как-то раз, проведя полтора суток в хижине-иглу, сооруженной Матуном из наскоро нарезанных кирпичей плотного фирна, они едва сумели потом прокопаться наружу. В воспоминаниях Халаддина весь этот маршрут слипся в какой-то вязкий тягучий кошмар. Кислородное голодание соткало вокруг него сплошную завесу из крохотных хрустальных колокольцев — после любого движения неодолимо хотелось опуститься в снег и блаженно вслушиваться в их убаюкивающий звон; похоже, не врут, что замерзнуть — самая лучшая смерть... Из этого полузабытья его вывел один лишь эпизод: когда примерно в полумиле от них, по другую сторону ущелья, появилась неведомо откуда огромная мохнатая фигура — не то обезьяна, не то вставший на задние лапы медведь; существо это двигалось вроде бы неуклюже, но невероятно быстро, и, не обратив на них внимания, бесследно растворилось в каменных россыпях на дне троговой долины. Вот тогда-то он впервые увидал напуганного тролля — никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. «Кто это был, Матун?» Но тот только рукой махнул, будто отгоняя Нечистого: мол, пронесло, и ладно... Так что они-то теперь идут по торной тропке меж раскидистых итилиенских дубов, наслаждаясь пением птичек, а Матун тем временем возвращается в одиночку через все эти «живые» осыпи и фирновые поля.
...Вечером того же дня они вышли на поляну, где человек десять мужиков городили частокол вокруг пары недостроенных изб. При их появлении все они тут же похватали луки, а старший их серьезным голосом скомандовал: положить оружие на землю и подойти ближе — медленно и держа руки над головой. Тангорн, приблизившись, сообщил, что их отряд следует прямиком к принцу Фарамиру. Мужики переглянулись и полюбопытствовали, откуда тот свалился — с Луны или с печки. Барон между тем внимательно пригляделся к одному из строителей — тому, что сидел наверху сруба, оседлав стропило, — и наконец расхохотался от души:
— Так-так, сержант!.. Славно встречаешь своего командира...
— Ребята!! — завопил тот, едва не сверзившись со своей верхотуры. — Лопни мои глаза, если это не лейтенант Тангорн! Извиняйте, господин барон, не признали: видок у вас — того... Ну, теперь, почитай, все наши в сборе — так что мы этот ихний Белый отряд... — и в совершеннейшем восторге адресовал прячущемуся за лесами Эмин-Арнену смачный непристойный жест.
ГЛАВА 25
Итилиен, хутор Дроздиные выселки.
14 мая 3019 года
— ...Значит, так прямо и ляпнул на весь Эмин-Арнен: «Вольные стрелки из Дроздиных выселок»?
— А что мне еще оставалось — ждать, пока Вековечный Огонь смерзнется? И принца, и девушку выпускают из форта только в компании ребят из Белого отряда, а при них беседовать вроде как не с руки...
Фитилек масляной плошки, отставленной на край грубого дощатого стола, бросал неровные отсветы на лицо говорившего, по-цыгански смуглое и хищное — ни дать ни взять разбойник-маштанг с караванных троп заандуинского Юга; неудивительно, что в свое время этот человек чувствовал себя как рыба в воде и в кхандских караван-сараях среди бактрианьих погонщиков, контрабандистов и вшивых горластых дервишей, и в умбарских портовых кабаках самой что ни на есть сомнительной репутации. Много лет назад именно барон Грагер обучал впервые попавшего за Андуин «салагу» Тангорна и азам ремесла разведчика и — что, может быть, еще важнее — бесчисленным южным «примочкам», не вникнув в которые так и останешься чечако — вечным объектом приторно-ядовитых подначек любого южанина, от уличного мальчишки до царедворца.
Хозяин Дроздиных выселок вопросительно прикоснулся к кувшину с вином, но, наткнувшись на едва заметный отрицательный кивок Тангорна, согласно отодвинул его в сторонку: объятия и прочие эмоции по поводу встречи остались позади — теперь они работали.
— Быстро установили связь?
— Через девять дней — те должны бы уже забыть о том дурацком эпизоде. Девушка как-то раз поехала на охоту — это для нее дело обычное, — увидала на одной из дальних полянок пастушка со стадом и очень грамотно оторвалась от сопровождающих — минут на десять, не больше...
— Пастушок, значит... Не иначе как сунула ему золотую монету с запиской...
— Не угадал. Она вытащила ему занозу из пятки и рассказала, как однажды в детстве они на пару с братом защищали свой табун от степных волков... Слушай, а они там, на Севере, и вправду все делают своими руками?
— Да. У них даже принцы крови в детстве пасут коней, а принцессы работают при кухне. Так что пастушок?..
— Она просто попросила его о помощи — но так, чтобы об этом не узнал ни один человек на свете. И — вот тебе слово профессионала: случись чего, мальчишка дал бы изрезать себя на ломти, но не сказал бы ни слова... Короче говоря, он нашел хутор Дроздиные выселки и передал на словах, что в будущую пятницу в поселковом кабаке «Красный олень» капитан Берегонд будет ждать крепко подвыпившего человека, который хлопнет его по плечу и спросит — не он ли командовал мортондскими лучниками на Пеленнорских полях...
