В закатных лучах солнца соблазнительно мелькали голые ноги девушки, которую Филип обхватил за тоненькую талию и кружил так, что ее юбки развевались на ветру, а полные груди подпрыгивали. Филип явно радовался встрече.
Девушка заливалась радостным смехом, обнажая жемчужные зубки.
– Почему же ты так надолго оставил свою Амали, любовь моя? – спросила она.
– Если бы я знал, какой восторженный прием меня ожидает, я бы поспешил домой скорее, – ответил Филип, шутливо щелкнув ее по носику. Потом, словно вспомнив, что у него есть жена, он неохотно отпустил гибкое тело и повернулся к Габби.
Волна отчаяния захлестнула Габби, она поняла, что ее счастье и благополучие нерожденного ребенка зависят от капризов мужчины, который, по-видимому, ожидает, что она будет делить его внимание с его любовницей!
– Малышка моя, – сказал Филип, подведя к ней девушку с золотистой кожей, – это Амали, дочь тетушки Луизы и Жерара.
Имя Амали было на губах Габби, когда вдруг в ; глазах у нее потемнело, но Филип успел подхватить ее, не дав ей упасть.
Когда Габби очнулась, то услышала приглушенные голоса. Голос Филиппа она узнала сразу, а женский был незнакомым. Поскольку Габби лежала с закрытыми глазами, они разговаривали свободно, думая, что она еще спит.
– Эта длинная, жаркая дорога утомила девчушку, особенно в ее состоянии. Но ей сразу станет
лучше, месье Филип, как только тетушка Луиза вольет в нее немного настойки. – Габби с трудом разбирала местный диалект.
– Надеюсь, ты права, тетушка, – сказал Филип обеспокоенно. – Доктор Рено заверил меня, что у нее хорошее здоровье и не должно быть осложнений при беременности.
– Она очень молода, – сказала тетушка Луиза задумчиво.
Габби наблюдала за ними сквозь прикрытые ресницы. Филип пристально посмотрел на Луизу.
– Я согласен, что Габби молода и ей еще многому надо научиться, – сказал он резко. – Я не думал, что беременность наступит так быстро, но мы оба с радостью ждем этого ребенка.
Мудрые глаза тетушки Луизы изучали Филиппа, пока он не заерзал под этим взглядом. Она знала его лучше, чем он себя.
– Могу я говорить откровенно, месье Филип? – спросила она, намереваясь в любом случае высказать то, что у нее на душе.
– А разве ты можешь по-другому?
– Вы, конечно, должны понимать, что Амалии не в восторге от вашей женитьбы. Для всех было бы лучше, если бы ваша жена оставалась в Сен-Пьере. Или отошлите Амали отсюда. Она моя собственная дочь, и я хорошо ее знаю, – пробормотала тетушка Луиза многозначительно.
– А по-моему, Амали нормально отнеслась к моей женитьбе, – сказал Филип с типично мужской самоуверенностью.
– Если вам кажется, что моя дочь смирилась с вашей женой и ребенком, значит, вы плохо ее знаете.
– Ты зря беспокоишься, – сказал Филип, который не хотел показать, как его задели слова домоправительницы.
– Вы должны думать о вашей маленькой жене и о вашем ребенке.
– Ас чего ты взяла, что я о них не думаю? – спросил Филип, теперь уже рассерженный.
Тетушка Луиза покачала головой, увенчанной! тюрбаном.
– Не позволяйте Амали обвести вас вокруг пальца. Она никогда не смирится с мыслью о том,
что у вас есть жена. Что скажет мадам Габби об Амали? И как это отразится на ребенке?
– Мадам Габби и ребенок – моя забота, – сказал Филип с затаенным гневом в голосе.
– Простите мою дерзость, месье Филип, но я сейчас беспокоюсь не о своей дочке, а о вашей жене. – Чернокожая женщина отважно посмотрела на хозяина. Ее следующие слова ошарашили его: – каково будет место Амали в вашем доме теперь, когда у вас есть жена? Она по-прежнему будет согревать вашу постель?
– Ты слишком далеко заходишь! – взорвался Филип, не зная, что Габби напряженно прислушивается к их разговору.
– Простите меня, месье, но я думаю только о вашей жене. Амали может о себе побеспокоиться, но ваша малютка, похоже, не готова к встрече с подобной жизнью. Может быть, для всех будет лучше, если вы отправите Амали отсюда.
– Дом Амали здесь! – упрямо возразил Филип. – Здесь она выросла, и здесь ее место. Я не буду отсылать ее отсюда, но можешь быть спокойна, я не собираюсь брать ее в свою постель. Мне больше не нужна любовница, даже такая соблазнительная и обольстительная, как твоя дочь.
Услышав последнюю фразу, Габби издала удивленный возглас, и собеседники немедленно бросились к ней. Филип подбежал первым, а за ним шла высокая красивая негритянка, которая, казалось, заполняла собой все пространство комнаты – большая, но не толстая, с гладким лицом без морщин, цвета черного дерева. Она возвышалась в полный рост, который составлял шесть футов, а разноцветный тюрбан на голове увеличивал его еще дюймов на шесть. Ее большие груди напоминали спелые дыни, а мощные руки больше походили на руки Филиппа. Она без труда отодвинула Филиппа и наклонилась над Габби.
