудреная…
– Действительно, – кивнула Марисса.
– Но я тебе не верю, – закончил свою мысль Брэди.
Поднося вино к губам, Марисса вздрогнула и пролила немного вина на руку. Она осторожно поставила бокал на стол.
– Брэди, я решила поужинать с тобой, потому что ты чужой в этом городе и заслуживаешь благодарности за гостеприимство, которое ты мне оказал. Но это не значит…
– Нет, Марисса, – Брэди взял ее за руку и нежно коснулся языком того места, куда пролилось вино.
По ее позвоночнику пробежала теплая волна.
– И твоя благодарность еще даже не начиналась. Насколько я помню, я разрешил тебе спать в своей постели.
– Брэди…
– Но мы ведь говорили не об этом, не правда ли? – спокойно сказал он, не выпуская ее руки. – Видишь ли, Марисса, дело в том, что я совершенно заворожен тобой. Там, в Озарксе, ты была такой удивительно милой, такой абсолютно женственной, готовой отдать себя без остатка, что я просто обезумел от восторга и выбросил из головы убеждения, накопленные мной за мою долгую и нелегкую жизнь.
Марисса облизнула нижнюю губу, как всегда делала в минуты волнения.
– По-моему, нам не следует больше касаться этой темы.
– Марисса, ты ведь понимаешь, что мужчине может быть тяжело забыть встречу с такой женщиной, как ты. И вот я решил последовать за ней, то есть за тобой. И кого же я здесь встречаю? Чопорную, будто оправленную в ледяной футляр особу, которая превыше всего ценит свое стерильное существование в огромном доме, где совершенно отсутствуют тепло и фактура, которые так понравились тебе у меня. Ведь в твоем особняке почти нет каких-либо твоих личных черт. Я бы и тебя не узнал, если бы не твои глаза, моя милая. – Слово «милая» было произнесено отчасти с любовью, отчасти с сарказмом.
Марисса вырвала руку.
– Это несправедливо. Ты слишком мало обо мне знаешь, чтобы судить так категорично.
– Тогда просвети меня об обстоятельствах, которые мне неизвестны, – тихо попросил Брэди.
– Нет.
Дрожащий огонек свечи отбрасывал золотой отсвет на ее побледневшее лицо. Откинувшись на мягкое кресло, Брэди прихлебывал виски.
– И я, все же я по-прежнему твой пленник.
Марисса почувствовала, как взволнованно бьется ее сердце, и не могла припомнить, когда в этот день оно в последний раз работало в нормальном ритме.
– Брэди, ты меня удивляешь. Ты умный человек, но не можешь понять одной простой вещи. Здесь нет никакой тайны. У меня была амнезия, а потом она кончилась. И я снова такая, какой была раньше.
– Правда? В таком случае у себя на горе я видел тебя такой, какой тебя никто не знает. Выходит, мне очень повезло.
Марисса пригубила вина.
– Я увидел тебя без защитной скорлупы. Но жизнь, как я предполагаю, в лице какого-то человека нанесла тебе ужасный удар. Много лет ты провела под маской недоступной и искушенной светской дамы. И как только к тебе вернулась память, ты по привычке снова спрятала за ней свое истинное лицо. Я прав?
Официант снова пришел на помощь Мариссе, выбрав именно этот момент, чтобы принести горячие блюда. Она вздохнула с явным облегчением.
Брэди заметил, что Марисса рассеянно смотрит на свою тарелку, пытаясь припомнить, что же она заказывала.
– Что случилось? Тебе не нравится цыпленок?
– Так это цыпленок!
Взяв нож и вилку, она рассеянно начала есть. Брэди отрезал кусочек барашка. Цыпленок застрял у Мариссы в горле. Закашлявшись, она выпила почти половину стакана воды.
Брэди, проглотив свой кусок, отодвинул тарелку.
– Странно. С тех пор, как ты уехала из Арканзаса, у меня совершенно пропал интерес к еде. А у тебя?
– У меня прекрасный аппетит.
– Рад за тебя.
Он наклонился, посмотрел ей в глаза и легонько провел пальцем по вырезу ее блузки.
– Я хочу, чтобы ты была здорова и счастлива. Но я и себе желаю здоровья и счастья. Неужели мы не можем быть счастливы вместе?
– Не можем, Брэди, – грустно сказала Марисса. Она удивилась, услышав, как дрогнул ее голос, и после паузы продолжила: – Это не твоя вина. И не моя. Просто так сложилась жизнь.
Он прижал палец к ее губам.
– Я не отступлюсь, пока не пойму, почему ты спряталась в свою скорлупу.
Марисса собрала всю свою злость, чтобы погасить пламенеющее в ней желание.
– Прекрати. Мне двадцать девять лет. В этом возрасте у человека вырастает хоть пара ребер жесткости.
– Я не заметил ни одного, когда держал тебя в своих объятиях.
Она мужественно поборола прихлынувший к лицу жар и вскинула на него глаза.
– А ты сам, Брэди Маккалок? Ты говоришь про мою скорлупу, но сам-то ты отгородился от людей бетонной стеной.
– Ты совершенно права, – спокойно кивнул Брэди. – Но тебе удалось через нее пробиться.
Он перешел в наступление, но Марисса лишь покачала головой.
– Когда ты ворвалась в мою жизнь, Марисса, ты была совершенно беспомощна. Оказалось, что, помогая другому, человек бывает вынужден ему открыться, показать свои уязвимые места. А когда эта ранимая и оберегаемая часть души обнажается, ее бывает очень трудно спрятать заново. Потому я и здесь. Я думаю, что эта дверца в моей душе либо распахнется перед тобой еще шире, либо закроется навсегда. Все зависит от тебя.
Господи! Ну почему вдруг ее глаза увлажнились?
– Не могу поверить, чтобы у тебя в душе было какое-нибудь уязвимое место, Брэди.
– Как тебя в этом убедить?
Она задумчиво разглядывала его.
– Всякий раз, когда упоминается твое имя, говорят о том, что пятнадцать лет назад ты бросил все, закрывшись в своем доме в Озарксе. Какое ужасное событие могло заставить тебя решиться на этот шаг? Почему ты отказался от своей прежней жизни? Ты можешь об этом рассказать?
Что она делает? Она ведь не хочет, чтобы между ними установилась та особая близость, которая возникает между людьми, связанными общей тайной. Надо сразу же отказаться от своих слов, заявить, что это ее не интересует. Но ведь ей на самом деле интересно!
Неожиданно для самого себя, так же, как и для Мариссы, Брэди начал свою исповедь.
– Я прославился рано… Покинув родной город, я переехал в Нью-Йорк, когда мне только исполнился двадцать один год. Я никогда не видел такого огромного города, с таким мощным зарядом энергии. И я попал в этом мегаполисе в самое пекло. Я шел нарасхват. Дамы наперебой зазывали меня на свои вечеринки. Репортеры дрались за мои интервью. Критики называли меня гением. Прекрасные женщины находили меня сексуальным и рвались ко мне в постель. Мои работы раскупались моментально. Каждому было что-то от меня нужно. Я стремительно богател и становился знаменитым. Такая жизнь легко могла вскружить голову парню из Озаркса.
Но я почувствовал, что задыхаюсь, хотя и не понимал, почему. Я старался проводить больше времени в своей студии, но едва ли можно было надеяться создать шедевр, проспав накануне ночью всего четыре часа и очнувшись с перепоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20