— А ты не согласна. Ну конечно же, нет, иначе тебя не отправили бы ко мне и тебе не пришлось бы выслушивать мои глупые вопросы.
Негромкий смех бабушки отозвался эхом, и она снова стала спускаться с лестницы. Когда дошли до кухни, она открыла дверь и сообщила о своем прибытии, постучав тростью об пол.
— Ну? Где же он? Что там за рыбку поймала моя внучка? Жив еще, говорите? Господи Боже! Если выяснится, что он пьяный свалился в воду, оставив свои вещички в портовом борделе…
Дверь захлопнулась, заглушив последние слова бабушки, и через несколько секунд, которые понадобились Аннели, чтобы прийти в себя, Флоренс уже стояла у длинного разделочного стола и изучала ничком лежавшее на нем неподвижное тело.
Лодочник, Гарольд Брум, стоял во главе стола, пытаясь выкачать остатки воды из легких мужчины. Из-за его спины выглядывал управляющий Уиллеркинз.
— За дело! — приказала Флоренс, требовательно постучав тростью об пол. — Поверните его.
Брум кивнул и перевернул мужчину на бок, потом на спину. Тело его было в песке, клочок материи, некогда бывший кальсонами, еще не высох. Бабушка Флоренс удивленно вскинула бровь. Помолчала, затем, взмахнув тростью, приказала принести полотенце и накрыть нижнюю часть тела мужчины.
После этого она шагнула к столу.
— Уберите эти волосы! — приказала Флоренс, нахмурившись и тряся тростью.
Брум снова кивнул и широкой ладонью убрал с лица раненого мокрые черные волосы.
По губам Флоренс скользнула улыбка, но тут же исчезла.
— Господи Боже мой, — прошептала она.
— Ты его знаешь? — спросила Аннели. Флоренс склонилась над мужчиной.
— Дай Бог, чтобы я ошиблась, но, по-моему, это брат приходского священника, Эмори Олторп.
— Дворянин? Флоренс выпрямилась.
— О нет, дорогая. Он бродяга, жулик, авантюрист. Я слышала, его разыскивают за измену родине.
— За измену родине?!
— Да. Это он помог Наполеону Бонапарту бежать с Эльбы.
Глава 3
Его преподобию священнику мистеру Стэнли Олторпу тут же послали записку с просьбой как можно скорее пожаловать в Уиддиком-Хаус. За доктором посылать не стали. Уиллеркинз многому научился в армии, мог оказать первую медицинскую помощь, а прошлым летом даже оперировал лошадь. Поэтому Флоренс разрешила ему заняться Эмори, пока не прибудет его брат, мистер Стэнли Олторп.
Пострадавшего перенесли наверх в одну из спален, чтобы смыть с его тела песок и соленую воду, а также обработать линиментом и перевязать ссадины и раны.
Смывая налипший на тело мужчины песок, Уиллеркинз обнаружил на спине и конечностях едва затянувшиеся раны, длинные и глубокие, похожие на ножевые, и пришел к выводу, что две или три недели назад Олторп подвергся зверским пыткам.
Обеспокоенные этой новостью, Аннели и ее бабушка в ожидании священника перешли в другую комнату. Все было намного интереснее, чем кирпичи и известковый раствор, которыми ее пугала мать. Аннели прислушивалась к происходящему, в то время как воображение рисовало ей захватывающие интриги. Человека, разыскиваемого за измену родине, пытали. Кто и зачем? Как он очутился в бухте без сознания и совершенно голый?
Ей никогда не приходилось быть в непосредственной близости от преступника, и она не знала, какова будет его реакция, когда он очнется. Бабушка приказала Бруму оставаться рядом с пострадавшим — на всякий случай. Но по правде говоря, Брум был ненамного храбрее злого щенка. Достаточно громкого крика, чтобы он забился в угол, дрожа от страха. Олторп этого не знал и мог с легкостью убить Брума. Да и всех остальных, чтобы не сдали его властям. Такой, как он, ни перед чем не остановится.
— Тебе жарко, дорогая? Аннели посмотрела на бабушку:
— Простите, что вы сказали?
— У тебя, кажется, щеки горят. Может, сядешь подальше от огня?
— Мне… немного жарко, — согласилась она шепотом. — А сколько понадобится времени, чтобы добраться до священника и вернуться?
— Если поехал Трокмортон — думаю, полдня. Аннели встала и направилась к открытой двери в соседнюю комнату.
— Тебя не тревожит, что он здесь, в доме? Это не… опасно? Может, ему не понравится, когда, очнувшись, он увидит, что у его двери стоит Брум?
