) Прикажите ему пересесть. Он мне мешает сосредоточиться. (Полицейскому.) Вы мне мешаете сосредоточиться.
Полицейский (не двигаясь). Это мне льстит!
Севинье (полицейскому). Отсядьте, пожалуйста!
Жозефа (охватывая голову руками). Я готова! Давайте! Спрашивайте меня!
Севинье. Ну что ж! Есть небольшое противоречие с платьем.
Жозефа (страстно). Женская штучка! Отлично, я чувствую, сейчас все пойдет как по маслу.
Севинье. В тот вечер, собираясь в гости, она сначала попросила вас приготовить серый костюм.
Жозефа. Да, тот, что был накануне, когда она целовалась. Давайте! Давайте! Я чувствую, что здесь что-то есть!
Севинье. Однако и муж и полицейские инспектора говорят, что она была в красном платье.
Жозефа (разочарованно). Здесь копать нечего. Она просто передумала.
Севинье. Почему?
Жозефа. Да ни почему – у женщин не надо докапываться… Как будто всегда есть причина!
Севинье. Тем хуже.
Жозефа (озаренная идеей). Постойте! (Медленно.) Ну и дура же я. Наоборот, нужно всегда докапываться. (С победным криком.) Я ее поймала! (Поправляясь.) Мы ее поймали!
Севинье (удивленно). Вы ее поймали?
Жозефа. Она попалась, говорю вам, попалась. И самое смешное, что это мое платье ведет к вашему револьверу.
Севинье. Каким образом?
Жозефа. Приведите ее сюда. Я буду в уголке. Дайте ей время распустить свой хвост, покорить публику. Вонзите несколько бандерилий. (Кому-то невидимому.) И тогда, Мигель, явлюсь я и нанесу удар в сердце.
Кардиналь (к Севинье). Она поразительна.
Жозефа (смеясь). Приведите ее, говорю вам!
Севинье (беззлобно). Теперь вы здесь приказываете?
Жозефа. Я делаю за вас вашу работу. Потому что я девушка работящая. Ведь если откровенно, доказывать вину мадам – не в моих интересах.
Севинье (невольно) . Еще менее в моих.
Жозефа. Как так?
Севинье. Да долго объяснять.
Жозефа. Боитесь правды?
Севинье. Что мне бояться собственной тени?
Кардиналь (оценив ситуацию). О! Великолепно!
Севинье. Сержант, введите мадам Боревер.
Кардиналь. Какой урок вы мне преподали, господин следователь! А я ведь досконально изучил досье. И ничего этого не заметил.
Севинье (скромно). Рутина!
Кардиналь. Но я вам заранее сочувствую. После такого успеха на вас взвалят все крупные дела.
Севинье. Не уверен!
Морестан выходит. Жозефа устраивается в углу. Входит мадам Боревер в сопровождении Морестана. Пока открывается дверь, в коридоре можно заметить скамью, на которой сидит полицейский, появлявшийся в первом акте, а рядом с ним – человек, судя по костюму – Боревер. Нужно использовать статиста, так как виден только костюм.
Мари Доминик (нагло). Я вас не задержала?
Севинье (погруженный в бумаги). Прошу вас сесть, мадам!
Мари Доминик (не садясь). Вы могли бы предложить своим полицейским сменить марсельскую кухню на менее острую. Я буквально купалась в чесночных ароматах.
Севинье (делая вид, что не слышит). Прошу вас сесть, мадам.
Мари Доминик. Мало того – меня укусила блоха! Хотя в этом нет ничего удивительного, учитывая сорт ваших обычных посетителей.
Севинье (иронично) . О! Нижайше прошу прощения! Я не предложил вам сесть! Непростительная оплошность!
Мари Доминик (садясь). И это еще не все. Мне пришлось выдержать храп моего спящего мужа.
Севинье. Считается, что это – признак спокойной совести.
Mapи Доминик (злобно смеясь). Спокойной? Ха, ха! (Заметив Жозефу.) А! Жозефа!
Жозефа (со странной интонацией). Здравствуйте, мадам!
Мари Доминик. Моя горничная должна присутствовать при моем допросе?
