Благодарю вас.
Аннели показалось, что выражение лица маркиза смягчилось — видимо, он не привык находить понимание у людей.
— Думаю, мне пора отправляться в путь. «Беллерофонт» прибыл на два дня раньше, чем ожидалось, и дебаты в парламенте наверняка будут бурные.
Флоренс, нахмурившись, села в кресло.
— Уверена, в гарнизоне Берри-Хэда достаточно солдат, чтобы оказать Бонапарту достойное сопротивление.
Бэрримор перевел взгляд на Флоренс.
— Разумеется, мадам. Я первый выстрелил бы в него. К несчастью, некоторые считают, что его следует снова отправить в, ссылку, чтобы он мучился там до конца жизни мыслью о том, что потерпел поражение.
— Насколько я понимаю, вы не верите, что он согласится на это.
— Однажды он уже бежал из тюрьмы. И может снова это сделать. У него много сообщников.
— Ты имеешь в виду предателя, которого Рэмзи обещал достать хоть из-под земли?. — Энтони поднял бровь, изучая блюдо с сыром, паштетом и треугольными тостами. — А что, может, и достанет. В здешних пещерах, по словам очевидцев, часто появляются призраки.
— В самом деле? А я думал, мне померещилось, когда на этих самых скалах увидел человека, которого давно считают умершим от неизлечимой болезни где-то на Борнео. — Бэрримор пристально посмотрел на Флоренс своими холодными зелеными глазами.
К чести Флоренс, она даже бровью не повела, выдержав взгляд Бэрримора, хотя оба знали, что речь идет об Эмори Олторпе.
— Призраки в этих местах — явление довольно распространенное, — сказала она. — Они приходят и уходят, никому не причиняя вреда.
— Вы полагаете, что этот призрак ушел? — О да. Сомневаюсь, что вы увидите его еще раз. Бэрримор, прищурившись, посмотрел на Аннели.
— Спасибо, одного раза вполне достаточно. Аннели с трудом Сдержалась, чтобы не схватить за руку бабушку. Она не знала, какое полагается наказание за укрывательство изменника родины, да еще такого, как Эмори.
Энтони, сосредоточивший все внимание на бутербродах, хихикнул.
— Помню, как еще детьми мы приехали сюда погостить и я рассказал Аннели, что в доме полно привидений. Так она потом ночью выскакивала из комнаты и кричала от страха. Ты не забыла, Аннели?
— Нет, не забыла, — сказала она.
— Господь милосердный — Он скривился и посмотрел на бабушку. — Чем, черт возьми, вы кормите свою птицу? У этой гусиной печенки вкус болотного мха.
— Мы не держим гусей, внучек, — ответила Флоренс. — Это, наверное, вчерашние почки какой-нибудь старой овцы. Энтони проглотил и вытер платком рот.
— Да, мой вкус явно испортили шеф-повара Лондона. Аннели, дорогая, я так рад, что у бабушки перестала болеть нога. Мы должны уехать в Лондон сегодня же. Мама, надеюсь, уже получила мое письмо, но мы не будем дожидаться ответа. Сюда понаехало столько народу, мы даже не могли купить лошадей. Пришлось воспользоваться экипажем. Бэрримор напомнил мне, что бал-маскарад у регента состоится в ближайшую пятницу, и нас обоих заживо съедят, если мы не будем присутствовать.
Аннели взяла бабушку за руку, ища поддержки. Одно цело избегать холодного взгляда Бэрримора в переполненной гостиной, но совсем другое — терпеть его три дня в тесном экипаже.
— Бал-маскарад, — сказала Флоренс. — Как мило. Да, я думаю, что пора ей возвращаться домой. Я буду скучать по ней, конечно, — она слегка пожала холодную руку Аннели, — но, надеюсь, она сдержит свое обещание и приедет снова.
— Мы рассчитываем уехать еще днем, — сказал Энтони, переведя взгляд с Бэрримора на Аннели. — Собери только необходимое, остальное можно прислать позже.
— Я скажу Уиллеркинзу, чтобы нашел Клэренс и приказал ей упаковать вещи. Если джентльмены еще немного подождут, я принесу то прелестное колечко, которым ты так восхищалась, Аннели, и которое так подходит к твоим тазам. Это пустяк, — добавила она, подмигнув мужчинам, — но оно миленькое, а миленькие девушки должны носить миленькие вещи, вы согласны?
Энтони пожал плечами, в то время как Бэрримор еще сильнее стиснул зубы.
— Помоги мне подняться, дорогая..
Энтони хотел ей помочь, но она слегка ударила его тростью по голени и ухватилась за руку, протянутую ей Аннели. У двери Флоренс остановилась — Пожалуйста, угощайтесь сыром и паштетом. Страшно подумать, что приготовит Милдред, если увидит, что к еде не притронулись.
Они пошли по коридору, и только стук трости Флоренс нарушал тишину. Когда они спустились с лестницы, Аннели хотела что-то сказать, но бабушка велела ей молчать, приложив палец к губам.
