Ее нежные груди ощущали ритмичные удары его могучего сердца. Рори еще только наклонял голову, чтобы поцеловать ее, а ее губы уже открылись навстречу ему. Она вскинула руки для объятия, ее ладони коснулись сквозь ткань его бицепсов, потом легли на его широкие плечи и успокоились там, найдя для себя свое место. Его рот был, как и руки, ледяным при первом прикосновении, затем вдруг стал жарким, словно готовым расплавиться, когда их дыхание стало единым, губы слились, нежная плоть языка, его и ее, стала общей плотью.На миг Рори оторвался от нее, издав низкий, протяжный, какой-то животный стон, и вновь нашел своим языком ее язык, и эта ласка, скорее похожая на игру, продолжалась.Он крепко держал ее в объятиях, прижимая каждый кусочек ее гибкого тела к своему телу, и ее одежда пропиталась влагой от его мокрой одежды. Оставив на время в покое ее рот, Рори начал водить губами по ее щечкам, подбородку, носику, бровям и, наконец, добрался до трогательно беззащитной, хрупкой, как тончайший фарфор, и нежной, как стебель изысканного цветка, девичьей шейки, где на горле возбужденно билась какая-то жилка. Рори расстегнул одну-две пуговки, и вот уже и шея, и плечи, и грудь – все было в его распоряжении, и он мог наслаждаться ее шелковистой кожей.Он доводил ее до безумия поцелуями, а его рука завладела ее грудью. Поочередно каждую грудь он ласкал, то приподнимая вверх, то сжимая пальцами сосок. Он отрешился от всего, все его добрые намерения пошли прахом.Ребекка ощущала исходящий от него жар, сама едва дыша и наслаждаясь прикосновениями его рта и рук. Она отмечала в сознании все его действия – то, как он расстегивает ее платье, как касается губами, сжимает до боли сосок. Она бы не позволила этого делать ни одному мужчине на свете, кроме него. Потом она почувствовала, что его рука начала путешествовать по ее бедрам, погладила ее ягодицы. Ребекка инстинктивно приподнялась на цыпочки.Боль желания, уже знакомая ей, та, которую она испытывала, когда они лежали рядом на огороде, на развороченной капустной грядке, вновь охватила ее. Но теперь они были далеко от всевидящих глаз городских сплетников, в уединенном месте…– Ребекка! – Она с трудом разобрала его бормотание где-то к себя над ухом, когда он вытаскивал шпильки из ее прически, свободно распуская ее волосы. Тяжелые волны темно-золотистого цвета каскадом упали ей за спину, и он пропускал их меж своих пальцев. Прижав руку к ее темени, Рори запрокинул ей голову, открыв еще больше шею и грудь для поцелуев.Она готова была уже полностью отдать себя в его власть, лечь на траву у реки и позволить ему творить с ней все, что он пожелает.Конечно, они оба напрочь забыли про форель, брошенную в траву, но рыба напомнила о себе. Изогнувшись дугой, она отчаянно затрепыхалась в безуспешных попытках добраться до вожделенной водной стихии. Опершись на хвост, она встала почти вертикально, потом шлепнулась к их ногам.Она мгновенно вспомнила неосторожно оброненную Рори фразу о том, что залезть под юбку – неплохая идея.Он уже был близок к цели. Какие-то сверхъестественные силы нашлись в ней, чтобы оттолкнуть и его, и огромную рыбину, которая была виновата лишь в том, что хотела выжить. Ребекка отгородилась от его поцелуя ладонью, а другой рукой пыталась застегнуть пуговицы на платье. Он опять уловил перемену в цвете ее глаз. Из изумрудно-зеленых они стали темными, как бездонный колодец. Подходящий момент для грехопадения был упущен.Чтобы успокоить Ребекку, он наклонился, схватил рыбину и зашвырнул ее далеко на речную быстрину. Но когда он обернулся, Ребекка уже убегала от него. Рори не пытался ее задержать.Она, легкая как перышко, взлетела в седло старенькой лошадки, до этих пор мирно пожевывающей ольховые листья, натянула поводья, сжала бока лошади коленками и заставила бедное животное пуститься вскачь.
Под старыми дубами городского парка собралась вся женская половина населения Уэлсвилла – девочки, девушки, замужние леди и вдовы. Разыгрывались корзинки с ленчем девиц на выданье, и вырученные деньги шли на обустройство пресвитерианской общины. Стол, где располагались корзинки, был на том же месте возле эстрады, где Рори в первый раз целовал пальчики Ребекки. Корзинки, в полном секрете от публики, были обвязаны пестрыми ленточками соответствующей желаниям девиц расцветки, а также украшены цветами из садов их родителей.Мужчинам Уэлсвилла предстояло торговаться и покупать корзинки, а после этого иметь удовольствие съесть завтрак на природе, уединившись в парке в обществе хозяйки корзинки.– Как ты думаешь, Амос не рассердится? – Селия нервничала и не находила себе места.