Севинье. Понимаете ли…
Мари Доминик. Не будьте с ней слишком строги. Она, конечно, «девка», но славная девка!
Жозефа (широко улыбаясь). Спасибо, мадам!
Севинье. Это не допрос. Это очная ставка.
Мари Доминик. Из этого я заключаю, что теперь с вас достаточно меня и моего мужа?
Севинье. Вообще – да!
Мари Доминик (указывая на Жозефу). А тот факт, что ее нашли с револьвером в руках и что Остос сказал: «Жозефа, зачем ты это сделала?» – вас не интересует?
Жозефа. Нет.
Севинье. Он меня больше не интересует. Я не могу основывать свое обвинение на не поддающихся проверке словах человека, которого уже нет в живых.
Мари Доминик. Мне не очень нравится формулировка «не поддающихся проверке».
Севинье. Вашему мужу она тоже не нравилась.
Мари Доминик. Скажите уж сразу, что эти слова он придумал.
Севинье. Я скажу, что один из вас спокойно мог их придумать.
Мари Доминик. Ах, так и меня тоже это касается?
Севинье. Каждый из вас постарался, чтобы дело касалось другого.
Мари Доминик. Мужское самолюбие не имеет границ. Он думал, что ему изменяют, и отомстил, как сумел.
Севинье. А разве он не имел оснований думать, что ему изменяют?
Мари Доминик. В любых других обстоятельствах ваш вопрос…
Севинье (прерывая). А в этих, что вы ответите?
Мари Доминик. Что он глубоко заблуждался.
Севинье. А как в отношении того поцелуя, который видела мадемуазель?
Мари Доминик. Ей было плохо видно.
Жозефа (тихо) . На вас был серый вечерний костюм. И этого мужчину вы целовали так страстно…
Мари Доминик. Кто здесь следователь, вы или она?
Севинье. Простите, дорогая мадам, но сейчас я устраиваю вам очную ставку. Мадемуазель говорит то, что знает. Или что ей кажется, что она знает.
Жозефа. А я знаю немало. И гораздо больше, чем она думает.
Мари Доминик. В самом деле?
Жозефа. Я и не подозревала. Но получается так, что я знаю все.
Мари Доминик (иронично). Она знает все!
Жозефа. Задавайте мне вопросы, господин следователь!
Мари Доминик. Какие?
Жозефа. Вот видите, мадам это тоже интересно. Спросите меня, например, какие у нее были причины желать смерти своего мужа.
Мари Доминик. Я это у вас тоже спрашиваю.
Жозефа. У нее был тот, которого она целовала.
Севинье (мягко). Мсье д'Азерг.
Мари Доминик вздрагивает.
Жозефа. Ну, конечно, что я за дура! Мсье Анри д'Азерг. Мне и в голову не приходило! А ведь бросалось в глаза!
Мари Доминик. Глупейшее обвинение!
Жозефа (к Севинье). Но кто вам это сказал?
Севинье (доставая бумагу). Мсье Стюрмер. Он поведал мне о великой любви мсье д'Азерга к мадам. И о любви мадам к мсье д'Азергу.
Мари Доминик. И даже если так! Разве это достаточная причина? Что, всегда убивают мужа, когда заводят любовника?
Севинье (соглашаясь). Нет.
Жозефа. Но здесь причина есть. Мсье д'Азерг очень беден. И деньги мадам ему нужны позарез.
Мари Доминик. Это уже что-то новое.
Жозефа (к Севинье). Вы знаете, что такое покер?
Севинье. Смутно.
Жозефа (к Севинье). Но, надеюсь, достаточно для того, чтобы знать, что четыре короля сильнее трех тузов?
Севинье. Уж конечно!
Полицейский. Четыре короля! Я думаю!
Все осуждающие смотрят на него.
Жозефа. Так вот! Однажды вечером дома… то есть, на улице Фэзандери, играли в покер. Ставка была сто тысяч франков. И мсье д'Азерг объявляет три туза. Мадам говорит: «Что поделаешь!» и бросает закрытые карты. А у нее были четыре короля. Дала ему заработать – какая разница, каким образом.
Севинье. Откуда вы знаете?
