Одна из них налетела на гнилые заборные доски и поднялась в воздух, с хриплым гневным карканьем. Забили крылья, разбудив дремавшую до поры Венди. Проснулся резко и селянин:
– Что там?!
– Да ничего. Монстр наш утром свалил куда то. Может умирать пополз?
Двор и правду стал пуст. Вороны улетели, оставив три или четыре черных пера, на траве. Лежал вповалку некрепкий забор, а за ним виднелась разрушенная улица, на которой засыхали грязные густые лужи. Тушу ночного пришельца было бы видно издалека. Разве что он прятался позади дома?
Лапников поднялся тоже, повел стволом, вдоль улицы:
– Так что же, он исчез?
– А может он испарился как морок? – Выдал селянин, тоже оглядываясь. – Главное исчез. А остальное нас не колышет.
Сергей еще поискал глазами, затем глянул в траву и сказал:
– Да нет, никуда он не девался. Как здесь упал, так и остался. Вот он наш носорог.
Журналист и зоотехник вытянули шеи, и глянул под самое окно. В траве, рядом со сгнившим резным ставнем лежал маленький серый мышонок. Зверек бессильно задрал задние лапки, хвост был скручен, а голова оказалась разбитой, словно по мышке проехали автомобилем. Серый цвет существа был явно похож, на цвет незваного ночного тарана. Но это было все их сходство.
– Так что же? – спросил селянин – этот динозавр обратился при свете в мышь. С мышью мы, получается, дрались?
– Топором рубили. – Откликнулся Сергей. – Вообще у меня есть версия на этот счет.
– И какая же? – Спросил Лапников присаживаясь на подоконник и поддевая ружье дохлую мышь. – Чем можно объяснит такое преображение мыши?
– Ну, – начал Сергей, тоже присаживаясь на подоконник, и давая, пока есть возможность, солнечным лучам погреть занемевшую на полу спину, – В этом поганом селе мы имеем два типа чудовищ. В смысле не два типа, сами то они все разные, но я подразделю их все-таки по часам существования. Мы имеем монстров, которые нападают и шабашат только ночью и не выносят света дня. И других, для которых солнечный свет глубоко безразличен и они спокойно могут мародерствовать и днем.
– И что? – Спросил Лапников. – Нам то от этого не легче.
– Но я нашел различия в ночных и дневных монстрах. Дневные чудовища более слабые, но самое главное в них можно заметить кем они ранее были. Дневные твари это в основном простые лесные звери, которые стали обращаться в змей, но застыли на полпути. Днем на нас нападают волки, змеи, мелкие лесные зверьки. Все трехглазые кстати. Еще днем гуляют одеревенелые особи, но это в основном люди. Можно вывести, что дневные монстры не слишком опасны.
А теперь о ночных. Вот это уже настоящие чудовища. Не поддаются классификации, не кем они когда-то были. Здесь все разновидности ночных кошмаров, встречаются огромные монстры типа этого – при этом он указал на мыши и Лапников еле удержал в бороде ухмылку – Но днем всего этого нет. Теперь главное. Мне приходит на ум, что все ночные монстры, это лесные звери и люди, прошедшие крайнюю стадию змеиной болезни.
– Крайняя стадия болезни, это превращение в змею. – Вставил журналист.
– А вот и нет. Я понаблюдал, да и вы сами говорите, что и тут имеется два типа. Первый обращается в простую змею и уходит в леса, а второй, в змееподобного монстра. Типа трехглазых собак. Так вот, ночные твари, это ничто иное как до конца мутировавшие звери-люди.
– Я вроде понял. Пока превращение не происходит полностью, животное может свободно бегать днем. Но переродившись уже не выносит света, и под его действием дохнет и обращается в начальное состояние.
– Так что тот носорог в реальности был просто полевой мышью. Куда я попал!! Как я вообще могу тут рассуждать, когда под окном лежит мышь, бывшая ранее шипастым гадом?
– С нами Сивер. – Напомнил Щербинский.
– С нами Сивер! С нами бог! – Да где только помощь его силовая. Почему все намеками действует? Он же разогнал кордон!
– Сивер нам помогает. Возможно только поэтому мы еще живы и не обращены в змей.
Серега снова вгляделся в мышь, присмотрелся внимательно, и на секунду ему показалось, что из разодранной головы зверька торчит маленький сизоватый шип. Приезжий поморгал, и через секунду это был снова расплющенный череп мышонка. Сергей раскачал зверька за хвост и зашвырнул далеко в зелень травы, сказал:
– Ночь мы пережили, куда теперь?
– Теперь есть – отозвался из дальнего угла комнаты селянин.
– Опять змею? Нет спасибо. Лучше уж голодным помереть, чем есть без конца классового врага.
– Нет, – сказал зоотехник, – сегодня ежик. Заполз, понимаешь в подпол, а там застрял.
Сергей глянул на Лапникова, тот сосредоточенно изучал синий небесный свод. Приезжий посмотрел туда же и увидел белоснежное облачко проползающее над Черепиховым. На подходе к солнцу, облачко неожиданно обратилось в старину Сивера, и ободряюще взмахнуло рукой.
