Железо сразу теряет свою железную неотесанность, но дальше все
зависит от характера изделия и от мастерства.
Одна из комнат на даче у поэта Младлена Исаева оформлена изделиями из ко
ваного железа. Делал мастер из города Самокова.
Люстры, торшеры, подсвечники, пепельницы, дверные ручки, дверные навески
Ц все в одном стиле и, конечно, производит, как говорится, неизгладимое вп
ечатление.
Но мастер был несколько сентиментален для обращения с железом. И вот жел
езо (подумать только Ц железо!) производит впечатление некоторой, я бы ск
азал, слащавости, сладковатости. Слишком нежно. Чуть-чуть чересчур изящн
о. В чем-то перетончено. Значит, и железо требует осторожного обращения.
Я не говорю, что некрасиво. Мало того, о сентиментальности самоковского м
астера я смог судить только после того, как побывал у Страхила Кокурова
Ц лучшего болгарского мастера по кованому железу.
Дело в том, что в Софийском этнографическом музее я увидел старинный тро
йной подсвечник, сделанный из железа, который опроверг все мои установив
шиеся представления о красоте подсвечников.
Я забыл сказать, что как бы там ни было, но все равно изделия из кованого же
леза смотрятся главным образом силуэтно, на просвет. Ну, как и решетка Лет
него сада. Значит, красота линий выходит на первый план. Искусство ковано
го железа Ц это прежде всего искусство линии. Четкая тень от изделия про
изводит почти такое же впечатление, как и само изделие. Объемность Ц вто
ростепенна и почти не играет роли.
Так вот, я увидел в музее подсвечник, у которого линии стремились в высоту
с легкостью, не соответствующей тяжелому грубому материалу.
Мы разговорились о старинном искусстве со Станиславом Сивриевым, и он мн
е сказал:
Ц Хочешь, познакомлю тебя с лучшим болгарским мастером?
Страхил Кокуров живет не то чтобы на окраине Софии, но никак не скажешь, чт
о в центре. Улица из небольших каменных, двухэтажных домов-особнячков. Са
дик-дворик, как и полагается в Болгарии.
Перед домом Страхила к тому же Ц самый старый в целой Софии дуб. Одну его
могучую ветвь Ц хватило б на целое дерево Ц отпилили, потому что мешала
дому над крышей; другую его могучую ветвь отпилили Ц мешала соседям; тре
тью его могучую ветвь убило молнией, но и того, что осталось, хватает произ
вести впечатление. На верхушке дома крохотный скворечник, скорее всего д
ля синичек.
Пятидесятилетний художник, выглядящий на тридцать пять, от силы на сорок
лет, встретил нас у калитки садика. Домик, который мог бы быть музеем, откр
ылся перед нами. Уличный фонарь перед дверьми в дом, перила внутренних ле
стниц, рама для зеркала, люстры, бра, столик журнальный, стол рабочий, черн
ильный прибор, шкатулки, подсвечники, дверные ручки Ц все, на что ни посмо
тришь, все сделано руками хозяина, каждая вещь Ц законченное произведен
ие искусства.
Картину дополнил альбом фотографий, где собраны прежние работы Страхил
а Кокурова, проданные, увезенные за границу, сделанные в подарок или таки
е, что делались сразу, на месте их назначения: дворцовые грандиозные мост
ы, дворцовые каминные решетки, дворцовые ворота и двери… Любимое изделие
всякого мастера по железу Ц подсвечники. Страхил Кокуров Ц не исключе
ние.
В каждом подсвечнике Ц намек, условное изображение, без назойливых дета
лей, символ, как сказал сам Страхил какого-нибудь животного, растения, пре
дмета. Подсвечник-змея; подсвечник-птица; подсвечник-всадник; подсвечни
к Ц заяц, цветок, осел, женщина, подснежник. Подснежник из железа! И скольк
о нежности!
А вообще Страхил Кокуров Ц суровый мастер, без сюсюканья, без декадентс
тва, с этаким средневековым, рыцарским колоритом. То есть, значит, он улови
л, усвоил главный колорит своего искусства, возникшего как искусство ско
рее всего именно в средние века.
Но вот какая проблема. Я-то лично сталкивался с ней не однажды, интересуяс
ь нашими кооперативными художественными артелями во Мстере, в Палехе, в
Семенове, где хохлома, в Федоскине и т. д., и т. п.
Страхил Кокуров Ц теперь уж не мастер сам по себе, а мастер кооперации. Зн
ачит, во-первых, он не может, не имеет права принять заказ от кого бы то ни б
ыло, сообразуясь с желаниями и, может быть, со вкусом заказчика, но должен
делать то, что спустит ему по плану руководство кооперации. Во-вторых (пок
а что это не последнее дело), его месячный заработок ограничен, кажется, по
луторастами левов. Это, конечно, приличный заработок, по раз он определен
и ограничен, то и не несет в себе функции материальной заинтересованност
и. То есть Страхилу Кокурову более или менее безразлично, что делать в теч
ение месяца Ц ширпотребовские простенькие железки или уникальные худ
ожественные изделия. Более того, ширпотребовские железки ему делать про
ще, удобнее и легче: не изощряйся, не мучайся над сложным рисунком, а деньг
и те же самые, как если бы он создавал нечто единственное и неповторимое в
своем роде.