– Не думаю. В крайнем случае мы обе скажем, что это недоразумение. Бледно-розовую и просто розовую ленту так легко спутать.Ребекка старалась казаться спокойной и уверенной в себе, но на самом деле она вся дрожала от головы до пят. Если родители узнают о ее проделке, то ей не избежать жестоких проклятий матери и молчаливой укоризны в глазах отца. К счастью, мама в это утро пожаловалось на мигрень и осталась в постели, а папа решил не покидать захворавшую супругу. Ребекка благодарила Господа за это благодеяние. Ханты подвезли ее на праздник в своей замечательной новенькой коляске немецкого производства, верх которой был открыт по случаю жаркой погоды. К своему облегчению, Ребекка узнала, что Леа и Генри Снейд также не собирались присутствовать на благотворительном базаре.Дьякон Райт торжественно объявил о начале аукциона.Селия с волнением обвела взглядом собравшуюся толпу.– Я не вижу Амоса, – шепнула она Ребекке.– О! Он где-то здесь, не беспокойся. – Она успокаивала подругу, а сама вся трепетала.Накануне она при кратком визите мистера Уэллса к ним обронила несколько невразумительных слов насчет розовой ленты, но он, конечно, был достаточно быстр умом, чтобы ухватить намек. Разрушит ли ее невинный обман его матримониальные планы, а если так, то не выльется ли его гнев во что-то страшное?– А кто купит твою корзинку, Ребекка?– Я никому не говорила, какой лентой я ее завяжу…Никому, кроме Рори, а его здесь не будет.– А вдруг ее никто не купит! Это будет ужасно, – сокрушалась добрая Селия. Подруга пожертвовала своим счастьем ради нее, и теперь Селию грызла совесть.Ребекка рассмеялась.– В штате Невада, где на одну женщину приходится десять мужчин, такая участь моей корзинке не грозит. Посмотри, сколько их тут!Ее взгляд скользнул по лицам собравшихся в парке представителей сильного пола, и тут же у нее перехватило дыхание. Над толпой возвышался, как церковный шпиль, Рори Мадиган. Он занял место позади всех, с обычной своей ленивой наглостью опершись на шершавый ствол могучего дуба, как будто это была самая изысканная ложа в театральном зале. На нем была белая рубашка без галстука, черные брюки и такого же цвета кожаная куртка.– Как у него хватило духу явиться сюда! – воскликнула Селия под ухом у Ребекки. – Папист на нашем церковном сборище! И как он вырядился! У него рубаха расстегнута чуть ли не до пупа…Селия пыталась растормошить подругу, но та, завороженная зрелищем волосатой мускулистой груди, уже знакомой ей по некоторым весьма волнительным эпизодам, была нема и глуха. Неужели Селия и все остальные вокруг не восторгаются этой красотой? Неужели они всего лишь шокированы его манерами и не замечают, что Рори Мадиган – воплощение мужской красоты?Его длинные черные волосы, теперь гладко расчесанные, а не слипшиеся, как это было на ринге, или в жару на огороде, или после купания в речке, блестели на солнце. Среди неуклюжих скотоводов и бледных городских служащих, потеющих в своих стандартных тяжелых суконных костюмах, Рори выглядел пришельцем из иного мира. А может быть, дьяволом, принявшим человеческий облик? Ему было наплевать, что о нем подумают и о чем начнут перешептываться люди вокруг.Их разделяло много ярдов, но она ясно разглядела его усмешку и скорее догадалась, что он сказал, чем прочитала по губам слова, которые он произнес беззвучно.– Я отпустил тебя, Ребекка, но только на время.Нет, он не посмеет! Он не совершит такую подлость, усугубив ее вину за обман Амоса, родителей, Селии, разрушив ее налаженное, привычное существование от восхода до заката, от одного празднования Рождества Христова до следующего Рождества в новом году. Он не заставит ее безрассудно броситься в бурную реку жизни с ее многочисленными стремнинами и водоворотами. Уже поздно было бежать и разыскивать Амоса, чтобы, предавая Селию, объяснять мистеру Уэллсу недоразумение с подменой ленточек, – оставалось только надеяться, что Рори пришел сюда просто как зритель и если он вступит в торг, кто-нибудь одержит над ним верх. В конце концов, сколько может быть денег в кармане у наемного работника конюшни?У Рори денег было достаточно. С тех пор как он перестал тратить их на игру и выпивку и раздавать шлюхам. Оставалась в неприкосновенности часть призовых долларов, помещенных предусмотрительным Януарием в банк, и из жалованья Дженсона за работу в конюшне он истратил лишь какую-то мелочь.Целую неделю он держался вдалеке от Ребекки, работая с утра до ночи. Дженсон поручил ему готовить призовых лошадей для скачек в Рено. Рори хотел оправдать надежды хозяина и довел себя до изнеможения. По ночам он не мог уснуть от усталости в своей душной комнатке над конюшней и грезил о Ребекке.