итальянские зеркала для ванной комнаты
Она взглянула на него, и он, впервые за день, улыбнулся. Улыбка его, таинственная, чувственная, напомнила Корделии о его ласках. Словно угадав ее мысли, он окинул ее взглядом и улыбнулся еще шире.
Ее бросило в жар, и она заерзала на сиденье в смущении. Неужто ему доставляет удовольствие указывать ей на ее же слабости?
Она резко отвернулась, и руки ее еще сильнее сжали ноты. Ах, если бы это была его шея! Этот распутник совершенно уверен в ней, уверен в том, что она побежит к нему в Лондоне, забыв про все оскорбления, которые он ей нанес. Любая связь между ними не приведет ни к чему хорошему, но он слишком нагл и самоуверен и не желает этого признавать.
Нет, она докажет ему, что у нее тоже есть гордость. Пусть только попробует приставать к ней в собственном доме!
Но ее дрожащие руки говорили совсем о другом. Разве сможет она сопротивляться? Вся ее решимость пропадает, стоит ему только поцеловать ее. Если он только приласкает ее так, как ласкал вчера, она, забыв про все, согласится стать его любов-ницей.
Она тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя эти мысли. А может, он не будет искать с ней встреч. Вдруг, встретившись с невестой, он про нее забудет?
Но и эта мысль ее не утешила.
Внезапно Себастьян выпрямился и, радостно улыбнувшись, выглянул в окно. Они въехали на холм, и дорога, ведшая вниз, шла мимо больших усадеб и раскинувшихся поодаль поместий.
– Посмотрите! – Он указал на видневшийся вдали особняк светлого кирпича. – Это Веверли! – И в голосе его звучала законная гордость владельца.
Корделия наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть дом. Ребристая крыша венчала огромный дом с флигелями по обе стороны. Судя по количеству окон, в доме было не менее пятидесяти комнат. В одном из флигелей, по-видимому, была кухня, а в другом – конюшня. Наверняка у Себастьяна была не одна карета и, скорее всего, отменные лошади.
Когда они подъехали поближе, она заметила, что дом нуждается в ремонте – крыша на одном из флигелей, скорее всего, пострадала от какого-то недавнего урагана, фронтон второго флигеля тоже был не в порядке, но видно было, что работы уже начались.
Но тем не менее вид усадьбы был внушительный. Дом при ближайшем рассмотрении показался ей огромным, и его величина удручала ее. Со вздохом она подумала о том, к сколь разным мирам принадлежат они с Себастьяном. Да, он был достаточно критичен, говоря о своих предках, но вырос он среди такого великолепия, о котором она в Белхаме и не слыхивала. Даже у графа не было такого роскошного дома.
Подумай-ка об этом, велела она себе. Себастьян часто сидит за одним столом с графами и маркизами, возможно, и с принцами. Наверняка у него свой камердинер и секретарь, занимающийся счетами. И к этому он привык.
Ничего удивительного, что он был так разочарован, когда ему пришлось сделать ей предложение. И ничего удивительного, что по зрелому размышлению он решил сделать ее своей любовницей. Этот дом не для дочери викария. Он понимал это, и ей тоже следовало это понять.
– Вот сад, – объяснял он. – А там часовня. У нас прекрасная часовня, викарий. Уверен, она вам понравится.
И тут он взглянул на нее. Его янтарные глаза светились радостью – он вновь увидел родной дом.
– А вам как кажется, Корделия? Здесь действительно красиво, или во мне просто говорит сентиментальность?
Слезы застилали ей глаза, она отвернулась, чтобы он не заметил их.
– Очень красиво, – прошептала она. – Я никогда не видела раньше такого изумительного дома.
Себастьян повернулся к Гонорине.
– А вы что скажете, миссис Бердсли? – Глаза его сверкнули. – Подойдет, как вы думаете?
Корделия пыталась понять, что он имеет в виду, а Гонорина улыбнулась загадочно.
– Думаю, да, – сказала она, взглянув на Корделию.
Себастьян расхохотался, от его сдержанности не осталось и следа. Пока они спускались с холма и ехали по аллее к дому, он радовался, как мальчишка, показывал им свои излюбленные уголки, ручей, в котором он учился плавать, дерево, с которого свалился в детстве и сломал руку.
Путь их лежал мимо покосившегося домика, и он с жаром заверил их, что в один прекрасный день он вернет поместью былую славу и великолепие. Несколько лет уже он потратил на то, чтобы привести его в порядок, и работа близка к завершению.
Его энтузиазм передался Гонорине, которая принялась расспрашивать о размерах поместья, и даже викарию, заинтересовавшемуся часовней. Но Корделия разволновалась. Она пыталась убедить себя, что провести несколько дней в таком доме, должно быть, очень интересно и другой возможности у нее не будет, потому что даже дом Гонорины не шел ни в какое сравнение с Веверли.
Но, увы, все казалось ей еще одной шуткой, которую решила сыграть с ней судьба. Вид поместья Себастьяна был еще одним напоминанием о том, кто она и кто – он.
