..
Беглов был уверен, что Шаныгин замазан по самую маковку. Осталось толкнуть его в заботливые руки правоохранительных органов, а то пока они протянут да проминдальничают, соблюдая законы и собирая доказательства, этот мерзавец чистым из дерьма вылезет. И поминай, как звали. А то и вовсе за кордоном останется. Хотя такое добро кому там понадобится?.. Впрочем, это Артема не заботило. Ему было нужно, чтобы
Шаныгина с поличным арестовали здесь. И он знал, как это сделать.
Глава 16
Валерия Стрелецкая встретилась с Кузей на концерте.
- Лерочка, я так рад тебя видеть, - радостно заорал он, обнимая её. Плевать на них на всех!
- Ладно, - отмахнулась Лера.
- Я это дерьмо читать не мог. Ну, подлецы, такое навертели! Но, знаешь, как ни странно, это сделало тебя ещё более популярной.
- Скажешь тоже.
- Клянусь! Зрители с ума сошли. Когда отменили выступления, лишь несколько человек сдали билеты, которые тут же разошлись. В драку, в драку! Мне в кассе сказали. Ужас, что сегодня делается. Ты как?
- Я в форме, - холодно сказала Лера, чтобы пресечь дальнейшие разговоры.
Она увидела Григория Иртемьева в его неизменной серой куртке с множеством карманов и темной водолазке под горло. Он показался ей мрачным и похудевшим.
- Здравствуй, Лера, - Григорий подошел ближе.
- Привет, - легкомысленно бросила Валерия. - Я думала, что ты с героиней первых полос желтой прессы и поздороваться не захочешь.
- Ну что ты! - его глаза беспомощно смотрели на нее.
Лера растерялась и неожиданно для себя разозлилась. Иртемьев мгновенно уловил перемену в её настроении.
- Я хотел тебе сказать... - начал он.
- Ну, ладно, я побежал, - мгновенно сориентировался Кузя. - Меня ребята ждут, скоро начало.
Он сделал шаг в сторону, но Валерия поймала его за руку.
- Подожди несколько минут, не умрут твои ребята.
Она повернулась к Григорию:
- Так что ты хотел сказать?
- Я, конечно, виноват перед тобой, но действительно, не знал, что вы взяли эту песню. Лера, прости, я не хотел доставлять тебе неприятности.
- А, что было, то прошло, - весело прощебетала Стрелецкая. - Не будем про это вспоминать.
- Ты в самом деле на меня больше не сердишься? - переспросил Иртемьев.
- Нет, конечно, - громко подтвердила она, но глаза её говорили что-то другое.
Она демонстративно подошла и чмокнула его в щеку, словно клюнула. Точно так перед этим она обнималась с Кузей.
Григорий даже в лице изменился, но Стрелецкая, будто ничего не замечая, продолжала:
- После концерта давайте соберемся и посидим, как раньше, - бодрым голосом говорила она, с ужасом прислушиваясь к собственным словам.
"Что ты несешь, дура, что несешь! Зачем строишь из себя легкомысленную идиотку?.." - колотила в голове здравая мысль, но остановить себя она не могла.
- Кузя, ты - за? Она, улыбаясь, как бездушная кукла, обернулась к музыканту.
- Я-то? - обалдевшим голосом произнес ничего не понимающий Кузя.
- Я - да.
Он с удивлением смотрел на Валерию. Что с ней происходит? Почему у неё такая неискренняя, словно приклеенная улыбка?
- Лер, давай все-таки доживем до вечера, а то, знаешь, загадывать заранее как-то...
Валерия шумно выдохнула.
- Ты, как всегда, прав. - Рекламная улыбка сбежала с лица, и она быстро отошла от них.
- Что с ней? - тихо спросил Григорий.
- Волнуется, наверное, первый концерт после перерыва, всего можно ожидать.
