– Однако… в определенном смысле, это даже красиво, – мечтательно произнес коронер, – в этом, несомненно, что-то есть: родимое пятно, знак, полученный при рождении, с приходом в этот мир, и смертный знак, так сказать, остающийся и при уходе из него… некое, понимаете ли, обрамление всего жизненного цикла, вам не кажется? Круг описан, завершен, все возвращается к исходной точке… Ангус, как воспринимается такая мысль, понятно, что я хочу сказать?
– Ну все, все, все уже хорошо, – продолжал успокаивать Ниери все еще всхлипывающую Кунихэн. – У каждого мужчины найдется пятно, на теле иль на душе. Все запятнаны.
– Итак, судя по всему, мы… то есть вы уже знаете, кем был покойник. Могу ли я поинтересоваться, кто же он? – спросил коронер.
– Господин Мерфи, уроженец Дублина, – твердым голосом уведомил коронера Ниери.
– Ах Дублин, старый добрый Дублин, старенький Дублинчик, – пел коронер. – Там когда-то живала одна моя родственница, в Кумбе жила, по женской линии родственница, больше никаких родственников в Ирландии никогда и не было… преставилась, тихонько перешла в мир иной, можно сказать, скоропостижно, месяца два не дотянула до отведенного ей Богом и людьми срока, а было то во времена, знаете ли, Георга ІІ… Да, так вернемся к нашей теме. Фамилия известна, а имя, имя каково? Ближайшие родственники?
– Ближайших родственников нет, – ответил за всех Ниери. – Есть дядя, живет в Голландии.
– А кто же тогда вы все? – удивился коронер. – И неожиданно грубо-писклявым голосом добавил: – На кой черт вы тогда сюда пришли?
– Мы здесь по праву его ближайших друзей, – пояснила Кунихэн, переставшая плакать. – Мы его лучшие друзья.
– Послушайте, – возмутился Вайли, раздраженный тугодумием коронера, – сколько раз вам нужно пояснять одно и тоже?
– Понятно, понятно, извините… но вот что мне хотелось бы все-таки знать… как к нему обращались? Что, только Мерфи и все? Или почтительно «господин Мерфи»?
– Прошу вас, – и Убифсих прибавил к словам жест, приглашающий Бима и Тыкалпенни к действию.
Те снова укрыли тело простыней и вынесли его прочь. В коридоре алюминиевый поднос – он же носилки – был возвращен в холодильник.
На освободившейся мраморной плите в вязи и сочетаниях мраморных прожилок и пятен Ниери высмотрел Клонманшуа, замок О'Меланглинов, лужайку, белый домик под соломенной крышей, нечто красноватое, формы не поддающейся описанию, широкую водную гладь с солнечными бликами, Коннот…
– А кто эта молодая дама, – обратился коронер к Ниери, – которая проявила столь, некоторым образом, доскональную осведомленность обо всех, так сказать, телесных особенностях усопшего? Я имею в виду ту, которая так уверенно, без долгих поисков, обнаружила искомое на, в некотором роде, обычно скрываемом…
– Это госпожа Силия Келли, – прервал коронера Ниери.
– В таком случае позвольте мне поинтересоваться, – продолжил коронер как ни в чем не бывало, – как обратилась госпожа Келли к покойному: на «ты» или на «вы»? Она шептала слишком тихо, и я не расслышал…
– Черт бы вас побрал с вашими идиотскими вопросами! – вскричал Ниери. – Он не был крещен, понятно? И соответственно не имел никакого другого имени, кроме Мерфи! Понятно? Что вам, разрази вас гром, еще хочется знать?
– А как же госпожа Мерфи? – вклинился со своим вопросом Убифсих. – Или просто, по случайному недоразумению, письмо было адресовано «госпоже» Мерфи, в то время как имелся в виду «господин» Мерфи, голландский дядя?
– Никакой госпожи Мерфи не было и нет, – сердился Ниери. – Мерфи никогда не был женат!
– Можно предположить, что недоразумение возникло в результате того, что… – начал высказывать свое предположение коронер, однако его снова прервал Ниери.
– Госпожа Келли должна была стать женой Мерфи и стала бы ею, если бы Мерфи пожил бы еще немного.
– Ну, если судить по некоторым обстоятельствам, догадаться об этом совсем не трудно, – с понимающим видом проговорил коронер.
Кунихэн обмякла и упала бы на пол, если бы ее не подхватили подоспевшие на помощь Купер и Вайли.
– Нет, не стала бы, – тихо, ни к кому не обращаясь, сказала Силия.
Убифсих с небольшим учтивым поклоном вытащил из кармана конверт и вручил его Силии, а та тут же передала его Ниери, который немедля вскрыл его, прочитал и тут же перечитал снова. Весь вид его красноречиво говорил о том, что его одолевают сомнения в отношении того, стоит ли такое послание читать вслух для всех остальных. Перечитал еще раз, помолчал немного и наконец, ни на кого не глядя, сказал:
– С позволения госпожи Келли, я мог бы…
– Что-нибудь еще от меня требуется? – спросила Силия мертвым голосом. – Я бы хотела уйти…
– Да, да, конечно… но с другой стороны, записка, раз она, в некотором роде, адресована вам, может быть, касается вас непосредственно, – неуверенно проговорил Убифсих.