Через несколько минут, когда они подъехали к парадному входу и увидели всю семью, вышедшую им навстречу, сердце у нее заныло.
Лорда Кента она узнала сразу – он стоял, опершись на костыли. Но четыре девушки ее озадачили. Три из них, должно быть, сестры Себастьяна, значит, четвертая – Джудит. Леди Джудит, поправила себя Корделия.
Понаблюдав за Себастьяном, Корделия смогла бы понять, какая именно Джудит, но ей не хотелось смотреть, как он встретится со своей невестой, так что она решила попробовать догадаться сама.
Это оказалось несложно, потому что, когда карета остановилась, три сестры окружили Себастьяна, шумно радуясь его приезду. Им было на вид от тринадцати до восемнадцати, и они были довольно хорошенькие.
Четвертая девушка стояла в стороне, мило улыбаясь. Корделия с трудом сдержала стон. Так вот она, леди Джудит. Себастьян говорил, что ей недавно исполнилось двадцать, но выглядела леди Джудит взрослее. Ничего удивительного, что Себастьян женится на ней. Она типичная английская красавица: с белокурыми локонами, нежной кожей и небесно-голубыми глазами.
Себастьян кивнул ей, подтверждая тем самым догадку Корделии.
– Надеюсь, эти три озорницы не слишком тебя донимали в мое отсутствие.
– С возвращением домой, Себастьян, – сказала леди Джудит, подходя к нему. Корделия позавидовала плавной грации ее движений. Себастьян взял леди Джудит за руки и поцеловал ее в щеку.
Это был формальный поцелуй, но у Корделии сжалось сердце. Господи, как же ей выдержать эти несколько дней!
– Тебе следовало бы волноваться о том, как я с ними справлялся, – сухо заметил Ричард.
Себастьян повернулся к брату, стоявшему поодаль.
– Думаю, тебе это неплохо удавалось. – Себастьян посмотрел на Ричарда с одобрением. – Ты выглядишь намного лучше, чем до моего отъезда.
Лорд Кент рассмеялся.
– Меня тут холили и лелеяли сестрички… и Джудит тоже, разумеется, когда навещала нас. И мне это шло только на пользу.
Корделия с любопытством рассматривала лорда Кента. Сразу было видно, что они с Себастьяном братья. Они были оба стройные и высокие, оба не носили париков. Лорд Кент имел, как и его брат, привлекательную внешность, но красота его была более спокойной, в его чертах не было той необузданной, дикой прелести, как у Себастьяна. И глаза у лорда Кента были карие. Правда, он казался бледным.
Но был вовсе не так бледен, как ожидала Корделия. На самом деле он выглядел достаточно неплохо для человека, решившего себя уморить. Она заметила его больные ноги, но, по-видимому, хромота не слишком мешала ему передвигаться, потому что он стоял на лестнице вместе со всеми. Если бы не бледность и не хромота, его никак нельзя было назвать больным.
Уж не лгал ли Себастьян, когда рассказывал о том, в каком бедственном положении его брат? Нет, решила она, взглянув на Себастьяна, который явно был удивлен тому, что нашел брата в относительном порядке.
Лорд Кент кивнул в сторону стоявших поодаль Гонорины, Корделии и викария.
– Может, ты нас представишь или так и будешь стоять и пялиться на меня, словно у меня рога выросли?
Себастьян улыбнулся. Сначала он представил своих сестер – Белинду, Маргарет и Кэтрин, а потом – лорда Кента и леди Джудит.
Взяв викария за руку, Себастьян подвел его к брату.
– Это тот самый преподобный Шалстоун, о котором ты мне столько рассказывал. – Он кивнул в сторону Гонорины. – А это миссис Бердсли, невеста викария. – Помолчав, словно собираясь с духом, он добавил: – Молодая девушка – это дочь преподобного Шалстоуна, Корделия.
Было видно, как изменилось лицо лорда Кента, когда Себастьян представлял Корделию. Было видно, что он не в восторге.
– Великолепное семейство, – сказал он с холодком. – Боюсь, мы не ожидали, что викарий приедет не один, и не подготовились должным об-разом.
– Но мы немедленно исправим свою ошибку, – сказала старшая из сестер, Белинда. – Пойду распоряжусь. – Она взбежала по ступеням, потом остановилась, повернула назад и бросилась на шею к Себастьяну. – Как мы рады, что ты наконец дома, Себастьян! На этот раз не исчезай так внезапно! – И она ушла в дом.
Корделия чувствовала на себе взгляд лорда Кента. Подняв на него глаза, она увидела, что рассматривает он ее с неодобрением. И тут она вспомнила, что Себастьян говорил о том, что к женщинам лорд Кент относится настороженно, вспомнила, что он отказался знакомиться с ее сочинениями, когда в своем письме викарий предложил ему это.
Внезапно лорд Кент улыбнулся, его милая улыбка напомнила ей улыбку Себастьяна, и она подумала, уж не ошиблась ли, решив, что она ему не понравилась.
– Прошу вас, входите, – сказал он, указывая на дом.