Иртемьев молча смотрел ей вслед. Он понял, что она хотела сказать своим поведением: "Ничего особенно важного не произошло. Ты для меня просто друг, как Кузя, как кто-то другой. Я могу спокойно разговаривать с тобой, ты меня совершенно не волнуешь".
Григорий не хотел быть просто другом.
Концерт проходил замечательно. Стрелецкой хлопали, как никогда. Или ей это сейчас так показалось?
Да, это её жизнь. Она не может по-другому. Лера вспомнила слова
Наташи Дробышевой: "Иногда просыпаешься утром и с ужасом думаешь, а вдруг что-то изменилось и публика тебя разлюбила." Только теперь она поняла по-настоящему, что имела в виду Наташа. "Готова сделать, что угодно, лишь бы этого не произошло. Я боюсь потерять то, что есть". Сейчас Лера чувствовала то же самое.
Стрелецкая исполнила "Чары". Публика новый романс восприняла восторженно.
Кузя вытащил на сцену сопротивляющегося Григория Иртемьева.
- Ну что ты, ей-Богу, как пень, уперся, - приговаривал он, выводя приятеля под аплодисменты.
Григорий скованно кланялся. Какая-то молоденькая девица вбежала на сцену с букетом цветов и, сунув его растерявшемуся поэту, повисла у него на шее.
Валерия остановившимся взглядом наблюдала за ними и сама не могла понять, почему её это зацепило. Впервые в жизни она испытывала такое состояние. Давным-давно, когда приятель мужа сказал, что тот ей изменяет, чувствовала что-то подобное. Но тогда были гнев, обида и мерзость, особенно когда приятель выложил ей подробности. А сейчас сердце тревожно сжалось и заныло.
Шум в зале поутих, и она неожиданно для себя объявила в микрофон:
- А сейчас я спою одну забытую песню, которую слышала, когда была совсем девчонкой.
...Если ты одна любишь сразу двух
Значит, это не любовь, а только кажется...
Лера аккомпанировала себе сама. Кузя, быстро подобрав мелодию, подхватил её.
После окончания концерта за кулисы рвануло несколько репортеров, желая взять интервью.
Кузя, предугадав их действия, быстро оттеснил Валерию.
- Мадам Стрелецкая, как вы думаете...
- Валерия, ответьте пожалуйста, на один вопрос...
- Наша газета...
Все эти реплики остались без ответа.
Кузя, развернувшись к журналистам, насмешливо сказал:
- Валерия отвечать на вопросы сейчас не в состоянии.
- А вы не могли бы... - напирал один из самых настырных.
- Я - нет, - вежливо, но твердо сказал Кузя. - Проведение пресс-конференции в программе концерта не обозначено. Перенесем её на другое время.
Разочарованные журналисты, недовольно бурча, удалились.
- Господи, Кузя, как у тебя хватило терпения! - Лера бросилась к музыканту. - Я бы сейчас так не смогла, обязательно сорвалась. Очень хотелось вцепиться в морду, особенно этому, крашеному.
- Ну что ты, Лерок, черт с ними! Этот журналюга только обрадовался, если бы ты плюнула ему в рожу. Представляешь, какая реклама?! Он бы год при деле был. Так что, отмечаем успех?
Валерия опустила глаза.
- Нет, Кузя, вы уж без меня. Не сердись, ладно? Устала смертельно. С ног валюсь.
- Какие разговоры, ещё не вечер, отметим в другой раз.
Григорий молчал. Последняя песня, исполненная Лерой, сказала ему многое.
А Стрелецкая, подъезжая к дому, ругала себя последними словами. Кому она что доказала, зачем вылезла? "Если ты одна любишь сразу двух..." передразнила себя. Не надо было петь эту песню.
Сегодня она многое поняла. Душа должна продолжать жить. А её душа
- это работа.
До встречи с Григорием на концерте она все решила. Нельзя мужика водить на веревочке, он не кукла. Она должна выбросить его из головы. Все было так понятно и ясно, пока не увидела Григория и его беспомощные глаза. Что теперь будет? Она с тревогой задавала этот вопрос, но ответа на него не находила.