– Тебе легко там наверху, – пробормотал Серега тихо, – а нас в самую грязь запихнул.
Есть хотелось всем. И потому зажаренный еж был съеден без пререканий. Мясо оказалось кислым и жестким, но все же несравненно лучше белого мяса змеи, преподнесенного на прошлый завтрак.
Селянин ел споро, поглядывал временами на спутников, затем заявил:
– Сейчас идем в Дом культуры, и ищем там камень.
– Ищем где? – спросил Сергей.
– В подвале, знамо дело! Опять лезть во тьму, но сивер нам поможет, спасет. Разобьем камень, и покончим с напастью.
– Это программа максимум?
– Нет минимум, о максимуме лучше и не говорить. – Ухмыльнулся Щербинский.
И замолчал. Замолчали и остальные. Они сидели молча за столом, пытались просто переварить их задачу, а солнечный свет ласково падал через расколотое окно. Но солнце скоро скроется и опять повиснет дождливая муть, а задача их такова, что уложить ее в разуме и логически понять, нет никаких сил.
– Не знаю, как я смогу жить с этим, – тихо проговорил Сергей наконец, – зная, что ночные страхи существуют. Что есть на свете монстры и чудища, и они не сказка и не фантастика. Они могут прийти к тебе и вцепиться в горло. И ты уже не сойдешь с ума, ты будешь мертв.
– Что за мысли? – вопросил Щербинский фальшиво жизнерадостно – может только одна такая гадость и есть на свете?
– Да нет – произнес приезжий – такое просто так не бывает, это что то большое. Такое огромное и непостижимое. А мы натолкнулись лишь на самый его краешек. А где-то рядом, неподалеку, скрывается целый огромный мир чуждый нам. Он велик и везде. А мы слепы и не можем увидеть его.
– Но… – сказал Лапников.
– Подожди. – Оборвал Сергей. – Я тут вдруг осознал кто мы. Кто есть люди вообще. Мы узкие ограниченные создания. Мы сделали свой мир. Мир техники, где все подчиняется физическим законам. Мир который нам понятен. Мы кроили мир под свою метку, а то, что к нам не подходило отбрасывали и старались забыть. Знаешь Лапников?
– Что?
– Люди жившие в Средневековье были гораздо ближе к пониманию того мира, чем мы живущие сейчас. Ведь мы современные, живем ничего не видя. Уткнувши нос в землю, и погрязшие в своих мелких никчемных проблемках. Мы живет и просто не верим, что в нашем технократическом мире может что-то случиться. Как может что-то произойти, если мы поднимаемся каждое утро, привычно идем на работу, едем в метро, возвращаемся домой и ложимся спасть, и так каждый день. Как может произойти что-то необычное, когда у нас еще столько не сделанных мелких делишек. Этот обыденный серый мир затягивает нас. Затягивает до такой степени, что мы уже просто не видим ничего странного вокруг себя, не замечаем.
А если случается что-то крупное, что делаем мы, простые серые горожане? Мы сходим с ума, вот что? У нас срывает крышу, потому что мы не можем понять происшедшего. Мы не знаем его, мы заблокировались от всех посторонних событий, не стыкующихся с нашим мировоззрением. Серость не терпит яркого.
– Я понял – с жаром сказал вдруг Лапников – ведь и правда. По всей планете гремят войны, где-то кто-то в кого-то стреляет, кого-то рвут на куски дикие звери. Где-то целый город объят пожаром. А я выглядываю из своей серой трущобы, на серую же узкую улицу и задаю себе вопрос: Ну что может произойти здесь. Здесь ничего не меняется, и я не могу поверить, что и на это улице может такое произойти. Не верю, пока это не случается. Так и все из нас, не реагирующих на окружающий ужас, и в тайне надеющихся, что это произойдет не с ним.
Серега кинул взгляд на Щербинского.
– Сильно. – Сказал тот. – Вы тут оба прямо философы.
– Куда ж без этого, – произнес Серега спокойно, – давайте двигаться, а то время уже.
Быстро собрались, внимательно осмотрели и перезарядили ружья, а затем вышли в день, который на глазах, становился не таким уж и сияющим. Как всегда тучи уже затягивали небосклон, холодало, к вечеру обещался все тот же дождик. Все это уже явно было неестественного происхождения, и теперь уже можно было поверить, что когда ни будь, утро не наступит.
Издали заметили трое волков. Но те не стали связываться с людьми, резво шарахнулись в сторону, скрылись в проулке. Трое людей шли молча, направляясь прямо к Дому Культуры, над которым по прежнему возвышались засыхающие корни старого дуба. Как получилось так, что дуб, несомый смерчем упал прямо на здание? Да так упал, что разрушил даже подвалы? Или это все совпадения?
Нет ответа на вопросы, и даже Сивер молчит. Как вот теперь с ним связываться? Почему не придет на помощь. Ведь заманил же двоих беззащитных незнающих людей в этой змеиное гнездо? Заманил и почти что бросил, оставил на произвол судьбы.