– Да, – подхватил Себастьян. – Что мы тут стоим на холоде?
Лорд Кент пропустил всех вперед, а сам вошел последним. Он шел за ними, легко управляясь с костылями, и бормотал:
– Мы рады, что вы приехали втроем. Надо будет распорядиться, чтобы поставили еще два прибора, поскольку мы не ожидали…
– Ты уже говорил это, – раздраженно остановил его Себастьян. – Поскольку ты явно недоумеваешь, почему мы приехали вместе с миссис Бердсли и мисс Шалстоун, я объясню тебе. Вполне естественно, что мисс Шалстоун захотела сопровождать отца, но, кроме того, нам просто необходима ее помощь. У преподобного Шалстоуна болят суставы, так что он не может сейчас играть на клавесине, и мисс Шалстоун играет за него. Мы думали, что, возможно, Гендель захочет, чтобы ему исполнили сочинения викария, и поэтому решили, что будет лучше, если она поедет с нами. Миссис Бердсли поехала в качестве компаньонки мисс Шалстоун.
– Я рада, что вы приехали все вместе, – раздался чей-то нежный голос.
Корделия удивилась, поняв, что говорила леди Джудит. Улыбнувшись Корделии, леди Джудит продолжала:
– Как прекрасно, что вы играете. Видите ли, мисс Шалстоун, сама я под угрозой смерти не смогу сесть за инструмент.
– И сестры мои ничуть не лучше, – добавил Себастьян. – Мы все, кроме Ричарда, совершенно не музыкальны. У Ричарда абсолютный слух, и мы все просто сводим его с ума. Пение Белинды его раздражает, Маргарет он зовет «руки-крюки», потому что она никак не может справиться со спинетом, а Кэтрин… – Он возвел очи к небу. – Даже я не могу слышать, как Кэтрин терзает клавесин.
– Противный, противный Себастьян! – со смехом возмутилась Кэтрин. Она была самой хорошенькой из сестер и больше других была похожа на братьев. Глаза у нее сверкали, как у Себастьяна, а на лице была такая же улыбка.
– Видите, как я отвечаю на вашу сердечную встречу, – сказал Себастьян в ответ на обиженные реплики Кэтрин и Маргарет. Они уже вошли в холл, и слуги помогали им освободиться от шляп, накидок и плащей. – Скоро вы будете винить меня в том, что я так же циничен, как Ричард.
– Они не будут. Они считают, что ты можешь по воде ходить, аки поcуху, – проворчал лорд Кент, стараясь скрыть улыбку. – И все потому, что не ты их поучаешь изо дня в день. Розгами грозить приходится мне, поэтому меня они и называют циником.
– И ты прекрасно знаешь, что вполне заслуженно, – заметил Себастьян.
– Поучает – слишком мягко сказано, – вставила Кэтрин. – Разве так говорят про человека, который готов руки выкрутить, стоит только взять на спинете неверную ноту.
Корделия с изумлением следила за их веселой перебранкой. Слова их казались ей резкими, но было видно, что все четверо шутят. Видно, в семье было принято подтрунивать друг над другом. Наверное, в больших семьях такое часто встречается, решила она.
– Уверяю вас, лорду Кенту не придется выкручивать руки моей дочери, – сказал викарий, улыбнувшись Корделии. – Скажите им, лорд Веверли. Она ведь играет ангельски, не правда ли?
– Совершенно с вами согласен, – ответил Себастьян. – Ты обязательно должен ее услышать, Ричард. Думаю, даже ангелы не могут играть столь прекрасно.
Себастьян с Корделией не смотрели друг на друга, но она словно кожей ощущала его присутствие. И комплимент его был для нее приятнее любых слов, которые сказали бы ей его брат или сестры.
Маргарет, младшая из сестер, низенькая и полная и совсем не похожая на братьев, сказала:
– Мы обязательно устроим концерт… но только после обеда. – Она ухватила Себастьяна под руку. – Джудит, разумеется, остается, и мы устроим грандиозный обед! Как только Ричард получил записку, он велел повару приготовить все твои любимые блюда. Пирог с голубятиной, и цукаты, и…
Но слова ее потонули в общем хоре. Кэтрин спрашивала у Гонорины, как прошло путешествие, Ричард отдавал приказы слугам, Джудит справлялась о здоровье викария.
Предоставленная самой себе, Корделия рассматривала холл. Полы были выложены мрамором, на стенах – фрески. Огромную главную лестницу украшали чугунные решетки.
Она вздохнула. Кенты могли показаться обычной семьей, но это было далеко не так. У них были богатство, власть, связи, и все это они воспринимали как должное. Бывали порой и трудные времена, но сейчас благодаря Себастьяну положение их выправилось, а связей с обществом, к которому она не принадлежала и которого не знала, они не теряли никогда.
Их сословие всегда господствует над ее. Так было и так будет. И она не должна забывать об этом.
И ее мрачные размышления стали еще мрачнее, когда прелестная доброжелательная леди Джудит пригласила всех в столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43