– Ага, моя маленькая, вы проснулись, – ворковала она певучим, мягким голосом на местном
диалекте, который Габби только недавно начала понимать. – Вы теперь дома, где и должны быть, и
тетушка Луиза будет хорошо заботиться о вас и о ребеночке.
Габби попыталась встать, но большие руки негритянки удержали ее.
– Нет-нет, вы должны отдохнуть, – сказала она твердо. Потом она повернулась к Филиппу и строго сказала: – Месье Филип, вы должны проследить, чтобы ваша жена не вставала.
Габби с благоговейным трепетом наблюдала, как внушительная женщина вышла из комнаты.
Габби огляделась, и то, что она увидела, ей понравилось, хотя массивная мебель придавала спальне немного суровый вид. Свежий ветерок, веявший! сквозь раскрытые окна на другом конце комнаты, ; принес прохладу ее разгоряченной коже. Наконец ее взгляд остановился на Филиппе.
– Как ты, моя милая? – заботливо спросил он. – Ты нас всех напугала.
– Сейчас неплохо, Филип, – ответила она слабым голосом. – Но тетушка Луиза права, мне лучше пару дней полежать в постели. Я и не знала, что поездка на плантацию будет такой утомительной. Я не хочу делать ничего, что могло бы повредить ребенку.
– Конечно, ты должна отдохнуть, малышка, – с готовностью согласился Филип, обрадованный тем, что она не собирается протестовать против отдыха в постели, на котором он собирался настаивать. Поцеловав Габби в лоб, он на цыпочках вышел из комнаты. Филиппу не терпелось поговорить с управляющим, которого он еще не видел. Сбор сахарного тростника был в полном разгаре, и работники на поле работали круглосуточно. Скоро начнется перегонка сахара на ром в больших котлах в специальном здании, расположенном рядом с сахарной плантацией, и Филип знал, что все дни, а может быть, и ночи будут заняты работой.
Заснув под действием успокоительного отвара тетушки Луизы, Габби не чувствовала, как Филип поздно ночью вернулся в спальню, лег рядом с ней на большую кровать и всю ночь обнимал ее. Когда Габби проснулась, Филип уже ушел, и единственным свидетельством его пребывания была вмятина на подушке. Поскольку Габби все еще ощущала слабость, тетушка Луиза велела ей лежать в постели несколько дней, и Филип поддержал ее.
11
Габби скучала от одиночества, она только изредка видела тетушку Луизу. Даже домашних слуг привлекли к работе на плантации. А когда Филип возвращался домой поздним вечером, то был озабоченным и неразговорчивым. Он падал в постель столь уставшим, что, едва коснувшись головой подушки, сразу же засыпал. Иногда он отсутствовал всю ночь, и Габби мучилась, представляя его с прекрасной Амали. Почему-то в заверения Филиппа тетушке Луизе в том, что любовница ему не нужна, Габби совершенно не верилось. Скоро ее тело изменится и перестанет вызывать в нем желание, тогда он вполне может вновь обратить свое внимание на любовницу.
Как только силы Габби восстановились, она обследовала весь дом, от винного погреба до огромного бального зала на верхнем этаже. Тетушка Луиза объяснила, что комнаты в доме специально идут в один ряд, с верандой по обеим сторонам, чтобы малейший ветерок беспрепятственно проникал туда. Комнаты были светлыми и даже какими-то воздушными. Мебель, в основном сделанная по французским эскизам, но из местных пород дерева, неплохо гармонировала с самим домом. Габби была в восторге от своего нового жилища и неустанно продолжала поражаться всему в нем, даже количеству слуг, поддерживающих в нем порядок.
Когда Габби познакомилась с Жераром, мужем тетушки Луизы, она изумилась, сколь он огромен. Этот мужчина настолько возвышался над своей женой, что она казалась вполне среднего роста. Его крупную голову увенчивала копна густых седеющих волос. Мускулы на его массивном торсе внушали уважение, но не это было самым удивительным во внешности этого могучего раба. Самым поразительным был цвет его кожи... белый! Такой же или почти такой же белый, как у нее с Филиппом. Теперь поняла, откуда у Амали золотистый цвет кожи. Когда Габби познакомилась с домом, она оценила, как хорошо наладила хозяйство тетушка Луиза и решила, что лучше в него не вмешиваться. Она легко приспособилась к беспечной жизни жены плантатора, ожидающей своего первого ребенка. Ее баловали и нежили, она привыкла к жаре, и ей понравились долгие часы послеобеденного отдыха, когда Филип обычно присоединялся к ней в их большой кровати.