Глава 17
Сема Резаный, как приклеенный, таскался за Карлиным. Вячеслав Анатольевич вел размеренный образ жизни. На две семьи. Ночевал он, в основном, дома, большую часть рабочего дня проводил в офисе. Вечером, чаще всего со своей дамочкой, которая работала у него, Лидией Пашиной, ехал к ней.
Следить за Карлиным было несложно: где стояла его светлая "девятка", там находился и Карлин.
Отношеня с женой у него были плохие. В рабочем кабинете Вячеслава
Анатольевича сделали "закладку". Супружница звонила время от времени и закатывала скандалы. Из их переговоров следовало, что он вот-вот разведется и официально оформит отношения с любовницей.
- Не понимаю, почему дергаешься, - спокойно говорил Карлин жене.
- Все остается тебе: квартира, дача, которая, между прочим, больших денег стоит по нынешним временам.
- Ее мой отец выбивал, - истошно орала жена.
- Участок выбивал отец, а строил я, - возражал Вячеслав Анатольевич. Дети пристроены.
- Ты мне ещё про детей... Негодяй! Ты никогда ими не интересовался.
- А ты никогда не интересовалась мной, - возразил Карлин. - Тебе всегда было наплевать на меня.
- А-а!.. - визжала супружница.
- К чему такая экзальтация? Не понимаю.
- Эта стерва...
- Заткнись! - грубо оборвал Карлин. - Ты никогда не изволила ревновать меня.
- Когда ты лежал в больнице с разбитой головой, - всхлипывала женщина. - Я...
- Ты подняла хороший вопрос, - медленно процедил Карлин. - Про разбитую голову. У тебя нет никаких предположений по этому поводу, а, дорогая?
- Что, что ты этим хочешь сказать? - голос жены задрожал.
- А что тебя вдруг так испугало? - спросил он.
Прослушивая разговор, Сема, конечно, не видел лица Карлина, но почувствовал, как зазвенел от злости его голос. Во дает! Крепкий мужик, а с виду такой интеллигентный. Видно, припекло.
А Вячеслав Анатольевич, сжимая трубку, совершенно ясно понял, что худшие его предположения подтвердились. Покушение на него, когда он шел к Лидочке, организовала жена. Он ещё тогда об этом подумал. Карлин был твердо уверен в одном: кто-то ей подсказал такое решение, самостоятельно у неё умишка бы не хватило.
- Слушай, - устало сказал он в трубку. - Дома поговорим. У меня есть к тебе вопросы по поводу разбитой головы. Но могу сказать одно: ты выбрала неправильную линию поведения, и если по-прежнему будешь закатывать скандалы, я подниму этот вопрос о покушении. Уголовное дело, дорогуша, тюрьмой пахнет. Отвечать кому-то за это придется. Ты поняла?
Супружница бросила трубку.
А Карлин неподвижно сидел в кресле, пытаясь унять колотившее сердце. Вот сука! Теперь он был точно уверен, что это её рук дело. Если бы она была здесь ни при чем, такой бы ор подняла при одном намеке, чертям тошно стало. А сейчас смолчала, проглотила.
После того, как Вячеслав Анатольевич стал работать на Беглова, его характер изменился. Теперь он бы не позволил разным мудакам обвести себя вокруг пальца.
Вечером Сема наблюдал, как Карла, он по-прежнему про себя называл его так, подъехал к дому любовницы. Но почему-то сегодня он пробыл там недолго.
Резаный раздумывал: за ним отвалить или подождать. В принципе, с Карлой все было ясно. Беглова семейные дела этого мужика не интересуют. Шефу важно другое, не станет ли его доверенное лицо вести двойную игру.
Карлин был чист. Судя по всему, он из тех, кто служит одному хозяину. Он ведет себя как человек, которому нечего скрывать: не суетится, не оглядывается судорожно по сторонам. Он даже Сему ни разу взглядом не зацепил. Правда, Резаный, как настоящий артист своего дела, постоянно менял обличье.