— Полагаю, это понравится ему больше, чем если бы он оказался в тюрьме. Ты спрашиваешь, не опасен ли Эмори Олторп? Нет, не опасен. Несмотря на ужасные слухи, которые ходили о нем последние несколько лет, мне он нравился. Еще мальчишкой он приезжал сюда из своего родового поместья Уинзи-Холл и помогал Уиллеркинзу объезжать лошадей. У нас была довольно приличная конюшня, пока не появились военные. Но и после того, как большую часть нашего хозяйства пришлось отдать им, юный Рори продолжал наведываться сюда, видимо, избегая общества своего отца, а также для того, чтобы повидаться со мной. И должна сказать, у Рори были на то основания. Граф Хатерли, его отец, был ужасным человеком, необычайно жестоким. — В голосе Флоренс появились твердые нотки. — Он был уверен, что детей следует воспитывать в строгости и применять к ним телесные наказания. Одного из четырех сыновей, Артура, он постоянно бил по голове, и тот слегка тронулся умом, после чего получил прозвище Бедняга. Эмори убегал из Уинзи-Холла при первой же возможности и под любым предлогом. Он читал мне вслух книги, которые приносил, и мы потом долго и весело их обсуждали. Он был чертовски красив. Некоторые считали его сумасбродным, но мне нравилось это качество в мужчинах. Уж лучше быть сумасбродным, чем франтом, рядящимся в кружева и готовым стенать из-за того, что галстук не так накрахмален, а газеты не высушены утюгом.
Аннели слегка улыбнулась, подумав что эти черты присущи доброй половине мужчин в Англии, в том числе ее отцу и брату.
— Тот, кто крепко стоит на ногах, не боится штормового ветра и готов бросить вызов стихии, сам выбирает свой жизненный путь, преодолевая любые преграды. Именно таким был Эмори, — продолжала Флоренс. — Он сопротивлялся попыткам подогнать его под шаблон. Зная, что дома его ждет порка, он засиживался допоздна в доках и затаив дыхание слушал рассказы бывалых моряков об иностранных портах. Его не интересовал греческий алфавит, который его заставляли учить. И я ничуть не удивилась, когда он однажды покинул дом ради моря: Эмори хотел увидеть, что находится за горизонтом, хотел охотиться на слонов в Африке. Хотел искать золото. А еще он пообещал вырезать для меня трость из слоновой кости. Он хотел… — Затуманенный взгляд Флоренс прояснился, когда она посмотрела на внучку. — Чего только он не хотел. Но больше всего он хотел приключений.
— Вы сказали, что он помог Бонапарту бежать с Эльбы, и это главное, в чем его обвиняют?
Флоренс кивнула.
— Около двух недель назад в Бриксгем приехал проклятый Рэмзи. Кажется, так его зовут. Он утверждает, будто Эмори Олторп несколько месяцев назад ходил на Эльбу и увел негодяя прямо из-под носа английской стражи. Рэмзи заявил, что может доказать это.
— А вы сомневаетесь?
— О нет, Эмори вполне мог это сделать. Не ради денег — деньги он всегда презирал — и, конечно, не из любви к корсиканцу. По правде говоря, несколько лет назад он был офицером британской армии в чине младшего лейтенанта и сражался во флоте адмирала Нельсона. Но это было… десять лет назад. Потом прошел слух, будто он связался с пиратами, добыл где-то корабль и пытался прорваться через блокаду вокруг Франции и Испании. Я точно знаю, что священнику не удалось с ним связаться и привезти его домой.
— Надеюсь, не для того, чтобы сдать властям? Флоренс покачала головой.
— По делам наследства. Так мне кажется. Понимаешь, Эмори — третий сын, и ему полагается лишь ежегодная пенсия начиная с того дня, когда он покинет поместье. Все остальное должно было перейти к старшему сыну, Уильяму, преемнику графа Хатерли. Следующим по старшинству был Бедняга Артур — мы всегда его так называли, — прошептала бабушка, покрутив у виска указательным пальцем. — Он вообразил себя птицей. Пытается летать, взмахивая руками, словно крыльями. В разговоре издает странные каркающие звуки и теребит пальцы, будто это перья. Но в общем он безобидный. Несколько недель в году проводит в лечебнице… Ты только представь: кузены женятся на кузинах… Так что полоумные есть везде. К несчастью, позапрошлой зимой Уильям тяжело заболел и умер. Его жена скончалась от горя несколько месяцев спустя, детей у них не было, и, таким образом, наследником становился Бедняга Артур, человек, мягко выражаясь, не совсем здоровый. Стэнли пришлось обратиться в суд по вопросу опекунства, но решить остальные вопросы, касающиеся поместья, он не мог, не согласовав их с Эмори. Но Эмори в это время мотался по Средиземноморью, и связаться с ним не было никакой возможности. Бедняга Артур не переставал твердить, что перелетит через Ла-Манщ, чтобы привезти брата. И однажды упал с крыши конюшни и сломал обе руки. — Флоренс вздохнула и прищелкнула языком: мол, надо же было прыгнуть с такой высоты. — Стэнли, разумеется, пытается найти выход из создавшегося положения, но его жена, легкомысленная девчонка, только и мечтает о том, чтобы Артура объявили сумасшедшим, а Эмори повесили за измену родине. Тогда Стэнли станет единственным наследником Уинзи, а она — графиней Хатерли.
— Как это бесчеловечно!
— Да. Священник, человек в общем-то разумный и практичный, становится глупым как баран в своем стремлении угодить Люсиль.