Даже когда Габби оправилась от своего недомогания, Филип все не решался предложить ей близость, опасаясь, что это вызовет у нее новый приступ. Однажды Габби решила взять инициативу на себя и намекнула мужу, что их близость не повредит ни ей, ни ребенку. Первый раз, когда они занимались любовью, Филип относился к ней, как к фарфоровой кукле, которая может разбиться. Но вскоре ее желание превратило его страсть в бушующее пламя. Слишком много ночей он провел, лежа рядом с ней, держа ее в объятиях, но не решаясь притронуться к ней. Он пытался быть нежным, но вскоре они набросились друг на друга с пожирающей страстью. Когда наконец он проник в нее, она вскрикнула от удовольствия и прижалась к нему. Он быстро довел ее и себя до пика блаженства. После этого они занимались любовью каждую ночь, и усталость Филиппа бесследно исчезала, стоило ему лишь прикоснуться к Габби.
Первыми, кто посетил Габби в Бельфонтене, оказались сестры Марселя Дюваля, Элен и Линетт.
Она была очарована этими жизнерадостными девушками, которые пришли в восторг от того, что жена Филиппа их ровесница. Младшей из сестер – Элен – было семнадцать лет. Ее лукавый вид и шаловливые манеры рассмешили Габби. Каштановые кудряшки задорно обрамляли ее личико и подчеркивали большие голубые глаза. Линетт было девятнадцать, и она выглядела гораздо степеннее сестры, но при этом и красивее. Ее черные волосы, спадающие на плечи, были перевязаны лентой, зеленые глаза казались удивительно прозрачными, а капризный, чувственный рот напомнил Габби Марселя. Линетт должна была выйти замуж в начале следующего года. Хотя она никогда не видела своего будущего супруга, она беспрекословно доверяла суждению и вкусу своего брата, который устроил этот брак. После свадьбы Линетт собиралась жить во Франции, а Элен должна была оставаться в Ле Шато, пока для нее тоже не подберут подходящую партию.
Габби узнала от сестер Дюваль, что на Мартинике Марсель почти все время живет в Сен-Пьере, предпочитая городской дом и оживленную светскую жизнь города скучному существованию плантатора. Несколько раз в году девушки приезжали к брату и тогда целыми днями наносили визиты, делали покупки и ходили в театры. Карнавал сестры всегда проводили в Сен-Пьере.
Поскольку девицы Дюваль большую часть года проводили на плантации, а Марсель оставался в Сен-Пьере, Габби не возбранялось навещать своих новых подруг. Ле Шато оказалось таким же хорошо устроенным поместьем, как и Бельфонтен, хотя Марсель предоставил ведение дел сестрам и своему управляющему.
Урожай тростника был собран, и вовремя. Пошли дожди, которые начинались по утрам ливнями, но к полудню тучи рассеивались, и тогда Габби могла встречаться с сестрами Дюваль.
Габби не видела и не слышала Амали с того злополучного дня их приезда в Бельфонтен. Возможно, Филип последовал совету тетушки Луизы и отослал ее. Он по-прежнему много отсутствовал. Теперь, когда уборка тростника завершилась, он часто ездил в Сен-Пьер и иногда по нескольку дней жил в городском доме. Его корабли прибывали и убывали с грузом во все концы света, и Габби только теперь начинала понимать огромность его состояния и владений. Учитывая его богатство, любая девушка на острове ухватилась бы за возможность стать его женой, и тем не менее он поехал за женой во Францию. Нелепо было продолжать думать, что ему хотелось купить то, что любая женщина в здравом уме отдала бы ему по своей воле.
Хотя Габби слегка побаивалась тетушки Луизы, негритянка постоянно проявляла преданность Габби и ее будущему ребенку, пытаясь завоевать ее любовь. Она заботилась о «маленькой девочке» как о своей дочери и каждый день готовила что-нибудь вкусное, чтобы вызвать аппетит Габби, которой часто из-за жары не хотелось есть. Все это время Габби и растущий в ней малыш процветали.
Когда в первый раз ребенок шевельнулся в Габби, она встревоженным криком разбудила Филиппа, который крепко спал рядом с ней. Он изумленно посмотрел на нее, а потом прижал руку к ее животу и сам ощутил биение крошечной жизни, которую он сотворил.
– Это мальчик, Габби, – гордо объявил Филип. – А после этого у нас будет еще один, а потом еще один.
– Филип, – мягко упрекнула его Габби, – я не уверена, что хочу рожать тебе по ребенку каждый год. – Хотя она говорила шутливо, эта мысль ее отрезвила. Неужели она превратится в племенную кобылу, которую отбросят в сторону, когда она будет не нужна, ради Амали или еще кого-нибудь в этом роде?
– Рождение детей– это естественное завершение нашей страстной любви, – сказал Филип сухо. – Может быть, ты хочешь, чтобы я взял любовницу, избавив тем самым тебя от мук деторождения? Но тогда ты мне будешь не нужна...
Габби ошеломленно молчала. Она считала, что жестокость Филиппа осталась в прошлом, и вдруг он стал угрожать ей любовницей, давая понять, что если она перестанет выполнять свое жизненное предназначение, значит, от нее нет никакой пользы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45