Пока размышлял, к дому подъехала машина. Она остановилась недалеко от подъезда, где стоял Сема. Из машины вышел представительный мужик с кейсом и букетом цветов. На его лице были очки в тонкой роговой оправе. Рослый, подтянутый, элегантно одетый, - такие обычно нравятся бабам, машинально отметил про себя Сема. Почему-то приехавший мужик привлек его внимание.
Когда Семе говорили, что у него особое чутье, он отшучивался. Иногда и сам не мог понять своих действий. Разве можно объяснить, как охотится зверь? Или как его жертва, спасаясь от гибели, безошибочно выбирает единственно возможный путь для спасения?..
Почему Семе не понравился мужик в роговых очках? Кто его знает... Приехал с букетом, в гости, значит. Пока несколько дней ходил за Карлиным, ему приходилось торчать возле подъезда Лидочкиного дома. За это время он что-то ни разу не видел таких клиентов. Этот фраер приехал один, значит, к бабе, к мужику с букетом не ходят. К тому же он появился сразу после того, как отъехала светлая "девятка" Карлина. Посмотрим, посмотрим...
Представительный мужчина направился к подъезду, возле которого топтался Сема. Он скользнул взглядом по Резаному.
Квартира Пашиной находилась на четвертом этаже.
Едва мужик зашел в лифт, Сема рванул вверх по лестнице. На третьем этаже остановился, тяжело дыша. Наверху, прямо над ним, неизвестный вышел из лифта.
Сема застыл, прислушиваясь. На лестничной площадке затопали. Резаный, стараясь не шуметь, стал осторожно подниматься по ступенькам.
Мужчина стоял напротив Лидочкиной двери и нажимал на звонок. Сема прекрасно видел его ботинки и брюки.
Дверь распахнулась.
- Вы? - услышал Сема удивленный женский голос, - а я думала это...
- Может, пригласишь войти? - уверенно произнес гость.
Хозяйка, чувствовалось, растерялась.
- А в чем дело? - спросила она.
- Надо поговорить.
- Ну, я не знаю...
Дверь захлопнулась, и Сема остался один на лестнице.
Эх, зря "закладку" у Лидочки не сделали, пожалел он, суетись теперь тут...
Он поднялся на четвертый этаж и вытащил нехитрое приспособление, которое давало ему возможность подслушать то, что происходило в квартире. Не ахти что, через хорошую капитальную стенку хрен что услышишь, но в современных панельных домах вполне годится. Если, конечно, соседи не будут шнырять туда-сюда. Здесь Сема-Артист не знал себе равных. Мог запудрить мозги любому и расположить к себе самую недоверчивую старуху. Осечки у него бывали редко.
В квартире, куда прошел Большаков, а это был он, Пашина стояла в прихожей и смотрела на Вадима Алексеевича.
- Это тебе, - он протянул женщине роскошный букет, красиво упакованный в гофрированную бумагу.
Она нерешительно взяла цветы.
- Я не понимаю...
- Разреши раздеться? - Большаков, не дожидаясь приглашения, снял верхнюю одежду и вопросительно посмотрел на хозяйку.
- Проходите, - она распахнула дверь в небольшую гостиную.
- У тебя очень уютно, - Вадим Алексеевич разглядывал обстановку.
- А сын где?
- На тренировке, скоро появится.
- Он как, твоей личной жизни не мешает?
Лида собиралась поставить цветы в вазу, но, услышав вопрос, передумала.
- Зачем вы пришли? - резко спросила она.
- Поговорить. Какие-нибудь стаканчики в этом доме найдутся?
Большаков вытащил из кейса бутылку и выставил её на стол.
- Ты выпьешь?
- Нет! - Лида сжала губы.
- Ну, ну, не будем обостряться, - примирительно сказал Вадим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37