– Я догадываюсь, о чем написал господин. – Фудзико потупилась. – Самурай привел меня к самому господину Токугава. Думаю, что он сначала добрался до крепости на галере и после прискакал оттуда на коне, чтобы потолковать с господином Ябу. Во всяком случае, он тоже был там. Мне кажется, что наш господин поступил очень мудро, уведя галеру туда, где ее не смогут захватить самураи господина Ябу. Простите меня, Марико, но я не доверяю господину Ябу и его племяннику, мне кажется, они способны на предательство. Господин Токугава расспросил меня о том, что происходило у нас с того момента, как он отдал приказ мне и Тахикиро стать наложницами иноземцев. И я была вынуждена рассказать ему обо всем в подробностях.
– Вы говорили ему об угрозе, которую бросила Тахикиро?
– Да. – Фудзико повинно склонила голову. – Простите меня, Марико-сан, но это был мой долг. Я не могла солгать господину, даже спасая жизнь сестры. Потом господин Токугава написал это письмо и велел мне отдать его вам, как только я вас найду.
– Господин Токугава ознакомил вас с содержанием письма? – не отставала Марико.
– Нет. Но я все поняла. Господин Токугава, должно быть, решил, что плохие манеры Тахикиро принудят Андзин-сан убить ее в первую же брачную ночь или даже раньше. То есть – если она достанется господину Адамсу или, как его называет иногда господин Грюку, Бу-лэ-ку-ту-рун, – попыталась она произнести фамилию кормчего по слогам, – он и сам несколько неуправляем. Поэтому, либо он убьет ее за непослушание, либо она его, из-за несдержанности и невоспитанности. Я думаю, что Токугава-сан, повелел Андзин-сан, который господин Грюку, – Золотому Варвару, взять нас обеих.
Марико похвалила Фудзико за сообразительность, попросила деликатно сообщить о решении Токугавы сестре и, собравшись с силами, отправилась к Алу.
– Прошу простить меня, – начала она с порога. – Но только что поступил новый, еще более щедрый и благородный, нежели предыдущий, приказ Токугавы.
Ал сжался точно в ожидании удара.
– Вам следует принять обеих сестер Усаги. Так как господин Адамс будет пока жить в Эдо. Где господин Токугава и подберет ему достойную наложницу.

* * *
Тахикиро сидела на татами, ожидая появления своего нового господина Золотого Варвара, как называли его все. Чувства девушки были истончены и остры, как самый острый в мире самурайский меч. Она была готова принять свою судьбу, как приказал ей Токугава, но при этом не могла отделаться от мысли, что само присутствие в доме варвара оскорбляет ее до глубины души.
– Ты не должна так думать, Тахикиро, – попыталась она вразумить сама себя, – во-первых, это ты находишься в его доме, а не он в твоем. Во-вторых, в твоих жилах течет не только японская кровь твоего благородного отца, но и варварская кровь его наложницы-кореянки, твоей матери, которую ты даже не видела. А значит, ты, Тахикиро, – полуварвар. Какое же это имеет значение для тебя – не японки – овладеет ли тобой варвар или японец? Тем более что Андзин-сан самурай и хатамото. Так чего же ты печалишься, дурочка?
Но неприятное чувство не проходило, а казалось, сделалось еще невыносимее. Пойти и прямо сейчас перерезать себе горло, не дожидаясь ночи наслаждения. Разве для этого твой отец учил тебя всем воинским премудростям? Разве твой дед Хиромацу не готовил тебя для благородной роли телохранителя самого Токугавы. Токугавы, который предал тебя, отдал, как дешевую игрушку, в руки этого кошачьего бога, этого голубоглазого и золотоволосого верзилы, который даже говорить-то по-человечески не умеет. Как жестока карма!
Она хотела было по-мужски сплюнуть на татами, но устыдилась своего порыва. Рядом с ней на подушке сидела сестра Фудзико. Добрая и несчастная Фудзико, которой даже не позволили похоронить мужа и ребенка. Карма!
Как молила Фудзико Токугаву дать ей разрешение покончить жизнь самоубийством. Сколько раз умоляла. И что же? Токугава согласился, дал разрешение сделать сэппуку взамен на то, что Фудзико и ее сестра Тахикиро сделаются наложницами варваров на полгода. Как несправедлива жизнь, какая несчастная судьба!
Тахикиро уступила слезам и горю сестры. Никто, тем более самурай, не может мешать другому человеку обрести покой. Несколько раз Тахикиро предлагала Фудзико совершить сэппуку без согласия Токугавы, обещала, наконец, что сама обезглавит сестру, не в силах выносить и дальше ее молчаливых мучений. Но…
Токугава предложил сделку, Тахикиро была вынуждена согласиться, ради блага сестры она проживет с варваром долгих полгода, а потом тоже покончит с собой, от стыда за то, через что ей пришлось пройти.
