— Я знаю, что мы не сможем здесь остаться, но до того, как мы уедем… Можно, чтобы Брэди все-таки называл тебя папой? Он был бы так счастлив!
Коуди молчал. Он хотел ответить Эми, но у него слова не шли с языка.
— Ты меня слышишь?
— Да, — хрипло проговорил Картер.
— Брэди был совсем малышом, когда погибли наши родители. И если он будет звать тебя папой, то не будет чувствовать себя таким одиноким на свете. Я понимаю, что ты не ожидал нашего появления в поезде и того, что мы будем всем говорить, что ты наш отец. Но… но… они за нами гнались!
Коуди насторожился: — Кто гнался?
— Я не могу тебе рассказать.
— Послушай, малышка, может быть, я смогу вам помочь?
— Никто не сможет нам помочь. Пожалуйста, папа… Коуди, не сердись на нас.
Коуди закашлялся, почувствовав неожиданное удушье.
— Я не сержусь. Но понимаешь ли, в чем дело… Я не из тех людей, которые подолгу задерживаются на одном месте. Скоро я уеду, и вам опять придется рассчитывать на самих себя.
— Да, я знаю, — грустно прошептала Эми и вдруг оживилась. — Как ты думаешь, может быть, Кэсси нас возьмет? Мне кажется, она нас любит. Что, если она захочет стать нашей приемной мамой?
Коуди горько хмыкнул. Что будет делать шлюха с двумя маленькими детьми? Ему не хотелось обнадеживать Эми несбыточными мечтами.
— Сомневаюсь. Послушай, Эми, давай на какое-то время оставим все как есть. Пока я здесь, вы будете жить на ранчо. А потом я постараюсь найти семью, которая захотела бы вас усыновить.
Коуди даже в темноте увидел, вернее, сердцем почувствовал счастливую улыбку, озарившую маленькое личико Эми.
— Значит, нам можно называть тебя папой? Ради Брэди, — добавила она умоляющим тоненьким голоском.
Коуди тяжело вздохнул, сдаваясь. Он слишком устал, чтобы продолжать спор. — Хорошо, согласен. Но только поменьше меня беспокойте, ладно?
И тут Эми сделала то, от чего Коуди пришел в совершеннейшее смятение, граничащее с ужасом: обняла за шею, притянула его голову к своей и нежно чмокнула в щеку.
Чуть не подавившись от неожиданности, Коуди отпрянул от кровати и пулей вылетел из комнаты, словно его укусила гремучая змея. Спускаясь в холл, он дрожал с головы до ног, а сойдя вниз, прислонился к стене, чувствуя необходимость на что-нибудь опереться. Лицо его побледнело, сердце колотилось как бешеное. Нет, ну это ж надо! Да лучше бы в этой комнате было полно диких зверей! Не дай Бог снова пережить такое! Если бы кто-то из крутых дружков Коуди увидел эту сентиментальную сцену в детской, Картер стал бы всеобщим посмешищем. Да-да, и еще каким посмешищем! Он, Коуди Картер, разведчик и проводник, всегда готовый нажать на курок, одиночка, перекати-поле, метис, ублюдок… «Господи, — мысленно возопил Коуди, — ну скажи, чем я перед тобой провинился, что ты сделал меня приемным отцом и ангелом-хранителем пьяниц, бродячих дворняг и павших голубок?!»
Глава 6
Адвокат Уиллоуби прибыл на ранчо на следующий день в полдень. Ирен увела детей во флигель — взглянуть, как там поживает Реб, а Коуди, Кэсси и Уэйн прошли вместе с адвокатом в кабинет, где Бак обычно занимался финансовыми делами. С тех пор как здоровье Бака пошатнулось, там прочно обосновался Уэйн, которому отец вынужден был передать все дела ранчо.