— Что-о-о?!! Берегонд??!
— Представь себе. Ну, мы-то тогда изумились не меньше твоего. Однако согласись — люди Арагорна, надо думать, выставили бы в качестве наживки кого-нибудь менее приметного. Так что принц все сделал верно...
— Да вы тут просто с ума посходили! — развел руками Тангорн. — Как можно хоть на грош верить человеку, который сперва убил своего государя, а теперь вот, по прошествии месяца, предает и новых своих хозяев?
— Ничего подобного. Во-первых, к гибели Денетора он не причастен — это выяснено совершенно точно...
— Это, простите, как выяснили — в кофейную гущу заглянули, что ли?
— Заглянули. Только не в кофейную гущу, а в палантир. Короче говоря, Фарамир ему теперь полностью доверяет — а принц, как тебе известно, неплохо разбирается в людях и лопоухой легковерностью не страдает...
Тангорн подался вперед и даже присвистнул от изумления:
— Постой, постой... Уж не хочешь ли ты сказать, что палантир Денетора находится в Эмин-Арнене?
— Ну да. Эти, в Минас-Тирите, решили, будто кристалл «заклинило», им-то всем из него являлся только призрак убиенного Короля; так что, когда Фарамир пожелал его забрать с собою — «на память», те были даже рады.
— Та-а-ак...
Барон невольно оглянулся на дверь в соседнюю комнату где сейчас устраивались на ночлег Халаддин с Цэрлэгом. Ситуация стремительно менялась; что-то им последнее время неприлично везет, мельком подумал он, — ох, не к добру это... Грагер, проследив за его взглядом, кивнул в сторону перегородки:
— Эта парочка... Они и впрямь ищут Фарамира?
— Да. Им вполне можно доверять — наши с ними интересы, по крайней мере сейчас, полностью совпадают.
— Ну-ну... Дипломатическая миссия?
— Вроде того. Прости, но я связан словом... Командир итилиенцев некоторое время что-то прикидывал в уме, а потом проворчал:
— Ладно, разбирайся с ними сам — мне и своей головной боли хватает. Запихну их пока что на самую дальнюю базу, на Выдряном ручье — чтоб под ногами не путались, — а там видно будет.
— Кстати, а почему ты изо всех твоих баз засветил именно Дроздиные выселки?
— Потому что сюда нельзя подобраться незаметно — мы в любом случае всегда успеем ускользнуть. Да и народу здесь всего ничего — скорее наблюдательный пункт, чем база.
— А сколько всего наших?
— Ты — пятьдесят второй.
— А их?..
— Сорок.
— Да, нашими силами форт не поштурмуешь...
— Про штурм и думать забудь, — отмахнулся Грагер. — Уж чего-чего, а прикончить принца они успеют при любом раскладе. Тем более — Фарамир категорически требует, чтобы его освобождение было абсолютно бескровным, дабы никто не посмел его обвинить в нарушении вассальной присяги... Нет, у нас другой план — мы готовим побег из Эмин-Арнена: а вот когда князь Итилиенский окажется под нашей охраной, мы сможем разговаривать с Белыми уже другим тоном — «А не пойти ли вам, ребята, отсюда на?..».
— И как — есть уже конкретный план?
— Обижаешь — все уже почти что сделано! Видишь ли, главная проблема была в Йовин: их выпускают за ворота Эмин-Арнена только порознь, а в одиночку принц, разумеется, никуда не уйдет. Так вот, нам пришлось решать головоломку: чтобы князь с княгиней оказались, во-первых — вместе, во-вторых — без прямого надзора, и в-третьих — вне здания форта.
— Гм... Сразу приходит на ум их опочивальня: правда, там не выполняется третье условие...
— Ты почти угадал. Баня.
— Ну вы даете! — расхохотался Тангорн. — Подкоп?..
— Разумеется. Баня стоит внутри частокола, но поодаль от основного здания. А копаем мы от соседней мельницы — почти двести ярдов по прямой, не ближний свет. Сам знаешь, с подкопами всегда главная проблема — куда девать свежевырытую землю: с мельницы-то ее можно вывозить в мешках, запачканных мукой, — все выглядит вполне натурально. Самый уязвимый момент — если дозорные из форта примутся, просто от скуки, считать мешки и сообразят, что муки увозят куда больше, чем привозят зерна... Так что рыть приходилось не во всю силу — тише едешь, дальше будешь, — но на этой неделе, похоже, все-таки управимся.
— А Белый отряд так ни о чем и не подозревает?
— Берегонд клянется, что нет. Правда, его они, конечно, ни о чем таком не информируют, но какие-то признаки тревоги он бы все же заметил.
— У них есть своя агентурная сеть в Поселке и на хуторах?