«Будда! Дай мне сил не убить его после первой же ночи! Дай мне силы вытерпеть эти шесть месяцев, чтобы я тоже смогла обрести свободу и скользнуть в великую пустоту. Дай мне сил не понести от варвара, потому что беременной мне не разрешат сделать сэппуку. Придется рожать, а потом Токугава скажет, что после рождения малыша у меня появится новый долг, долг воспитать ребенка, и так один долг будет тянуть за собой другой, и я никогда не смогу покончить с собой!»
Тахикиро снова была в женском кимоно, ее волосы служанка уложила в аккуратную прическу, лицо набелили.
Сестры издалека услышали цокот копыт и, переглянувшись, уставились в пол, выражая тем самым полное почтение и принятие своей судьбы. Слуги приняли у наездников поводья, и вскоре Марико-сан и Андзин-сан, веселые и вполне довольные жизнью, показались на садовой дорожке. Увидев их, Фудзико и Тахикиро встали и вышли навстречу.
По тому, как варвар посмотрел на нее, Тахикиро поняла, что Марико уже изложила ему суть дела и, должно быть, он принял какое-то решение.
Она внимательно следила за своим новым хозяином, пытаясь догадаться, примет ли он ее после тех, невольно вырвавшихся угроз и оскорблений. О том, что он все понял, она догадалась сразу же, как только с ее мерзкого языка слетели гадкие слова. Но вот стерпит ли подобную обиду?
Вдруг Тахикиро сделалось страшно. Подумалось, что Андзин-сан припомнит ей произнесенную в запальчивости брань и с позором отошлет домой. Нет, она не вынесет нового унижения и нового удара судьбы. Даже не посмеет передать отказ деду Хиромацу, который не примет ее, опозоренную и отвергнутую. Не примет самурая, не справившегося с возложенными на него обязанностями. «Токугава сказал – полгода». Если я явлюсь к нему раньше хотя бы на один день – мне не позволят благородно лишить себя жизни. Меня отдадут эта. Мое имя будет навсегда вычеркнуто из семейной летописи».
Побледнев под белилами и готовая рухнуть в обморок, Тахикиро смотрела, как Андзин-сан устраивается на предложенную ему служанкой подушку, как берет в руки миниатюрную чашечку для сакэ. Все это время голубые глаза варвара, не отрываясь, смотрели на нее. Ее чутье безошибочно подсказывало, что сердце чужака кипит от обиды, нанесенной ею, и одновременно с тем разрывается от жалости. Почему? Как ни старалась Тахикиро, она не могла проникнуть глубже в мысли и чувства Золотого Варвара.
Тахикиро ненавидела Андзин-сан и одновременно с тем молила Будду, чтобы варвар позволил ей остаться и исполнить свой долг. Она приложила немалые усилия, для того чтобы восстановить дыхание и успокоить сердечный ритм.
Ал не спешил начинать ритуал приема в семью новых наложниц. Он смотрел в застывшее лицо Тахикиро, прекрасно понимая ее состояние. Неожиданно перед его глазами всплыло избитое лицо его матери. В тот день Александр задержался на дискотеке и не смог защитить ее от пьяницы отца. «Я никогда не буду таким, как он, – поклялся тогда себе Ал, – я никогда не ударю, не обижу и не унижу женщину».
Никогда в жизни Александр не оскорбил ни одной девушки, не пытался навязаться или принудить силой, и вот теперь сама судьба предлагала ему попробовать себя в роли своего отца. Жестокого и грубого типа, знавшего, что жена всегда и во всем обязана подчиняться его приказам. Должна терпеть.
«Нет. Не будет этого!»
Ал взял себя в руки, нахлынувшие воспоминания застряли комом в горле, мешая дышать.
– Марико-сан, – наконец нашелся он. – Передайте, пожалуйста, Фудзико-сан и Тахикиро-сан, что я польщен решением господина Токугавы сделать их моими наложницами. Это честь для меня.
– Это честь для нас, – эхом отозвались обе сестры.
– Я бы хотел, чтобы вы, Марико-сан, перевели госпоже Фудзико, что я поручаю ее заботам мой дом, моих слуг и все состояние, которое у меня есть и будет.
Фудзико чопорно поклонилась. Тахикиро застыла, не понимая, что происходит. Забота о доме должна была стать и частью ее обязанностей.
– Марико-сан, передайте, пожалуйста, моей наложнице Тахикиро, что… – Ал задумался. «Сказать, что я никогда не прикоснусь к ней, скорее всего, обидит девушку. Если же я скажу, что не войду к ней в комнату, пока она сама не позовет, уроню свое достоинство, ведь я мужчина, хозяин дома. Меня нельзя позвать. Это я должен приказывать».
Огромные глаза Тахикиро смотрели не отрываясь на Ала, пытаясь прочесть в его чертах свою судьбу.
– Скажите ей, что я понимаю, что она может не желать меня. Но я не стану неволить ее. Передайте Тахикиро-сан, что, если она пожелает, я буду относиться к ней как к младшей сестре. Я никогда не воспользуюсь своим положением хозяина и не стану требовать от нее постельных услуг. Разве что она сама придет ко мне по собственному желанию. Это понятно?