– Подумать только! – Сказал Серега тяжело. – А ведь я два дня спокойно ходил в этом гадюшнике!
– Раз остался жив, значит Сивер помог, отвел беду. – Сказал селянин убежденно.
– Твоя вера в Сивера безгранична. Если он сам до сих пор не разметал ворогов, значит и у него есть ограничения. Не всемогущ он.
Щербинский кивнул, но промолчал, впереди уже маячила ломанная анфилада дворца, и казалось тучи задевают ее вершину, такие они низкие. Дождь пойдет и это случится скоро.
Впрочем, в этом селе есть вещи похуже холодного дождя.
Минут через пятнадцать хода натолкнулись на змея. Вроде бы еще очертания человеческие, но сам плотно покрыт чешуей, ноги коротки и разлаписты, а руки превратились в кожистые отростки.
Змеюка увидел их уже издали, зашипел, но селянин резво вскинул ружье и выпалил в чешуйчатого. Расстояние было велико, и он почти промахнулся. Картечь лишь чуть задела нижнюю лапу, это было видно по тому, как бывший человек дернул ее, словно обжегшись.
Щербинский выстрелил еще раз, промахнулся, и с проклятьем перезарядил ружье. Пока он возился с оружие, псевдо-змей что-то углядел, понял что его ждет, и потрусил прочь от них, в сторону все того же Дома. Не добегая до здания двух десятков метров, он неожиданно распахнул кожистые руки, которые оказались, перепончатыми, ярко окрашенными крыльями, и взмыл в небеса с хриплым криком. Селянин только плюнул вслед.
– Это то что же? – Сказал Лапников. – Змеи летающие? Горынычи?
– Плюнь на них, – посоветовал зоотехник гневно, – мы уже почти пришли.
Пошли прямо по улице, с которой только то взмыл змеечеловек. Подумав, Серега произнес:
– Вот так. Счас он еще полетает – полетает, а затем обратиться полностью и станет лютовать только ночью. Но уже сейчас видно, что он специализирован. Мы имеем в противниках, бегающую прыгающую и летающую нежить. Это наводит на мысль, что они создаются специально, с некоей целью.
– Цель не цель, а наша цель, вот она. – Отмахнулся селянин и показал на близкое здание. – Чувствуете как воняет?
– Да воняет, – согласился журналист, – как камень искать будем?
С хмурого неба упало три дождинки, стало темнее, прохладнее. Разрушенная колоннада Черепиховского дома культуры, возвышалась над ним как мрачная версия Акрополя. Да еще мерзости добавлял подсохший дуб, чьи корни казались щупальцами мертвого осьминога.
Или множеством застывших в агонии змей.
– Искать будем по запаху. – Сказал Сергей.
– По запаху? – Спросил Лапников удивленно. – Венди что ли мою посылать?
– Нет. Псина твоя наоборот оттуда смоется, только пусти. Искать будем сами. Да разве не чувствуете запах мускуса? Гнилостный такой, змеиный?
– Что-то есть. – Решил, понюхав сыроватый воздух Щербинский – да только мы и в прошлый раз это подметили. Так и будем как ищейки искать?
Серега тоже принюхался внимательно:
– Несет то как. Мы еще и логики добавим немного. Если ты Щербинский все последние годы не видел его в основном холле Дворца, да и в музее его нет. Где он тогда может находиться, надежно упрятанный от людских глаза.
– Мне то откуда знать? – Пробормотал селянин.
– А оттуда. Когда камень стал зло по округе распускать, его взяли, да и убрали в запасник, чтобы глаза не мозолил. Так что искать будем в подвалах. Чую я оттуда это все идет.
– Ну пойдем тогда, – сказал Лапников, проверив еще раз ружье, – жалко фонарики не взяли, как тогда в музее.
Дождь сверху заморосил, потянулся липкой пеленой. Но Сергей с компанией на него уже не обращали внимания, притерпелись. К тому же ход обнаружился довольно быстро.
Это был даже и не ход, а так, пролом в монолитной плите перекрытия, что рухнула сверху во время бури, И пролом не был завален каменной крошкой, наоборот зиял тяжелым черным оком. И несло оттуда свежим запахом мускуса, гораздо более свежим, чем то, что в подвале церкви.
– Думаю здесь. – Сказал Серега спокойно, а затем оглянувшись на спутников спросил. – Спускаемся?
– Не в первой. – Изрек Щербинский и первым сунулся в темную дыру.
Сергей двинулся Следом, а Лапников, некоторое время постоял в раздумье. Он не мог этого знать, но именно через этот черный пролом и выполз на свет божий тот злополучный турист, первым поддавшийся змеиному проклятью.
Воняло внизу смрадно. Тем более что приходилось ступать по разрушенной кирпичной кладке, которая тряслась и рассыпалась под ногами, грозя обвалиться вся, и вызвать этим маленькую лавину. От дождя кирпичи стали скользкими, к тому же под ними что-то явственно прело.
Сергей даже поначалу отшатнулся назад к свету, но сцепил покрепче зубы, прошептал по Щербински:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47