— Эти старые коридоры, ты знаешь, тут такое эхо Аннели прикусила губу, но, когда они добрались до верхнего коридора и направились к спальне Флоренс, не выдержала:
— Он знает. Бэрримор знает, что Эмори был здесь — Не знает, а подозревает, — возразила Флоренс. — Он видел, как ты целовалась с мужчиной, похожим на Эмори Олторпа, но сам этот факт ослабил его подозрения не может порядочная девушка целоваться с таким преступником и мерзавцем, каким был Рори.
— Но что, если он все же выскажет эти свои подозрения? Сюда нагрянут полицейские и солдаты, станут обыскивать дом, учинят вам допрос — Пусть обыскивают. Все равно ничего не найдут, кроме ковров и тысячи пауков. Знаешь, однажды меня допрашивал сам граф Камберленд, когда якобинцы призывали французов вновь посадить на трон католического короля. Меня целый месяц продержали в темнице, потому что прошел слушок, что я разрешила контрабандистам выгрузить оружие в моей бухте. Я тогда прикинулась дурочкой, плакала, ломала руки, клянясь своей девственностью, что понятия не имею, кто занимался такими делами.
— А ты знала?
Флоренс криво усмехнулась.
— Я знала одного парня, который лишил меня невинности, когда мне было четырнадцать лет. Что же до контрабандистов, то они мне хорошо заплатили и я смогла купить отличных лошадей в Девоншире. Позже я продала нескольких английской армии и хорошо заработала на них.
Аннели вздохнула.
— Вы сильная женщина. Я никогда такой не стану.
— Станешь, если обстоятельства заставят.
Аннели вытянула вперед руки. Они сильно дрожали.
— По-моему, обстоятельства налицо.
— Ядовитые насмешки самонадеянного джентльмена, чья гордость уязвлена? — Флоренс фыркнула. — Это не больше чем раздражение, дитя мое. Клянусь, этот человек просто болен тобой. Несколько кокетливых взглядов — и он опять на коленях и за одну твою улыбку готов отдать что угодно.
— Но я не хочу, чтобы он стоял передо мной на коленях! — в отчаянии произнесла Аннели. — И уж тем более чтобы сопровождал меня в Лондон, — Придется потерпеть, ничего не поделаешь. А теперь пойдем выберем какую-нибудь безделушку, способную внушить будущему жениху благоговейный трепет.
Они прошли в комнату, набитую старинными вещами, с дубовой кроватью, на которой вполне уместились бы четверо, под балдахином из алого бархата с золотой бахромой. Ковры и шелковые обои были в тех же тонах. Потолок украшали купидоны и херувимы, увитые красными и золотыми листьями. Картины, книги, стулья, сотня статуэток, гобеленовые дорожки, клавесин, заваленный горой потрепанных книг, — все было покрыто пылью.
Аннели ни разу не заходила в бабушкину спальню, провожала ее только до порога, видимо, бабушка не пускала ее туда из-за картины с изображением обнаженной женщины, молодой и красивой, с пышными формами. Женщина лежала на алом диване в соблазнительной позе, с распущенными, разметавшимися по подушке каштановыми волосами. Рука с тонкими изящными пальцами покоилась на пушистом бугорке между бедер, что выглядело весьма двусмысленно.
— Я была примерно в твоем возрасте, когда позировала для этой картины, — не без гордости произнесла Флоренс. — Все жеребцы в округе лезли из кожи вон, добиваясь моего расположения. Помню, один болван пел серенады у меня под окном поздней ночью. Терпение у отца лопнуло, и он приказал слугам вылить на него все ночные горшки.
— А почему вы не вышли замуж? Флоренс вздохнула.
— Я любила мужчину слишком гордого и слишком упрямого. Он служил у нас на конюшне. Потом преуспел в жизни, сделал карьеру, однако считал себя недостойным дочери своего бывшего господина. Что я только не делала! Даже ребенка хотела родить от него, но не получилось. — Флоренс с усмешкой посмотрела на картину. — Я заказала этот портрет и повесила у него в комнате, чтобы, просыпаясь по утрам, он понимал, что теряет.
— Кажется, он тебе очень подходил, — сказала Аннели. — Ты, наверное, любила его без памяти.
— Да, — мечтательно произнесла Флоренс. — Любила. И не променяла бы эту любовь ни на какие ценности и титулы в мире. Ты заслуживаешь того же, Аннели Фэрчайлд, — твердо заявила бабушка. — И не должна соглашаться на меньшее.
— У меня немного другая ситуация.
— Почему? Потому что твоя мать выбрала тебе в мужья Бэрримора, а твой отец только и думает, что о политических амбициях сына, и не понимает, что дочери — такое же сокровище? Грустно, что твоя сестра разделяет взгляды матери и согласилась бы выйти даже за деревянный столб — впрочем, ее муж мало чем отличается от столба. Но ты… У тебя есть свет в глазах, дорогая. Не позволяй им его погасить.
— Как я могу избежать своей участи? Ты слишком хорошего обо мне мнения, бабушка. По правде говоря, я не умнее своей сестры.
— Будь это так, ты и часа не смогла бы провести в моем обществе. Да и я не привязалась бы к тебе. А теперь пойдем, поможешь мне передвинуть эту кучу.