— Вы думаете, он может передать родного брата в руки властей? Раненого и беззащитного? Это ужасно! Флоренс вскинула бровь.
— Но ведь минуту назад ты опасалась, как бы этот раненый и беззащитный человек, когда очнется, не пристрелил нас всех, даже не дав нам доесть кашу.
Щеки Аннели зарделись.
— Но вы так тепло о нем говорили, что все мои опасения рассеялись. Вы же не верите, что он способен на насилие.
— Я никогда этого не говорила, дорогая. Он — сын своего отца, в конце концов, и я припоминаю несколько эпизодов, когда его крутой нрав… — Она умолкла и бросила взгляд на дверь. — А-а1 Слышишь? Наверное, это священник.
Аннели подумала было, что бабушке показалось, но в следующий момент услышала шаги в коридоре. Господин в длинном черном сюртуке с белым крахмальным воротником появился в дверях и, поблагодарив сопровождавшего его Уиллеркинза, поклонился Флоренс.
— Госпожа Уиддиком, я приехал, как только получил ваше сообщение.
Священнику было лет двадцать пять; его карие глаза светились добротой, но квадратный подбородок говорил о твердом характере и сильной воле. Он был почти одного роста с Аннели. Таких маленьких священников она еще не видела. В большинстве своем они высокие и представительные. Преподобный отец Олторп больше походил ни банковского служащего.
Он перешел сразу к делу:
— Насколько я понимаю, вы видели моего брата?
— Видели. Причем почти голого, что не очень прилично.
— Вы нашли его на берегу?
— Моя внучка его нашла. Мисс Аннели Фэрчайлд — преподобный отец мистер Стэнли Олторп. — Она взмахнула тростью и со стуком поставила ее на пол. — Аннели приехала из Лондона и совершает по утрам прогулки, чтобы за завтраком не общаться со старой каргой, облаченной в черное.
— Бабушка! Совсем не поэтому!
Его преподобие с интересом взглянул на Флоренс — Мой брат ранен?
— В основном порезы и царапины. Только на затылке рана величиной с яйцо чайки. Он был без сознания, когда Аннели нашла его, и, вероятно, еще не пришел в себя, иначе мне бы доложили.
— Могу я его увидеть?
— Разумеется. Аннели вас проводит. Боюсь, мои старые кости не позволят мне быстро двигаться, но я последую за вами. Уиллеркинз мне поможет.
Преподобный отец снова поклонился и пошел вслед за Аннели по коридору. Пока они поднимались, священник все время молчал, очевидно слишком взволнованный, чтобы заговорить.
В комнате, где сейчас лежал Эмори Олторп, дверь была открыта, а шторы опущены, поэтому там царил полумрак. Обстановка была такая же, как и в комнате Аннели: широкая кровать с балдахином, занимающая чуть ли не всю комнату, ночной столик, зеркало, умывальник, два кресла у камина. Гарольд Брум стоял у дверей с грозным видом, сложив на груди руки. Но, увидев священника, а особенно Аннели, улыбнулся и покраснел.
В комнате пахло мылом и мазью, ярко горели четыре большие свечи: две на столе, две над камином.
Эмори лежал на мягкой перине, по-прежнему неподвижно, но уже не казался таким ужасным, как на берегу.
Священник подошел к кровати. Его затуманенный взгляд прояснился, когда, склонившись над братом, он потрогал его лоб, коснулся щеки, затем пощупал пульс.
— Он так и не приходил в сознание? — обратился священник к Бруму.
Тот отрицательно покачал головой.
Священник продолжал ощупывать шею брата своими длинными мягкими пальцами, и когда обнаружил на черепе рану, лицо его болезненно поморщилось.
Аннели внимательно наблюдала за священником, после чего остановила взгляд на лице Эмори. На нем уже не было следов песка, и Аннели подумала, что бабушка не преувеличила, сказав, что Эмори чертовски красив. Длинные черные ресницы, черные дуги густых бровей. Прямой нос, красиво очерченные губы. Квадратная челюсть, могучая шея, широкие мускулистые плечи.
— Я всегда говорил, что голова у него непробиваемая, — пробормотал священник. — Просто не верится, что от такого удара она не раскололась пополам. Но почему он лежит неподвижно? Ведь прошло уже столько времени!
— На берегу он ненадолго открыл глаза, — сообщила Аннели. — Совсем ненадолго, но все-таки открыл. И даже попытался что-то сказать.
— Ну и что он сказал?
— Я не все разобрала, он говорил очень тихо. Но Несколько слов все же услышала. «Они должны узнать правду». Он произнес это дважды и добавил: «Пока не поздно».
— Поздно? Что он имел в виду?
— Я тоже спросила его об этом. Но он не ответил. В этот момент в дверях появилась Флоренс Уиддиком. Она тяжело дышала, опираясь на руку Уиллеркинза.
— Итак, вы его увидели, — сказала она с порога, — А теперь скажите, что вы намерены с ним делать?
— Что я намерен с ним делать? — Священник выпрямился. — Я… я не знаю, — ответил он в смятении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36