— В Поселке, разумеется есть, а вот на хуторах — не похоже. Понимаешь, у них крупные проблемы по части связи со своими людьми вне форта. Местные общаться с Белым отрядом избегают (про этих ребят тут болтают невесть чего — чуть ли не ожившие покойники), а нам это сильно на руку: любой контакт поселянина с Белыми сразу бросается в глаза. Сейчас-то они, конечно, поумнели и перешли на безличную связь — через тайники, но поначалу светили свою агентуру только так.
— Хозяин поселкового кабака работает на них?
— Похоже, что да. Это сильно осложняет нам жизнь.
— Торговцы, которые мотаются в Гондор за товаром?
— Один торговец. Другой — мой человек; я все ждал, что они попытаются и его завербовать, тогда мы получили бы доступ к их каналу связи, но тут покамест не клюнуло.
— Ты пока просто держишь их всех «под колпаком»?
— Не только. Поскольку счет пошел на дни, я решил оставить их без связи с Минас-Тдритом — пускай посуетятся. Это малость отвлечет их и от мельника, и от наших хуторов.
— Кстати, о связи. Не держит ли кто из поселковых голубей?
— Держал, — ухмыльнулся Грагер. — Только вот голубятня — фьюить, и сгорела. Такие дела...
— А ты не зарываешься? Они ведь небось на рога встали...
— Еще бы не встали! Но я ведь говорю — счет на дни, тут уж кто вперед. Опять-таки, расследованием поджога голубятни занимались целых два сержанта — представляешь? Так что теперь мы точно знаем, кто у них в Белом отряде ведает контрразведкой... Видишь ли, — задумчиво произнес бывший резидент, не отрывая чуть сощуренных глаз от светильника, — меня по-настоящему пугает легкость, с которой я угадываю их ходы: достаточно просто поставить себя на их место — а как бы я строил свою сеть в таком же вот поселке? Но ведь это просто означает, что и они, едва узнав о нашем существовании — а они узнают непременно, это вопрос ближайшего времени, — будут вычислять мои ходы с той же самой легкостью. Так что нам остается одно — играть на опережение... О-о! — Его вскинутый палец замер подле виска. — Похоже, гости! Никак ребята из форта рискнули-таки связаться с Минас-Тиритом напрямую — я жду этого уже третий день.
...Повозка катилась по тракту в быстро сгущающихся сумерках, и ночной озноб уже вовсю норовил заползти за воротник и в рукава правящему на передке владельцу поселковой бакалейной лавки. Совиная падь — самое глухое и мрачное место на всем пути от Поселка до Осгилиата — была уже почти позади, когда из непроглядно-темных кустов орешника по сторонам дороги бесшумно возникли четыре тени. Торговец хорошо знал правила игры, а потому безропотно отдал разбойникам кошель с дюжиной серебряных монет, на которые собирался закупить в Гондоре мыла и специй для своей лавки. Те, однако, к деньгам особого интереса не проявили и приказали пленнику раздеться: это было уже не по правилам, однако упершееся в его подбородок лезвие не располагало к дискуссии. Но по-настоящему — до струек холодного пота — бакалейщик испугался только тогда, когда главарь, поковыряв кинжалом подошвы его сапог, неторопливо ощупал камзол и, удовлетворенно хмыкнув, распорол один из швов: запустив пальцы в прореху, он ловко, как фокусник, извлек наружу квадратный лоскут тончайшего шелка, исписанный едва различимыми во мраке значками.
Торговец и вправду не был профессионалом и, когда разбойники деловито перебросили веревку через ближайший сук, сделал несусветную глупость: заявил, что он — человек короля. Чего он собирался этим добиться? Ночные убийцы лишь недоуменно переглянулись: их опыт подсказывал, что люди короля столь же смертны (если их повесить), как и любые другие. А тот, который сочинял тем временем из свободного конца веревки затяжную петлю, сухо заметил, что шпионаж — не вечерняя партия в дартс в «Красном олене», когда проигрыш составляет пару пива. Собственно говоря, продолжал он, тщательно вывязывая «пиратский» узел (так, чтобы жертва могла хорошенько разглядеть все эти зловещие приготовления), — собственно говоря, парню еще крупно повезло: нечасто засыпавшемуся шпиону удается умереть столь быстро и относительно безболезненно; его счастье, что он лишь связник и все равно ничего не знает об остальной организации... Тут организм несчастного лавочника разом исторг из себя все жидкие и твердые продукты метаболизма, и связной принялся взахлеб выкладывать все, что ему известно, а знал он (как и предполагали люди Грагера) не так уж и мало.
«Разбойники» удовлетворенно переглянулись — они свои роли сыграли безупречно. Старший вывел из-за кустов коня и, отдав пару кратких распоряжений, исчез: захваченную шифровку давно ждали в Дроздиных выселках. Один из оставшихся окинул трясущегося пленника взглядом, весьма далеким от восхищения, и носком сапога подвинул к нему брошенную на траву одежду:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62