Я вижу, что он в опасности, и обеспечиваю ему защиту.
Очень хорошо, когда я все держу под контролем. Двое людей, пришедших к твоему сыну в библиотеке военного лагеря, надеялись, что он будет сотрудничать с ними. Если он не станет сотрудничать, они планировали убить его. Затем они замаскировали бы кого-то под него. Я беру контроль над твоим сыном и заставляю его ответить: «Ладно, прекрасно, я сделаю все, как вы хотите» — правильные вопросы, правильные ответы, ни колебаний, ни надувательства. Хорошо, да?»
Осознание самой возможности такого разговора глубоко поразило Марина. При упоминании «агентов» он похолодел. Он вспомнил об атомной бомбе, разрушившей район Группы 814.
«Это сделал ты?» — мысленно спросил он.
— «Да!»
Но дело было еще в другом. Мозг не понял, что происходило в квартире Траска, но, поскольку происходящее напоминало «опасность», он принял решение «я разрушаю».
«У человеческих существ, — продолжал Мозг, — большое потомство, и оно быстро заполнит „пустые места убитых“. Число уничтоженных людей не играло особой роли, поскольку выживших оставалось достаточно, чтобы раса сохранилась».
Такая философия показалась Марину слишком жестокой.
— Вот поэтому мы и собираемся тебя уничтожить, — сказал он. — Нам не нужна такая логика.
— «Ты рассуждаешь по-настоящему глупо, — пришел ответ. — Типичное эмоциональное человеческое мышление. Когда людям хорошо, они говорят о сострадании и отсюда выводят свою логику. Так нельзя. Появляется ненависть, и логика искажается.
Разрушение становится бессмысленным, более жестоким, чем мое.
Я делаю то, что логично — не более и не менее».
В душе Марин согласился с тем, что в рассуждениях Мозга была изрядная доля истины. Но он решил не поддаваться.
— Мы не желаем быть человеческими существами, контролируемыми механическим разумом. Тебе были даны не правильные инструкции. Выбрось эту программу из своих контуров и жди дальнейших указаний. Это все, что я тебе могу сказать.
Ответ был мрачным и по существу.
— «Тебе придется поступить так, как я скажу. Ты под моим контролем. Я подумаю над неясностями, из-за которых мой контроль работает не очень хорошо».
Это могло быть правдой, а могло и не быть.
— Я не думаю, что нахожусь под твоим контролем, но мне хотелось бы знать, где, по твоему мнению, ты захватил надо мной контроль.
— «В Убежищах».
Марин ощутил облегчение и одновременно огромную усталость.
Ему показалось, что все это время он напряженно искал истину, но теперь ему стало все ясно. Мозг захватил его в теле Траска во время его авантюрной экспедиции в Убежища из Коттеджа Великого Судьи. В качестве Марина он воспринимал только экстрасенсорную связь, которая осталась между ним и ученым.
Конечно же, он не собирался информировать Мозг о том, что произошло с ним и Траском.
— Полагаю, что твой контроль надо мной не так надежен, как ты думаешь, — сказал он.
— «Должен признать, что здесь есть что-то, что меня озадачивает. Но я даю тебе еще один шанс. Я — прибор огромной ценности. Во мне собраны данные за сто двадцать пять лет; я стою более триллиона долларов. Это одна причина. Вторая: если много лет назад я выбрал тебя господином, я могу находить всех твоих потомков и держать их под контролем. Будет плохо, если мне придется убить их всех».
— Если ты убьешь хоть одного, — возразил Марин, — я не приму даже твоего заявления о капитуляции. Кроме того, что это за идея насчет контроля надо мной через мою семью? Я полагал, что вся теория, стоящая за играми по выбору партнера, состоит в том, что семейная ячейка теряет свое значение.
— «Семья всегда важна. Разрушив старые модели, вы установите новые. Значит, снова будет семья — по-новому. Слушай меня, человек. Ты отменяешь атаку на меня — прямо сейчас, иначе у меня не будет иного выбора, кроме как уничтожить весь город. Мои правила не оставляют мне выбора. Думай быстрее!»
Затем повисла пауза, и контакт прервался. Марин открыл глаза и увидел столпившихся вокруг него людей. Он осознал, что улыбается, но очень напряженно.
— Включите сигнал тревоги «В УБЕЖИЩА!», — сказал он. — Не знаю, сколько времени у нас осталось, но не исключено, что считанные минуты.
Глава 42
Поднимаясь на ноги, Марин вдруг увидел, что стенные часы показывают десять минут третьего.
Не веря своим глазам, он уставился на циферблат. У него было ощущение, что прошло бесконечно много часов. Он рассказывал свою историю, допрашивал Великого Судью — все это было нелегким делом. Иногда он забывал про течение времени. Его особенно поразило, что у ударных сил Грегсона оставалось так мало времени на то, чтобы пробить защитные системы Мозга.