И Ниери, не дожидаясь позволения, принялся читать:
«Я желаю, чтобы нижеследующие части меня, а именно: мое тело, мой разум и моя душа были сожжены, пепел помещен в бумажный кулек, а кулек этот отвезен в Дублин, принесен в театр «Аббатство», что на улице Аббатской и по принесении туда был бы без промедления отнесен в то место, которое лорд Честерфильд, человек выдающийся и даже великий, в своих письмах называет «тихим убежищем, необходимо посещаемым всеми» и в котором все вышеозначенные части меня в свое время проводили наисчастливейшие свои часы; указанное место расположено справа по пути в партер; я также желаю, чтобы содержимое кулька, принесенного туда, было вытряхнуто и вода спущена и все смыто, причем крайне желательно, чтобы все это было проделано во время представления; совершать все эти действия следует без каких бы то ни было проявлений горя или печали и, конечно же, безо всяких церемоний».
Закончив чтение, Ниери еще некоторое время смотрел на листик с посланием Мерфи, затем аккуратно сложил его и, возвратив в конверт, вручил Силии, которая, схватив конверт, хотела тут же изорвать его, но вспомнив, что даже если она сама и пребывает в состоянии внутренней погруженности в полное одиночество, у внешнего проявления ее одиночества есть свидетели, удовлетворилась пока тем, что сжав руку в кулак, скомкала конверт с последней волей в бумажный шарик.
– Это ж надо так выразиться: «тихое убежище, необходимо посещаемое всеми»! – бормотал себе под нос коронер, направлявшийся в угол комнаты, чтобы забрать оттуда зонтик и шляпу.
– «Наисчастливейшие часы»! – простонала Кунихэн. – А какая там стоит дата?
– Уголок с датой обгорел, – брякнул Вайли наобум.
– Однако – смыть известно куда и тело и душу, – покачав головой, проговорил Убифсих.
А к этому времени Бим и Тыкалпенни давно уже вышли из морга. Отойдя на солидное расстояние, они стали с солнечной стороны под одним из деревьев так, что со стороны морга их не было видно.
– Послушай, оставь меня мыть посуду и разносить эту бурду, – взмолился Тыкалпенни, – не посылай меня санитаром, вместо Мерфи, назад в палаты!
– Дорогуша, – сладеньким голоском пропел Бим, – все зависит от тебя, как ты пожелаешь, так и будет…
А меж тем коронер, зашедший в какую-то комнатку, одной рукой расстегивал черный пиджак, а другой стягивал его с себя; снял он потом и свои полосатые брюки и уже изготовился утонуть в просторном свитере и широких спортивных штанах.
А Силия направлялась к двери.
– Одну минуту, – окликнул ее Убифсих, – как бы вы хотели, чтобы все было устроено?
– Устроено? – спросил вместо Силии Ниери. – Что устроено?
– Видите ли, – начал свои пояснения Убифсих, – число мест в холодильниках ограничено, и соответственно места должны освобождаться для, так сказать, новых поступлений, и я не могу держать…
– Я подожду во дворе, – быстро проговорила Силия и вышла.
Ниери и Вайли стали прислушиваться, ожидая стука открываемой и закрываемой парадной двери. Однако дверь все не хлопала, и через некоторое время Ниери перестал прислушиваться. После того как наконец послышался стук парадной двери, не так, чтобы громкий, однако же и не так, чтобы тихий, Вайли тоже перестал прислушиваться.
– Последняя воля вне всяких сомнений священна, – твердо заявила Кунихэн. – И волю эту мы должны исполнить.
– Вряд ли то было его последним желанием, – пробормотал Вайли. – Особенно если припомнить, как все это случилось…
– Кремация происходит здесь? – строго молвил Ниери.
И доктор Убифсих признал, что в его распоряжении имеется небольшая печь особой конструкции, в которой даже самое жесткое тело не более чем через полчаса после помещения его туда, причем, заметьте, вкупе с разумом и душою, и после выплаты небольшой, совершенно, можно сказать, смехотворной суммы превратится в некоторое количество пепла – и это утверждение зиждется на достаточных основаниях – и притом, можно смело утверждать, такого веса и объема, которое вполне пригодно для переноски.
Ниери швырнул на мраморную плиту свою чековую книжку, которая при падении произвела звук легкого мокрого шлепка, выписал четыре чека и, не мешкая, тут же раздал их. Вручая чеки Вайли и Кунихэн, он попрощался с ними, Куперу Ниери предложил подождать, а Убифсиху он сказал:
– Надеюсь, вы не против получения вам причитающегося в виде чека?
– Нет-нет, конечно не возражаю, если вы приложите свою визитную карточку… Ага, спасибо, спасибо.
– Когда все будет… сделано, вручите то, о чем вы говорили, вот этому человеку, – попросил Ниери Убифсиха. – Ему и никому другому.