Уиллоуби уселся за столом, напротив которого расположились в креслах трое наследников, открыл кожаный портфель и извлек внушительную кипу бумаг. Он оглядел присутствующих из-под толстых стекол очков, откашлялся и стал неторопливо и рассеянно перебирать лежащие перед ним документы.
— Ради Господа Бога, Уиллоуби, вы когда-нибудь начнете? — ворчливо проговорил Уэйн. — Я чертовски долго ожидал этого момента, чтобы терпеть хотя бы еще минуту. Отец умер месяц назад; и у вас была масса возможностей привести бумаги в порядок. Уиллоуби пристально посмотрел на него:
— Всему свое время, Уэйн, всему свое время.
Близкий друг Бака Картера в течение многих лет, Уиллоуби отлично знал, что произойдет, когда он огласит последнюю волю покойного, и вовсе не стремился ускорить события, смакуя момент.
Наконец, разложив бумаги по порядку, Уиллоуби взял один из документов и начал читать. Первая часть завещания была стандартной: в ней Бак заявлял, что находится в здравом уме и твердой памяти и что его воля является незыблемой и не может быть нарушена.
Коуди небрежно развалился в кресле, недоумевая, зачем он все-таки сюда приехал, когда ему абсолютно не нужны те жалкие гроши, которые, по его мнению, мог оставить ему Бак. Коуди был молод, здоров как бык и с пятнадцати лет зарабатывал на жизнь самостоятельно. В данный момент ему больше всего хотелось оказаться в Сент-Луисе, в заведении Сэл, где он мог бы купить услуги Кэсси. Тогда ему не пришлось бы так страдать от приступов невероятного вожделения при каждом взгляде в ее сторону.
Кэсси, все еще облаченная в траур, сидела прямо, сложив руки на коленях и опустив глаза. Она думала о том, что вовсе не нуждается в пустяковых подарках, которые скорее всего оставил для нее приемный отец. Когда ей было действительно туго, он отказался ей помочь, а теперь она вполне может обойтись без его подачек. Не надо было сюда приезжать! Сидела бы себе спокойно в Сент-Луисе и знать бы не знала о существовании своего высокомерного, отвратительного, дубиноголового сводного брата-метиса! И никогда бы не испытала волнующего притяжения его неотразимых голубых глаз…
Уэйн нервно ожидал, когда же Уиллоуби начнет перечислять распределяемое имущество Бака. Уже много лет между ним и отцом отношения были крайне напряженными — с тех самых пор, когда Бак однажды раньше времени возвратился из деловой поездки и обнаружил его и Линду, кувыркавшихся в постели. Это случилось вскоре после возвращения Уэйна из колледжа и неожиданного побега его братца Коуди. Как только Уэйн увидел Линду, он сразу понял, что она за штучка, и предположил, что Коуди исчез так внезапно и без каких-либо объяснений потому, что еще не созрел для любовных утех с молодой и красивой мачехой.
Ненасытная, неугомонная Линда! Даже сейчас, при одной только мысли о ней, Уэйн почувствовал возбуждение. У Линды были аппетит и тело шлюхи, и она частенько бросала спящего Бака, чтобы предаться блуду с его старшим сыном. Когда Бак впервые накрыл их, он так рассвирепел, что получил первый инфаркт, после которого его бычье здоровье уже не восстановилось. Через несколько месяцев Линда умерла при родах, и ни Бак, ни Уэйн так никогда и не узнали, кто был отцом родившегося мертвым ребенка. Поскольку Коуди не давал о себе знать и, видимо, не собирался возвращаться, Бак, здоровье которого ухудшалось, скрепя сердце разрешил Уэйну вести хозяйство, и тот постепенно забирал все большую и большую власть на ранчо. Но Бак никогда не забывал о том, что произошло однажды, и до конца своих дней не мог простить этого Уэйну.
— Хм-хм!.. — громко откашлялся Уиллоуби, пытаясь привлечь рассеивающееся внимание наследников.