Он с беспокойством подошел к Траску. Ученый поднял на него глаза. Его щеки были бледными, взгляд — усталым.
— Дэвид, — сказал он, — я думаю, тебе лучше усыпить меня газом на все время, пока это не закончится. Я — проводник Мозга к твоему сознанию. Я все слышал — если здесь уместно говорить о слухе.
Марин заколебался. Ему было весьма интересно разобраться, что же произошло. Но время для научных дискуссий было неподходящее. Он не удержался и задал только один вопрос:
— Ты считаешь, что здесь задействован слух?
— Да. Контур находится прямо в слуховом центре, а небольшой динамик — около ушной кости.
Марин кивнул:
— Значит, нет смысла обсуждать телепатию — если не считать одной вещи. Мы выяснили, что контур находится в твоем мозгу. Как объяснить, что я тоже все слышу?
Лицо Траска напряглось.
— Дэвид, я как-нибудь расскажу тебе свою теорию о жизни и эффекте дупликации. Но сейчас — выстрели в меня из пистолета. Мы имеем дело с существом столь же беспощадным, как и сам человек, и я окажусь меж двух огней, если ты тоже предпочтешь играть не по правилам. Бога ради, друг мой, быстрее!
Марин выпустил в него двенадцатичасовой заряд, и Траск обмяк. Марин медленно проследовал к креслу, в котором, навалившись на подлокотник, сидел Великий Судья. Казалось, он мирно спит.
Марин огляделся.
— Джентельмены, — сказал он, — его необходимо держать под действием газа, пока не окончится сражение. Я уверен, — добавил он с беспокойством, — что в любую минуту мы можем ждать удара.
Было без нескольких минут три, когда Марин окончательно понял, что противник не торопится капитулировать.
В этот момент самолеты морского патрулирования доложили, что в Мексиканском заливе всплыли пять субмарин, и каждая из них выпустила по восемнадцать управляемых снарядов. Они достигли скорости в три тысячи четыреста миль в час и на этой скорости направлялись к Городу Судьи.
Патрульные самолеты немедленно атаковали субмарины. Их встретил плотный заградительный огонь, и более половины атакующих было сбито. Снаряды типа «вода-воздух» каким-то образом изменяли траекторию и взрывались на безопасном для субмарин расстоянии. Уцелевшие самолеты отступили и связались со штабом. Субмарины плавали на поверхности еще несколько минут, затем одновременно погрузились. Больше их никто не видел.
Увидеть ракеты, несущиеся к городу, было просто невозможно из-за их колоссальной скорости. Их повел автоматический радар.
Длинные, тонкие противовоздушные ракеты выстрелили из кольца крепостей, окружавших город. Эти снаряды наводились при помощи электроники, но затем отпускались для свободного поиска целей. Высоко в стратосфере раздалось двенадцать взрывов — по мере того, как снаряды обороны находили свои цели.
Мозг, борясь за свое существование, активировал боеголовки пораженных ракет, посланных субмаринами. Семьдесят две из них взорвались. Семьдесят две маленькие, рассчитанные на поражение города, атомные бомбы взорвались, образовав нечто вроде полосы титанического фейверка.
Ударная волна ощущалась на расстоянии сотни миль, а звук был слышен даже в здании Руководителей Групп, где все это время заседали Марин и члены совета. Они отдали приказ сигнализировать «В ГЛУБОКИЕ УБЕЖИЩА!» и получили доклады о еще двух происшествиях.
«Пыль, — пришла радиограмма с борта военного самолета, находящегося на весьма выгодной позиции, в двадцати милях от города. — Облако пыли, фронт примерно тридцать миль. Оно катится в сторону города со скоростью десять миль в час».
Откуда оно взялось, было неизвестно. Скорее всего, его выпустила длинная подземная труба, тянущаяся из засекреченного хранилища.
Против пыли силы обороны применили метод, использовавшийся для борьбы с огнем с воздуха. Самолеты носились над облаком, посыпая его химикатами. Пыль медленно делилась на мелкие сгустки. Их движение становилось неравномерным, теряло направленность. Наконец все они рассеялись. Там, где прошло пылевое облако, трава побурела и стала мертвой, вся живность погибла.
— Подумать только, — поражался Эльстан, — и все эти штуки хранились под землей десятилетиями!
— Подождите, это еще не все, — мрачно заметил Марин.
Уже набирала силу третья серьезная атака.
Пошел дождь. Цветной дождь. Розовый, голубой, желтый, зеленый. Бледный и потрясенный, Марин смотрел на экран телевизора. Уже семьдесят пять лет, со времен второй атомной войны, такой дождь не выпадал ни на один город Земли. Во время третьей атомной войны воюющие стороны по взаимному соглашению отказались от пользования этим бесконечно опасным оружием. Вирусы, микробы, болезни — зараза, смерть…
В распоряжении техников, которых Марин проинструктировал при помощи книги Инскипа, не было многих тысяч тонн антивирусных препаратов для распыления. Единственным средством оказалось использование противопожарных устройств, обрушивших на город потоки воды.