Флоренс повела ее к старому железному сундуку, заваленному книгами и бумагами, попросила переложить их на стоящий рядом ящик, подняла тяжелую крышку сундука и вытащила оттуда белье, корсеты и пожелтевшие от времени чулки. Под этим сундуком стоял еще один, поменьше, из полированного дерева, с медным замком.
— Перенеси его сюда, — сказала Флоренс, указывая на изящный столик времен Людовика XIV. — Я потеряла ключ от этого сундучка примерно сорок лет назад, так что он не заперт. Открой его.
Аннели подняла крышку и стала вытаскивать кольца из паутины золотых цепей. Три кольца с сапфирами, рубинами, бриллиантами и изумрудами бабушка отвергла, взмахнув тростью. Четвертое кольцо, большое, сверкающее, с алмазом величиной с ноготь большого пальца, окруженным дюжиной голубых драгоценных камней, одобрила.
— Вот это тебе подойдет, — сказала Флоренс. — Надень же его, надень!
— Оно прелестно, — с восторгом произнесла Аннели, надевая кольцо. Кольцо шло туговато, и ей пришлось приложить усилие, чтобы продеть в него палец — Никогда не сказала бы, что это безделушка.
— Значит, у тебя хороший вкус, дорогая. Конечно же, это не безделушка. Камни настоящие, уверяю тебя, как и остальные милые вещички в моей сокровищнице.
— Но вы сказали…
— Да, сказала. Не стану же я говорить, что собираюсь подарить тебе кольцо стоимостью в несколько тысяч фунтов. Ведь тогда твоя мать объявит меня сумасшедшей и примчится сюда в поисках остального! А я хочу, чтобы это кольцо принадлежало тебе, — добавила она ворчливо. — Делай с ним что хочешь. Носи, обменяй, продай, наконец, если будет нужда.
— Продать? Никогда в жизни!
— Слово «никогда» надо произносить осторожно. В любом случае кольцо твое.
— Я… не знаю, что и сказать.
— Скажи спасибо и помни, что в этом мире мы гости. Лет через пятьдесят мы все превратимся в пыль, никто не вспомнит наших имен и уж тем более о том, что мы кого-то любили. А теперь беги в свою комнату собирать вещи. Скоро полдень, и Милдред уйдет, если ей снова придется готовить для гостей.
— Спасибо, — прошептала Аннели, обнимая бабушку. Флоренс прослезилась.
— Буду ждать от тебя письма, — сказала она. — Сообщишь, о чем пойдет разговор в экипаже. Может быть, что-нибудь услышишь об этом мошеннике, с которым тебе так нравилось целоваться. Не забудь написать.
— О, бабушка, — прошептала она. — Мы так плохо расстались! Уверена, он никогда больше не захочет меня видеть.
Флоренс взяла Аннели за подбородок.
— Помни, что я тебе сказала про слово «никогда». Думаю, оно редко звучит из уст Эмори Олторпа.
Глава 13
После проливного дождя большой экипаж Бэрримора мог проехать только по одной дороге. Вдоль побережья, где высились известняковые скалы, через Берри-Хэд. Городок Бриксгем, самый маленький из трех в заливе Тор-бей, был расположен частично наверху, откуда как на ладони был виден Ла-Манш, и потому имел важное стратегическое значение. Там находились четыре батареи тяжелых орудий, два гарнизонных форта и военно-морской госпиталь.
От Берри-Хэда до Бриксгема было несколько минут езды. Но сегодня они добирались туда не меньше часа. Не говоря уже о том, что колеса экипажа утопали в грязи, дорога была запружена повозками. Сидевшие в них люди спешили занять удобные для обзора места на скалах, чтобы увидеть, как огромный военный корабль бросит якорь в порту. Узкие улочки городка были запружены повозками. По обе стороны теснились торговцы пирожками и просто пешеходы. Небольшие дома здесь были в основном деревянными и лепились друг к другу. Из распахнутых окон высовывались люди, кричали, свистели, возбужденно обсуждая происходящее.
Люди расступались, пропуская экипаж Бэрримора, запряженный четверкой лошадей, которых подгоняли криками шедшие впереди толпы два форейтора в ливреях; из окон в них летели гнилые фрукты.
Наконец они проехали Бриксгем, затем Пейнтон и достигли Торки, где богачи снимали виллы, чтобы подышать свежим морским воздухом. В порту на волнах покачивались корабли.
Бэрримор и Энтони сняли номера в гостинице с видом на гавань. Чемоданы перенесли в отделение для багажа Аннели устала от поездки по бесконечным изрытым колеями дорогам и соседства Бэрримора, который вес время хранил молчание. Энтони уснул, как только они отъехали от Уиддиком-Хауса, и проснулся, лишь когда остановились у гостиницы. Аннели сидела с закрытыми глазами, но Бэрримор, уверенный, что она не спит, время от времени поглядывал на нее.
Аннели отказалась выпить чаю в маленьком кафе напротив гостиницы и предпочла прогуляться по тенистому парку неподалеку, откуда открывался очень красивый вид на гавань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36