Жозефа. А я стояла за ее спиной – я разносила виски.
Мари Доминик. Придумать можно что угодно!
Жозефа. Как и вы: «Жозефа, зачем ты это сделала?» Нет. Нет, мадам. У меня был свидетель, мсье Стюрмер. Он все видел. И он сказал об этом Бореверу. Он сказал: «Твоя жена не умеет играть в покер. Она тебя разорит».
Мари Доминик. Признаться, мне в картах никогда не везло.
Жозефа. Особенно, когда играли против мсье д'Азерга. Теперь вы понимаете, что если убить мсье Боревера, мсье д'Азерг может преспокойно жениться на деньгах мадам.
Мари Доминик. А что вы думаете, на мне нельзя жениться ради меня самой?
Жозефа. Я этого не говорю. Я говорю только, что миллионы – они очень греют. Во всяком случае, мсье д'Азерга – точно!
Севинье. Поскольку вы так были уверены в отношениях между мадам и мсье д'Азергом, как же вам смогло показаться, что накануне вечером у входа она целовала своего мужа?
Мари Доминик. Блестящий вопрос! Спасибо, господин следователь!
Жозефа. Ревность слепа. И потом мсье д'Азерг немного хромает.
Мари Доминик (с невольной гордостью) . Неудачный прыжок с парашютом.
Жозефа. Так вот! В тот вечер он не хромал! Но ведь когда целуют женщину, маршировать не надо! Вот почему я и приняла его за мсье Боревера!
Севинье. Вы, разумеется, отрицаете этот поцелуй?
Мари Доминик. Разумеется.
Жозефа (возмущенно). Так страстно, так пылко его целовала!
Мари Доминик. Мое слово – против ее слов.
Севинье (делая вид, что соглашается). Мадам отрицает. Приведите другой пример.
Жозефа. О! У меня широкий выбор. Спросите ее, почему в тот страшный вечер она одела красное платье?
Мари Доминик. Потому что оно мне идет.
Жозефа. Тогда спросите это же у меня!
Мари Доминик. Спросите это же у нее, потому что здесь, кажется, она ведет расследование.
Жозефа. Потому что она велела мне отдать серый костюм в химчистку. А теперь спросите: «Почему в химчистку?»
Молчание.
Так я вам это скажу, хотя никто меня и не спрашивает. Потому что юбка была длинная и подол запачкан машинным маслом.
Севинье (потрясенно). Машинным маслом?
Жозефа. Я не видела связи. Мне все открылось только что, когда вы говорили о револьвере и сказали, что любой мог взять его в гараже.
Мари Доминик. Какое гнусное предположение!
Жозефа. Мне Мигель сказал, что в «кадиллаке» картер подтекает. И когда мадам брала револьвер, ее платье попало в лужу. Вот почему на следующий день она велела мне приготовить красное платье.
Мари Доминик. Ее убить мало.
Жозефа (насмехаясь). И меня тоже?
Севинье. Что вы можете сказать на это обвинение, мадам?
Жозефа. Лакост и Баржетон скажут. В химчистке «Лакост и Баржетон», авеню Виктор Гюго, пятьдесят шесть. Они вам скажут, было ли это машинное масло!
Севинье (раздраженно). Дайте сказать мадам!
Мари Доминик (очень естественно). Это и в самом деле было машинное масло. Я в тот вечер ходила в гараж.
Жозефа (восторженно). Вот видите!
Мари Доминик. И даже открывала в машине ящик для перчаток. Но взяла я там не револьвер. Я взяла перчатки, которые там оставляла. Я полагаю, ящик для перчаток предназначен прежде всего для того, чтобы там лежали перчатки.
Жозефа. Какие перчатки?
Мари Доминик (иронически). Новые перчатки, господин следователь, которые я купила в тот день в магазине на Фобур Сент-Оноре.
Жозефа (категорично). Нет.
Мари Доминик. Как – нет? (К Севинье.) Пошлите инспектора. Он найдет их в шкафу.
Жозефа. О! Вы быстро находите, что сказать. Голова у вас работает четко. Но, к несчастью, моя тоже!
Мари Доминик (недоверчиво). Что еще?
Жозефа. Новые перчатки вы купили в день убийства.