– Да, хорошо, но видите ли… передача стороннему лицу является, понимаете ли, в некотором роде, нарушением правил, – промямлил Убифсих.
– Знаете, вся наша жизнь – сплошное нарушение правил, – изрек Ниери.
А к этому времени уже и Вайли с Кунихэн вышли из морга и теперь стояли на крыльце у парадной двери. Над их головами склонялись листья плюща и винограда странного красноватого цвета. Глянув на чеки, Кунихэн и Вайли обнаружили, что Ниери выписал и ему, и ей одинаковые суммы, одинаково тем самым оценив их услуги и не сделав различий по половому признаку. Кунихэн и Вайли мысленно с удовлетворением отметили, что Ниери проявил достаточную меру щедрости.
Кунихэн, побуждаемая усталостью в ногах, вызванной долгим и непрерывным стоянием, прильнула к Вайли – для опоры, конечно, – и, ухватившись за обшлаг его дорогого костюма, в своей обычной театральной манере воскликнула:
– О, не покидай меня, не уходи, не оставляй меня в эту лихую годину тяжкой скорби!
Голова Кунихэн мешала Вайли наблюдать за дверью, и он, ухватив Кунихэн за запястья, хотел было отстранить ее от себя, но она продолжала льнуть к нему.
– Не будь жесток, – горячо шептала Кунихэн, – давай, взявшись за руки, вернемся на родную землю, туда, где мы родились, вернемся к нашим морским берегам, к нашим заливам, к болотам, к вересковым пустошам, к горным долинам, к озерам, к рекам, речушкам, ручьям, к туманам… к… паиоротничкам… к… к долинам – это я уже говорила, – давай вернемся побыстрее… я знаю, сегодня вечером есть почтовый поезд, который отходит в удобное для нас время…
Вайли взглянул на часы. Силии нигде не видно, а банки закроются через час! Вайли, применив силу, снял с себя руки Кунихэн и быстро ушел. Нет, он, конечно, не покидал Кунихэн надолго, у него просто были дорогие вкусы, ублажение которых требовало значительных средств, и ему нужно было во что бы ни стало поспеть в банк до закрытия и обменять чек на деньги. К тому же Купер как-то шепнул ему, что Кокс умерла. Она наглоталась в неисчислимом количестве каких-то таблеток после разрыва с неким Сэчом Фью, поборником гуманного обращения с животными.
А вот наконец из морга вышли и Ниери с Купером, а сразу за ними появился и Убифсих, который, запирая дверь на ключ, перехватил взгляд Купера и, приказав тому «быть здесь через час», удалился.
Ниери, оглядевшись, увидел вдалеке фигурку Вайли, спешащего поскорее покинуть М.З.М. За ним медленно плелась Кунихэн. Силии Ниери нигде не увидел.
– Когда тебе выдадут кулек, выбрось его, куда хочешь, – приказал он Куперу, и сам заспешил прочь.
Купер крикнул ему вслед:
– Она того… померла!
Ниери резко остановился, но не повернулся. Он на какое-то мгновение решил, что Купер говорит о Силии.
– Уже во как скоко дней, а то и больше, – кричал Купер в спину Ниери.
Ниери догадался, о ком идет речь, и возликовал.
Так и не обернувшись, он двинулся прочь, а Купер смотрел ему вслед. А Вайли, который двигался в два раза быстрее, чем Кунихэн, уже заворачивал за угол главного здания. Скрылся. Кунихэн оглянулась. Увидела Ниери, приближающегося к ней сзади с большой скоростью, остановилась, а потом медленно пошла ему навстречу. Ниери резко свернул в сторону, снова поменял направление, когда увидел, что она пытается выйти ему наперерез, прибавил шагу и ушел от преследования Кунихэн, сохранив между собой и нею солидное расстояние, которое ей никак не удалось бы сократить. При этом Ниери приветственно приподнял шляпу, но головы в ее сторону не поворачивал. Кунихэн, увидев, что ей Ниери не догнать, сбавила шаг и медленно поплелась в том же направлении, в котором уходил Ниери.
Купер не мог бы сказать, что же именно произошло и освободило его наконец от непонятных ему внутренних запретов, возбранявших ему в течение стольких лет садиться и снимать шляпу; при этом он вовсе не стремился докопаться до истины. Он положил свой котелок на ступеньку перед дверью морга, тульей вверх, примостился прямо над своим головным убором, слегка согнул ноги в коленях, тщательно, глядя меж ног, прицелился, закрыл свой единственный глаз, резко выбросил обе ноги вперед и вверх и обрушился задницей на шляпу. Как чугунная баба на сваю. Второго захода не потребовалось.
Тяга в печи оказалась плохой, работа протекала медленно, и только спустя пять часов Куперу удалось покинуть М.З.М. с пакетом пепла под мышкой. Пепла оказалось не менее двух килограмм. По пути на вокзал ему представлялись различные возможности от него избавиться, и наконец Купер решил, что помещение этого пакета в ближайший мусоросборник любого вида будет самым удобным, надежным и не привлекающим внимания способом избавления от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36