Страхил Кокуров говорил обо всем этом с видимой сердечной болью. Причем
видно было, я это отчетливо понял, что боль тут не за личную материальную к
орысть, а за судьбу древнейшего, истинно национального ремесла. Мы со Стр
ахилом Кокуровым встречались дважды. Во время первой встречи я упомянул
мельком о понравившемся мне в этнографическом музее старинном подсвеч
нике.
Во время второй встречи точно такой подсвечник я уж держал в руках. «На сп
омен», Ц коротко, без желания продолжать разговор на эту тему, сказал Стр
ахил Кокуров.

ЭТЮД РЫБОЛОВНЫЙ

В Родопах стояла сухая золотая осень. Она здесь скорей не золотая, а темно
-медная или даже бурая. Но все равно, если смотреть на лиственный склон го
ры, то среди медно-красной листвы там и тут светятся золотые древесные кр
оны. А трава еще зеленая, как будто молодая, а камни Ц голубоватые, а меж го
лубоватых камней, среди зеленого и золотого, мчатся синие, как небо, горны
е родопские реки. Они местами синие, местами белые, потому что дробится во
да о камни, превращаясь в брызги, насыщаясь воздушными пузырьками, котор
ые главным образом и придают воде белый цвет. Но это ведь не мутная, не тус
клая белизна.
Омывая камни, вода сверкает на изгибах, как полированная. Падая с высоты, п
росвечивается солнцем. В тихих заводинках приобретает темный, черный по
чти цвет, медленно кружит опавшую листву. В стеклянной синеве стремящего
ся потока осенние листья мелькают возле дна, как будто мчатся там по каме
нистому ложу стаи вертлявых золотистых рыб.
Мы со Станиславом в этот день выбрали для завтрака поляну возле реки, про
гретую ровным, не жарким в это время солнцем.
Близко и «Москвичок», если что-нибудь понадобится из автомобиля, близко
и река Ц умыться и набрать воды в пригоршню и выпить ее, осеннюю, студеную
, как если бы самое драгоценное в мире вино.
Завтрак наш состоял из крупного белого винограда и мягкого белого хлеба
. Оказывается, вприкуску одно с другим, особенно если на траве под теплым н
ебом, Ц необыкновенно вкусно.
После завтрака Станислав полез в багажник, и тут меня ждал сюрприз. Посте
пенно на траве появились удочки, пока что разобранные, коробка с крючкам
и и поллитровая банка с красной икрой, которую мы называем кетовой а в Бол
гарии почему-то считают, что это икра семги.
Мне приходилось рыбачить на самых разнообразных водоемах, начиная с руч
ейка, где, однако, наловишь ведерко пескарей, или крохотного прудика, отку
да удавалось выудить золотого красноперого карася, кончая… Ну, чем конча
я? Ц Волгой, например, или Печорой, или Черным морем, где уж не пескарь с ка
расем, а, допустим, мраморный окунь, или морской дракон, или скарпена, или м
орской петух, или зеленушка, или морская ласточка, или сильная благородн
ая кефаль.
Только одного мне как-то все не удавалось испытать в рыбной ловле Ц форе
ль в быстротекущих горных реках теперь предстояло, значит, ликвидироват
ь еще одно «белое пятно» на разноцветной яркой карте моей бестолковой жи
зни.
В самом деле, сидеть бы сейчас в дождливой осенней Москве, Заканчивая дав
но уж полунаписанную книгу, а я вот собираюсь заняться в общем-то баловст
вом Ц уженьем форели на Боровской реке в Родопах. Между тем Станислав, вс
тавляя коленце в коленце, собрал удочки.
В эти дни несколько раз приступали мы к ужению форели в разных местах Род
опов, на разных реках. Поэтому я соберу в одно те немногие впечатления, кот
орые у меня остались.
Нужна проводочная удочка с катушкой, чтобы можно было пускать крючок по
течению все дальше и дальше, оставаясь на том же месте. Крючок небольшой, н
о крепкий. Насадка Ц одна красная икринка. Это лучшая насадка на форель н
а всем земном шаре. Поплавка, разумеется, не нужно.
Однако все равно, хотя бы и проводочную удочку, как ее забросишь в кипящий
, пенящийся, едва ли не гремящий камнями поток? Да полно, может ли уцелеть в
таком потоке какое-нибудь живое существо? Его, конечно, изобьет о камни, и
змочалит и унесет течением, и, пока уносит, все еще будет бить и мочалить,
Но простого бурления воды Станиславу показалось мало. Мы пошли вверх по
речке в поисках водопада.