Мари Доминик (таким же тоном, как и Жозефа). Нет.
Жозефа. В среду! Я видела, как вы их клали в шкаф в среду.
Мари Доминик. В среду я просто их перекладывала.
Жозефа. А где они были раньше?
Мари Доминик. В прихожей.
Жозефа. В прихожей?! И, убирая, я их не заметила? Ну нет! Ну нет!
Севинье. Мадам, одно нам, во всяком случае, ясно: то, что вечером в среду вы ходили в гараж. И вы там взяли перчатки.
Жозефа. Это она так говорит!
Севинье. Значит, вы могли свободно взять там… и револьвер.
Мари Доминик. Совершенно свободно. Если бы он там был.
Севинье (без выражения). А его там уже не было?
Мари Доминик. Кто-то его уже прибрал к рукам. Либо мой муж, либо эта девка.
Севинье. А вы не сказали мсье Бореверу, что не увидели револьвера на его обычном месте?
Мари Доминик. Да… нет…
Севинье. А странно, почему?
Мари Доминик. Не могу сказать… Не знаю.
Пауза.
Севинье. Мне очень неприятно за вас, мадам, но одна деталь меня огорчает. А именно: в ваших первых показаниях, записанных инспектором Кола, вы как раз говорили об этих перчатках!
Мари Доминик. Ну и что?
Севинье. А вот что: вы сказали по этому поводу слова, из которых можно сделать вывод, что права мадемуазель!
Мари Доминик (высокомерно). Какие слова?
Севинье. Вы сказали… Морестан, точный текст!
Морестан (читает). Мадам Боревер: «Мои перчатки были все в крови. Новые перчатки. Я их в тот день купила».
Напряженная пауза.
Жозефа. Мы, женщины, всегда слишком много говорим!
Севинье. Согласитесь, мадам, что я вас предостерегал. Слишком много подробностей… Подробности – они-то всегда и выводят на чистую воду.
Мари Доминик (возмущенно). Меня вывели на чистую воду, меня?
Севинье (не отвечая). Вы ходили в гараж. И не взяли там ни перчаток, ни револьвера. Зачем же вы туда, в таком случае, ходили?
Мари Доминик. А вам не приходит в голову мысль, что мы, может быть, говорим о разных перчатках?
Жозефа (с искренним восхищением). Здесь у нее работает отлично! (Дотрагивается до своего лба.)
Мари Доминик. Разве я не могла купить одну пару перчаток во вторник, а другую – в среду?
Севинье. Две минуты тому назад могли. А сейчас уже поздно.
Мари Доминик. Хотела бы знать, почему?
Жозефа (невольно). Я тоже.
Севинье. Потому что две минуты тому назад вы дали нам совершенно другое объяснение. Когда мадемуазель сказала, что видела, как вы их клали в шкаф в среду, вы ответили: «Я их перекладывала». А ведь именно в эту минуту вам надо было сказать: «Это были другие перчатки».
Пауза.
Так. Кое-что мы установили. Не без труда. Но я считаю, что установили.
Мари Доминик. Как вам угодно!
Севинье (неожиданно атакуя). У вас, разумеется, были ключи от всех комнат вашего особняка?
Мари Доминик. Вовсе нет.
Севинье (удивленно). У вас не было ключа от комнаты мадемуазель?
Мари Доминик (очень непринужденно). У моего мужа, возможно, и был, а у меня – нет!
Жозефа (кричит). Постойте!
Мари. Доминик. Мы стоим!
Жозефа. Недели две тому назад, примерно, Марта Эрбо (к Севинье), кухарка, захлопнула свою дверь, а ключ оставила в комнате. Она хотела вызвать слесаря, а мадам сказала: «Не нужно». И открыла дверь, у нее был один общий ключ, он подходил ко всем дверям в доме.
Севинье. Которым можно было с таким же успехом открыть и дверь комнаты мадемуазель, разумеется?
Мари Доминик. Не знаю. Я никогда не пробовала.
Жозефа. Кроме того вечера!
Севинье (Жозефе). Помолчите! (К Мари Доминик.) Мы это сможем легко проверить.
Мари Доминик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12