— Бак оставил четкие, хотя и достаточно специфические распоряжения о разделе своего имущества. Итак, начинаю: «Мой незаконнорожденный сын Коуди, если он пожелает возвратиться, должен быть принят на ранчо с распростертыми объятиями. Прости, что я пренебрегал тобой, сын. Я очень любил твою мать и сожалею, что не женился на ней».
Коуди возмущенно вскинул глаза.
Уиллоуби продолжал:
«Коуди я оставляю три четверти ранчо…»
— Три четверти?! Да это просто бред какой-то! Отец явно был не в своем уме, раз оставил этому ублюдку три четверти моего ранчо! — яростно возопил Уэйн, вскочив с места.
— Сядь, Уэйн, — холодным, жестким голосом приказал Уиллоуби. — Я повторяю: «Коуди я оставляю три четверти ранчо, а также три четверти всех моих средств и ценных бумаг».
Коуди был ошарашен. Наверное, это какая-то ошибка! Не в силах произнести ни слова, он ошалело смотрел на адвоката широко раскрытыми глазами. Может, он неправильно расслышал сказанное?
— «У моей приемной дочери Кэсси я тоже прошу прощения, — невозмутимо продолжал Уиллоуби. — Когда она обратилась ко мне за помощью, я все еще был очень зол на ее мать и поэтому не ответил на письмо. Надеюсь, что она примет мою помощь сейчас. Кэсси я оставляю четвертую часть Каменного ранчо и четверть моих средств и ценных бумаг. В случае смерти Коуди или Кэсси имущество остается их наследникам. Если ни у одного из них наследников не окажется, доля умершего остается живому. В случае же безвременной смерти обоих, при условии, что у них не будет прямых наследников, к моему великому сожалению, все имущество переходит моему старшему сыну Узину».
Это доконало Уэйна. Лицо его было ужасно. Он беззвучно открывал и закрывал рот, стараясь что-то произнести, но не издал ни звука; он так и сидел, словно пригвожденный к креслу, с безобразно исказившимися чертами.
Не дожидаясь, пока он обретет дар речи, Уиллоуби продолжал:
— «Уэйну я оставляю новый дом в Додж-Сити и ежегодную ренту в размере тысячи долларов. Он единственный, кто знает, почему лишен наследства. Пусть это знание преследует его до конца дней».
Пока адвокат перечислял имущество и подарки, предназначенные для Ирен и других постоянных работников Картеров, в комнате по-прежнему царила напряженная тишина. Ирен получила в собственность коттедж на Каменном ранчо, в котором она жила, и небольшую сумму денег.
Закончив чтение завещания, Уиллоуби отложил документы в сторону, снял очки и в ожидании бури скрестил руки на груди.
Она последовала незамедлительно.
— Я буду настаивать! Я докажу!.. Я добьюсь, чтобы это идиотское завещание признали недействительным! — заорал Уэйн, грозя адвокату кулаком.
— Завещание не может быть оспорено, — спокойно напомнил Уиллоуби.
— Отец был сумасшедшим!
— Твой отец психически был так же здоров, как ты или я, Уэйн. У него было больное сердце, а не мозги.
— Я вкалывал на ранчо как вол! Сколько себя помню, я всегда был здесь рабом! А Коуди в это время наслаждался вольной жизнью! Я молодость свою положил на это чертово ранчо и был уверен, что стану наследником всего, да так оно и должно быть! Отец никогда не любил Коуди. Я — единственный законный сын! — Захлебнувшись собственным криком, Уэйн на секунду замолчал. Переведя дыхание, он глумливо осклабился и продолжил: — Что же касается Кэсси, то отец всегда думал, что она вырастет такой же, как и ее шлюха-мать, поэтому и отослал ее отсюда при первой возможности. Со мной поступили подло, нечестно!
Кэсси застыла на месте. Почему Уэйн назвал ее мать шлюхой?