В одном месте вода срывалась с валуна величиной с дом и, пролетев около пя
ти метров, сначала уходила на дно самой же ею вырытого котлована, а потом в
здыбливалась оттуда округлыми клубами, бурунами, чуть ли не фонтанами, р
евела и рычала, пытаясь растечься вширь, но, стесненная каменными берега
ми, ложилась наконец в русло и с еще большим остервенением, чем до водопад
а, устремлялась вперед по дну ущелья. Собственно, она не текла, а летела, ед
ва касаясь каменного ложа, скользя над ним, не забывая перекручиваться, п
еревиваться, завихряться, вздыбливаться, проваливаться во впадины и обр
ызгивать прибрежные камни.
Мы встали над водопадом (оказалась площадочка на валуне) и смотрели вниз.
Я бросил щепку в поток, но щепка куда-то так мгновенно исчезла, что я не усп
ел проследить за ней глазом. Тонны воды, падая с высоты, сами по себе могут,
наверно, убить, если подвернется какая бы то ни было живность, а тут еще кр
уговерть и острые камни.
Я подумал, что Станислав хочет подшутить надо мной, предлагая мне бросит
ь удочку вниз, в самый котел, в самое отчаянное клокотанье. Я смотал с кату
шки достаточный конец и, наклонив удилище, положил икринку на воду. А пото
м еще немного наклонил конец удилища. Икринку подхватило течением, закру
жило, завертело из конца в конец, замотало в камнях, и я, поняв насмешку Ста
нислава, хотел поднять удочку обратно, как вдруг заметил, что удочка не по
днимается, и не только не поднимается, но вроде бы и меня тянет вниз сильны
ми, властными рывками. Я потянул сильнее, и вот из синей струи, облегченно,
как хорошая пробка из бутылки, даже и со щелчком, выстрельнула серебряна
я рыбина.
Любящая студеную быстрину, преодолевающая водопады, форель так сильна, ч
то, когда схватываешь ее, чтобы снять с крючка, она не просто выскальзывае
т из руки, но кажется, даже разжимает пальцы и ладонь своей гибкой мускуль
ной силой.
Вскоре мы покинули водоем и пошли поискать более удачного места. Техноло
гия состояла в том, чтобы точно забросить удочку в относительно спокойно
е место. Например, если вода с двух сторон огибает большой камень, то струи
за камнем сходятся не сразу, не вдруг, образуя этакий треугольник, затишь
е, этакую тихую зону, куда и нужно кидать наживку. Правая рука держит удили
ще, а левая «слушает» леску, идущую от катушки вдоль всего удилища. Левая-
то рука и слышит первый, нетерпеливый, гневный рывок форели. Тогда вступа
ет в дело правая рука. Подсечка. Нужно выводить пойманную форель. Стоит пр
озевать, промедлить две-три секунды Ц и все пропало; форель обязательно
забьется под камень. Придется обрывать леску, прощаться с крючком, с груз
илом, а заодно в с добычей.
Особенно волнующим было это сочетание: быстро летящей воды и лески, звен
ящей от напряжения.
После такой рыбалки едешь в автомобиле вдоль берега реки, а глаза неволь
но замечают каждую заводинку каждый водопадик, каждую затишинку, отмече
нную обыкновенно более густым, синим цветом. Знаешь точно, если кинуть ту
да крючок с икринкой, то вот уж в следующую секунду и зазвенит струна, и ру
ка испытает сладостную потяжку и дрожь.
Закончились все наши рыбалки следующим эпизодом. Испортился наш «Москв
ич». Станислав поставил его на яму в глухой деревне Широкая Лука. Освобод
илось часа два времени. В этой деревне мы были раньше, осмотрели ее доскон
ально. Значит, оставалось бездельничать. Между тем призывно шумела вдоль
всей деревни протекающая река.
Я взял удочку, икру, отошел шагов сто, выбрал местечко под навесистым камн
ем и сделал первый заброс.
Дальше пошла механическая работа. Не успевал я забрасывать, как нужно бы
ло снимать рыбу с крючка.
Так я проработал около часу, набросав десятка четыре форелей, которые, пр
авда, здесь были мельче, нежели в горах во время предыдущих рыбалок.
Меня удивляло полное безразличие к реке местных жителей. В самом деле: у н
их под окнами течет река, в реке кишит рыба, а они ходят мимо и не ловят. Да у
нас бы не только с удочками: тотчас набежали бы с разными вершами, наметка
ми. Ну, допустим, верши и наметки не годятся для горной реки. Уж нашли бы, уж
придумали бы какой-нибудь хитрый способ. Уж приспособились бы, не позвол
или бы, не допустили подобного безобразия: чтобы полно рыбы и не ловить.
Тут я заметил, что сверху, с камня за мной кто-то внимательно наблюдает. Я о
бернулся и увидел мальчонку в школьной форме. На полуболгарском языке (н
е на «полу», конечно, а на одну шестнадцатую часть на болгарском языке) я т
отчас завел разговор с мальчиком. У него, как выяснилось, русский отец из э
мигрантов, он имел в запасе горсточку русских слов.
Ц Зачем вы ловите? Ц строго приступил ко мне мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17