Только вчера Дженсон щедро расплатился с ним, и он проскакал за ночь весь путь до Рено туда и обратно, чтобы купить там подходящую для праздника одежду, истратив большую часть денег на самую элегантную из всех предложенных ему шляп. Он долго обдумывал, как ему одеться в этот день. Он хотел выглядеть настоящим жителем Запада, но не похожим на глупых ковбоев, которые на празднике потеют в одежде, годной лишь для маскарада.Ждет ли его Ребекка? Он терялся в догадках. С ней нельзя ни в чем быть уверенным. Они, как планеты, вращались по разным орбитам. Его страсть к этой девушке пугала самого Рори и одновременно притягивала. Может быть, испуг победит страсть? Впервые в жизни Рори сомневался в победе. Уверенность в себе всегда давала ему преимущество в боксерских поединках и вообще в жизни. Без этой самоуверенности он давно бы сгинул, пропал как ничтожная букашка на бескрайних просторах Америки. А вот теперь он ощутил дрожь в коленках. Но его вызывающая поза ничем не выдавала его неуверенности.Продажа корзинок проходила на аукционе в быстром темпе. Преимущественно покупатели знали, что покупают, и парочки быстро удалялись с жаркого пятачка в тенистую глубь парка. Девушки взвизгивали от радости, когда джентльмены выкрикивали приличные цены за их корзинки. Все шло как по маслу. Цена каждой не превышала половины «орла», то есть пяти долларов. Дьякон Райт тоже был доволен. Прошлогодний аукцион дал гораздо меньшую прибыль для церкви.Корзинка Селии с бледно-розовой лентой продавалась перед корзинкой Ребекки. Старый Вилл Райт объявил обычную начальную цену в полдоллара. Ребекка и Селия нарочно в этот момент завязали беседу с Медди Придс, делая вид, что их совсем не касаются эти торги. Амос Уэллс, дотоле невидимый, дождался, когда двое – ковбой с выцветшей от солнца шевелюрой и бандитского вида малый из салуна – вздули цену до семидесяти пяти центов, поднял руку и звучным голосом заправского политика перекрыл шум толпы:– Золотой «орел».Это означало десятку.– Я тут же умру, если он прогневается, – шепнула Селия Ребекке, вспотевшая от переживаний, с лицом гораздо более розовым, чем лента на ее корзинке.Ее волнение было понятно. Толпа вокруг ахнула и замерла. Амос приобрел корзинку с бледно-розовой лентой, и Селия направилась к нему словно королева, идущая на эшафот.Дьякон Райт между тем продолжал исполнять свои обязанности. Корзинка Ребекки была поднята в воздух его рукой, и стандартная цена в полдоллара была громко провозглашена. После психологического удара, нанесенного Амосом Уэллсом, выложившим десять долларов за корзинку с ленчем, публика еще не успела прийти в себя. Кто-то робко надбавил пять центов, кто-то еще пять. И тут из задних рядов прозвучал ясный четкий голос Рори Мадигана:– Два «орла»!Он вытащил две монеты из нагрудного кармана и показал их всем. Они победно сверкнули в солнечном луче.Никто из присутствующих не стал перебивать его цену. 5 По толпе уже раз прокатился изумленный ропот, когда Амос Уэллс выкрикнул свою цену, но это было ничто по сравнению со штормом, разразившимся после вмешательства Рори Мадигана в торги. Сначала раздался вздох удивления, затем пронесся шум, а потом наступило гробовое молчание, когда он, разрезая расступившуюся публику как величавый фрегат океанскую волну, прошел к столику дьякона Райта, вручил ему деньги и забрал корзинку.– Кто это? – спросил один клерк железнодорожной компании у другого клерка.– Это тот самый чертов боксер, что побил нашего Кира Уортона.– Попрыгунчик? Я на него ставил, – проговорился клерк и тут же смущенно побагровел. Будучи жителем Уэлсвилла, он не должен был бы поддерживать чужака в сражении с местным кумиром.Для Рори все эти люди как бы не существовали. Он отыскал взглядом Ребекку в стайке девушек, жмущихся друг к другу в сторонке. Он поднял корзинку высоко над головой в шутливом приветствии и не торопясь вернулся на свое прежнее место. Аукцион между тем продолжался.Худая, иссохшая Эрнестина Карпентер, первая леди-сплетница Уэлсвилла, протолкалась, энергично работая локтями, к Ребекке и прошептала ей на ухо таким громким шепотом, что его можно было услышать даже на озере Тахо:– Это ирландский боксер, что сейчас работает конюхом у Дженсона. Он папист, чтобы ты знала! Твой папа не одобрит его ухаживание за тобой.– Ребекка не знала, что ее корзинку купит этот прощелыга, – защитила Ребекку одна из девушек, но сама Ребекка была ни жива ни мертва.– А как он узнал, что корзинка именно ее? – допытывалась Эрнестина с дотошностью филадельфийского адвоката. Ей никто не ответил, что усугубило ее раздраженное любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51