Все кивнули в знак согласия.
– Вопросы есть? – Ал уже освоился с ролью хозяина, девушка-служанка налила ему в чашечку саке.
– Если все в доме будет в руках сестры Фудзико, означает ли это, что мне будет позволено быть с вами на плацу, Андзин-сан? – Лицо Тахикиро порозовело под гримом, Ал видел, что его решение, хоть и показалось странным, но пришлось ей по душе.
– Да, ты будешь со мной во время маневров и учений, в то время как Фудзико возьмет на себя дом.
Обе девушки вздохнули с облегчением.
Глава 34
Разбирайся с проблемами по мере их поступления. А еще лучше, найди себе слугу.
Из мудрых мыслей самурая Усат Фудзико

– Андзин-сан кара. – От господина кормчего. – Служанка с поклоном подала Алу озорно болтающего ножками малыша. Девушка держала его под мышки, хихикая над тем, что мальчишка при виде Андзин-сан пустил веселую струйку.
– Нани, нани? – Что, что? – Ал взглянул на ребенка, и его чуть удар не хватил. Не было ни малейших сомнений, это был все тот же малыш, которого притащил Адамс и которого он же затем выкрал из паланкина Ала, перед тем как отряд попал в засаду.
«Мой черный человек», – вспомнил он фразу из «Маленьких трагедий» Пушкина. – Карма нэ… – обратился он к служанке, все еще держащей ребенка на расстоянии от себя, чтобы тот не замочил ее нового кимоно.
– Карма. Карма, – радостно закивала головой девка. Должно быть, она решила, что Ал отец ребенка, и радовалась тому, что сын Золотого Варвара похож на нормальных людей, в смысле – японцев.
Не желая более разговаривать со служанкой, Ал кивнул ей идти с ним, и сам пошел куда глаза глядят, на другой конец деревни. Служанка с ребенком на руках едва поспевала за ним, улыбаясь и раскланиваясь на ходу с соседями. Ал шел по наитию, надеясь, что либо в одном из домов ему посчастливится услышать детский писк, либо он доберется до дома старосты и свалит свои проблемы на его голову.
В конце концов, последнее было бы разумным.
Наконец он действительно увидел небольшую хижину, рядом с которой были развешаны рыбацкие сети. Дородная молодая японка, в старом видавшем виды кимоно, баюкала на руках крошечное создание. По всей видимости, ее малышу было не более нескольких дней, во всяком случае, его личико было красным и морщинистым, как кусок мяса.
Ал постучался у калитки, при виде его японка с ребенком вскочила с места и, улыбаясь во весь рот, бросилась отпирать калитку. Она умудрялась одновременно кланяться высокому гостю, ругать зазевавшегося старика и, видимо, оправдываться за бедность обстановки.
Ал оглядел домишко и пришел к выводу, что это местечко подходит для словно преследовавшего его ребенка.
– Бедно, людно, ну и что ж тут такого, – шепнул он на ухо малышу, забирая его из рук служанки и передавая рыбачке. – Был бы ты, брат, умнее, привязался бы к богатому самураю или даже к самому даймё Токугаве. Попал в говно, так не чирикай. Не буду же я с тобой, в самом деле, возиться.
Услышав имя великого даймё, баба начала бешено кланяться, отчего ее собственный ребенок испугался и завизжал. Ал бережно протянул ребенка японке, но она, похоже, ничего не поняла, тараторя что-то и непрерывно кланяясь.
Вздохнув, он снова протянул малыша бабе, для верности прижав его к ее груди. Так что она была вынуждена обнять ребенка, чтобы не уронить.
– Ваташи-но\ – Мой! – пояснил он, со значением подняв палец к небу. – Вакаримашта? – Поняла? – и развернувшись, вернулся на улицу. – Отоде… – Потом… – Он неопределенно махнул рукой, словно желая сказать, что все остальные вопросы включая вознаграждение, будут оговорены после.
«Жаль, что здесь не было Марико-сан, которая могла бы объясниться с глупой рыбачкой, пообещать ей денег, заплатить на худой конец, – сетовал про себя Ал. – Хотя чего горевать. Если Токугава хочет, чтобы я подготавливал его людей, значит, какие-то средства он должен был оставить. А нет – значит, деревня обязана содержать меня со всей моей свитой. Следовательно, вопрос о вознаграждении кормилицы возьмет на себя Мура, или…»
В тот же вечер, подавая чай, одетая в красивое салатное кимоно с бабочками и подходящим к нему лимонным оби, Фудзико подозвала давешнюю служанку и, показывая на нее, сделала руками жест изображающий, будто бы она, Фудзико, прижимает к груди младенца.
– Анатоно сан. – Твой сын, – разобрал Ал к на всякий случай кивнул наложнице, то ли признавая отцовство, то ли подтверждая, что понял ее. Фудзико показала, что отсчитывает монеты и передает их служанке. Снова последовала длинная фраза. Но Ал давно уже сообразил, что служанка рассказала о происшедшем госпоже, и та сочла нужным заплатить кормилице за содержание ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44