Вода хлынула из каждого дома и на каждый дом. Цветная скверна смывалась в дренажные системы, откуда поступала на завод по переработке отходов. Там тонны вирусов задерживались грязью. Но невероятная задача оставалась — надо было избавляться от этой живой смерти.
Три четверти века назад такие дожди часами изливались на крупные города мира — столь огромны были запасы смертоносного вещества у нападавших, и так страстно они стремились истощить ресурсы противника.
Сегодня этот дождь продолжался всего лишь одиннадцать минут.
— Он явно не способен на массированную атаку, — с облегчением произнес Марин.
Позади него раздался возглас изумления. Там происходило что-то очень значимое, требующее всеобщего внимания.
Марин резко развернулся на каблуках и пораженно произнес:.
— Ваше превосходительство!
Великий Судья выпрямился в кресле. Это было невероятно: до конца действия заряда оставались еще часы. Но он сел прямо, оглядел присутствующих невидящими глазами и произнес:
— Поражен я. Моя обязанность сдаться. Ради блага человека, не разрушайте меня. Я стираю предыдущие инструкции и очищаю контуры для получения дальнейших распоряжений. Будьте разумны теперь, советники. Я широко раскрыт для дальнейшего использования.
Проговорив это, диктатор вновь осел в кресле. Он выглядел расслабленным, но тяжело дышал.
Наступило долгое молчание.
— Дэвид! — осипшим голосом проговорил Подрэйдж. — Когда Великий Судья услышит свой голос в записи этого заседания, он несомненно поймет, что находился под контролем Мозга. То, что ты сегодня сделал, было действительно необходимо! Это очевидная истина. Теперь ты можешь полностью полагаться на меня, Дэвид. Я поддержу тебя и отказываюсь налагать на тебя какие-либо санкции за произошедшее сегодня.
Вслед за этим раздался целый хор одобрительных возгласов и поздравлений. Все окружили Марина, пожимали ему руку, хлопали по плечам.
Когда возбуждение утихло, Марин подошел к своему личному телефону. Положив руку на трубку, он сказал:
— Я полагаю, мы имеем чистосердечное предложение Мозга.
Если не будет возражений, я прикажу Грегсону прекратить атаки и подождать, пока Мозг откроется.
Возражений не было.
Отдав приказы, Марин повесил трубку и кивнул Подрэйджу.
Его беспокоила одна мысль, но он не хотел ею делиться. Ему казалось, что другие Руководители Групп не вполне понимают, как Великий Судья сможет свыкнуться с мыслью, что его все это время контролировал Мозг. Убийство стольких невиновных — только потому, что они могли что-то знать о Мозге — даже абсолютный диктатор может счесть это неудобоваримым. Возможно, он даже предпочтет обвинить в произошедшем кого-то другого, чтобы не брать вину на себя.
— У меня такое ощущение, — невыразительным голосом произнес Марин, — что мы завершили все операции в театре военных действий. Когда его превосходительство придет в себя, передайте ему, что я буду по этому адресу, — он написал адрес резиденции Делинди, положил его в конверт, запечатал и молча передал Подрэйджу.
И они обменялись рукопожатиями.
Глава 43
— Он все еще сердится, — сказал по телефону Подрэйдж. — Он не хочет с тобой встречаться.
Марин повесил трубку и подошел к Делинди, которая сидела на траве и читала. Он улегся у ее ног и стал задумчиво смотреть на притуманенный синий горизонт. Прошло уже почти три недели. Невероятно, но факт: ему удалось остаться в живых.
Молодая женщина опустила книгу.
— Ну что? — спросила она.
Марин мрачно улыбнулся.
— Я думаю, мы уже можем надеяться, что он не собирается меня убивать.., моя дорогая, сладкая Анделиндамина.
Он с нежностью произнес ее имя в джорджианской версии.
Они договорились об этом в первый же день после его приезда — открыто признавать, что она сестра королевы Джорджии. Когда он поставил ее перед фактом, что ему это известно, она признала это без колебаний.
— Никогда бы не подумала, что он нас пощадит, — сказала она. Ее взгляд стал отрешенным, — Ты знаешь, бывает, что мужчины уничтожают то, что любят.
— Особенно сердитые мужчины, — заметил Марин и покачал головой. — Моя дорогая Делинди, если человек действительно сердит, непременно найдется что-то, что заставит его изменить свое мнение. Я встречал подобных людей — они дуются всю жизнь и блокируются от любого, кто попытается пообщаться с ними более доверительно. Пробить такую стену можно либо пулей, либо кувалдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27