— Возможно, завещание и не является справедливым, но такова последняя воля твоего отца, Уэйн. И она должна быть исполнена — вплоть до последней запятой, — сказал Уиллоуби. — Коуди, Кэсси! Теперь вы должны подписать некоторые бумаги, чтобы завещание Бака Картера вступило в законную силу.
«Да этот адвокат просто выбросил меня из головы!» — подумал Уэйн и разъярился еще больше — его буквально трясло…
Коуди, все еще ошеломленный столь резкой переменой в своей судьбе, никак не отреагировал на просьбу Уиллоуби. В его голове продолжала крутиться фраза из завещания, в которой Бак обвинял Уэйна в том, что тот сам виноват в лишении его наследства. Коуди не нужно было расшифровывать ее смысл, он понимал, что в деле замешана Линда, и испытывал такие же, что и много лет назад, угрызения совести. Он ведь тоже переспал с ней. Правда, Линда просто затащила его к себе в постель, а он тогда был слишком юн, чтобы оказать сопротивление. Уэйн старше на десять лет, и ему следовало быть умнее и держаться подальше от этой неразборчивой и ненасытной соблазнительницы. Теперь его сводный брат пожинает плоды своего предательства.
Чувства, которые испытывала Кэсси, мало чем отличались от состояния Коуди. Происходящее казалось девушке до того абсурдным, что она ощущала себя актрисой в каком-то нелепом спектакле. Просто невероятно, что Бак помнил о ней все эти годы и, что еще более удивительно, сожалел о своей скаредности и пренебрежении к ней. Конечно, Бак ей не родной по крови, но он был единственным отцом, которого она знала. И любила. Но он поспешил избавиться от нее после смерти Линды. Господи! Четверть Каменного ранчо! Она — совладелица ранчо вместе с Коуди Картером и его детьми! От этих мыслей у нее голова шла кругом…
— Ну, подписывайте бумаги, и я поехал, — повторил Уиллоуби, так как ни Коуди, ни Кэсси не двигались с места.
— Извините! — пробормотал Коуди и быстро поднялся.
Уиллоуби пододвинул ему бумаги и протянул ручку.
— Этот документ, сделанный на ваши имена, подтверждает право на совместное владение Каменным ранчо в указанных в завещании пропорциях.
Коуди размашисто расписался.
— Следующий документ дает основание руководству банка перевести текущие и другие счета Бака на вас с Кэсси. Завтра вы получите право распоряжаться всеми авуарами ранчо и персональным счетом Бака Картера.
Коуди незамедлительно поставил подпись.
Затем ту же процедуру проделала все еще находящаяся в прострации Кэсси, подписавшись там, где указал ей Уиллоуби.
— Это все? — спросил Коуди.
— Да, пока все. Заезжайте вместе с мисс Фен-мор ко мне в контору, когда немного отдохнете. Мы разберемся с нынешним состоянием дел на ранчо и займемся прочими вопросами, которые у вас, несомненно, возникнут.
Адвокат повернулся к Уэйну, который с ненавистью смотрел на Коуди и Кэсси.
— А тебе нужно расписаться вот здесь, Уэйн. Это дарственная на дом в Додже. Он сейчас свободен, и ты можешь въехать в него хоть сегодня.
Уэйн гневно поставил подпись, от злости чуть не прорвав бумагу, и швырнул документ адвокату.
— Вы еще обо мне услышите, Уиллоуби! И ты, Коуди, тоже! — ощерившись, прошипел он и бросился вон из кабинета.
— Он остынет, — сказал адвокат, собирая бумаги. — Они с Баком давно ненавидели друг друга. Уэйн должен был ожидать, что дело закончится именно этим.
— Не думаю, что Уэйн когда-нибудь успокоится, — предположил Коуди довольно, растягивая слова. Все происходящее вдруг показалось ему чрезвычайно забавным. Уэйн превратил его детство в сплошной ад, и Коуди доставляло удовольствие думать, что сегодня братец сполна за это расплатился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45