Он помолчал, явно чувствуя себя несчастным.
— Я вижу, что не очень-то тебя убеждаю, — признался он. — Ты верен Великому Судье, и… — он прервался. — Дэвид, ты когда-нибудь спрашивал себя, откуда взялся Великий Судья? Каково его прошлое? Только, пожалуйста, не лепи мне стандартные ответы из официальной истории. Родился в той части Советов, которая называется сейчас Джорджией, воспитывался в семье инженера, стал армейским офицером. Не эту часть. Ты встречал где-нибудь информацию, которая заполнила бы промежуток между полковником Иваном Проковым и Великим Судьей? Я, честно говоря, не встречал, а я предпочитаю жизненные истории, которые обладают непрерывностью.
— Я могу предоставить тебе эту информацию, — терпеливо ответил Марин. — Это был довольно текучий период в жизни вооруженных сил Объединенных Западных Держав. С течением войны русские полевые офицеры поняли то, что, по-видимому, было недоступно пониманию верховного главнокомандования: что у простого солдата терпение практически кончилось. Ведомые полковником Иваном Проковым, они…
Он замолчал, потому что Траск смотрел на него с ухмылкой.
— Ты, конечно, знаешь свой катехизис назубок, не правда ли? Но, друг мой, как объяснить тот факт, что человек, которому двадцать пять лет назад было почти пятьдесят, сейчас выглядит на тридцать восемь? — он изучающе смотрел на Марина, — Есть какие-либо комментарии?
Марин колебался. У него не было настроения продолжать эту дискуссию, которую он считал бесплодной. Но он вспоминал период, когда он только привыкал к телу Траска. Подобные сновидениям воспоминания — та сцена, когда явно умиравший мужчина просил помощи. Этот случай вполне мог бы стать ключом к прошлому Траска.
Он кратко описал Траску эту сцену и сказал:
— Я так понял, что он мог бы получить помощь, но только в том случае, если бы сказал, почему он болен. Что с ним произошло?
— Это один из моих ранних экспериментов по самодостаточности, — сказал Траск.
— И что доказал этот эксперимент?
Траск нахмурился.
— Это мир недотеп, Дэвид. Огромный процент людей глубоко нуждается в том, чтобы кто-то говорил им, что делать, что думать, что чувствовать и во что верить, и они скорее умрут, чем осознают, что они сами ответственны за свои болезни, неудачи и прочие недостатки. Нам необходимо это изменить. Мы должны создать систему, в которой люди взаимозависимы и в которой авторитет в какой-либо области является просто источником информации для равных себе.
— Этот человек умер?
— Нет, — Траск пожал плечами. — Когда он впал в кому, мы выполнили свою роль заменителя папаши и мамаши и спасли его.
Марин кивнул. Перед тем как перейти к главному вопросу, ему надо было уточнить еще кое-что.
— Где проводились эти эксперименты?
— В Джорджии. Королева и ее сестра, которая тогда была подростком, поощряли любые эксперименты на живых людях, и, поскольку они не задавали слишком много вопросов, я переехал в Джорджию и жил там в течение трех лет.
— За эти три года, — спросил Марин, — с кем ты там был связан?
Траск искательно посмотрел на него, затем слегка съежился., — У тебя что-то на уме, — обеспокоенно пробормотал он, — Я это вижу. Но я все равно тебе скажу. Прекраснейшие люди, которых я когда-либо встречал, идеалисты, возможно. Но они признавали ценность моих идей относительно того, как люди должны жить вместе. Они побуждали меня экспериментировать.
— Как ты встретился с этими людьми? — спросил Марин с любопытством.
— Двух мужчин и одну женщину я встретил в колледже. Мы могли разговаривать часами. Конечно, тогда мои идеи еще не были доведены до совершенства.
— Ты поехал в Джорджию сразу после университета?
— Нет. Только после того, как разработал резонансное устройство с камерами бесконечного эха, которое сделало возможным теле— и радиовещание по всему миру без всяких искажений.
Это дало мне все деньги, которые мне были нужны. Я был свободен и мог продолжать исследования.
— И тогда ты разыскал этих людей?
Траск заколебался, затем раздраженно заметил:
— Послушай, я стараюсь быть с тобой совершенно честным.
Но все это не относится к делу. Я с радостью расскажу тебе об этом когда-нибудь.
— Ладно, — Марин кивнул. — Но сначала еще два вопроса.
— Давай, — Траск, казалось, совершенно смирился с происходящим.
— Там было много — этих.., идеалистов.., в Джорджии?
— Я встречался сотнями с двумя, — ответил Траск. — У меня было впечатление, что их тысячи. Они, похоже, знали людей со всего света.
— Вопрос второй, — сказал Марин. — Ты рассказал им о своем изобретении, при помощи которого можно поменять себя с другой личностью?
Траск покачал головой.
— Не напрямую.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… — ученый выглядел несчастным. — Я действительно намекал, что работаю над кое-чем значительным. Но я избегал их вопросов на эту тему.
— Почему?
— Ну… — Траск внезапно задумался. — Я понимаю, к чему ты ведешь. Почему я не доверял им, если они такие достойные?
Я думаю, в этом виноват мой комплекс изобретателя. Кроме того, я считал, что некоторые из них слегка склонны к насилию. Я мог себе представить, как эти индивидуумы силой добиваются обмена телами, и, честно говоря, я считал, что изобретатель столь значимого для истории новшества имеет право на свой голос относительно его использования и влияния, — он хрипло рассмеялся. — Я еще не понимал тогда, что скоро мне придется действовать безумно быстро.
— Чересчур безумно, судя по всему, — мрачно заметил Марин.
Но он испытал невероятное облегчение, услышав все это. Теперь он уже частично представлял себе ситуацию. Мышление Траска представляло собой любопытную смесь идеализма гения и вполне практичного восприятия жизни. Группа, которая его заполучила, обнаружила, что его ум обладает настолько невероятной выносливостью, что они не стали даже пытаться загружать его своими собственными идеями. Они, несомненно, не испытывали к нему доверия, и он даже не являлся членом их организации. Они держали его на длинном поводке, но это оставляло ему много места для маневра.
Траск продолжал говорить.
— Дэвид, — настойчиво твердил он, — ты не понимаешь, как далеко мы отошли от идеи, согласно которой человеческое существо имеет право на признание присущего ему личного достоинства. Сведенная к простейшей формуле, эта идея состоит в следующем: если ты нарушаешь права одного человека, ты нарушаешь права всех. Я под этим подписываюсь.
— Я так понимаю, — заметил Марин, — что этот трюк по обмену тел, который ты сыграл со мной, не является нарушением твоего кодекса чести.
Последовало молчание. В возбуждении спора Траск явно забыл об этом пункте. Наконец он медленно проговорил:
— Сейчас в моей жизни наступил огромный кризис. Человек, который изобрел устройство, призванное изменить историю человеческой расы, — это особая ситуация.
Внезапно он замолчал. Выражение его лица, казалось, говорило о том, что его собственные слова поразили его и подали ему новую идею. Внезапно его лицо покрылось испариной.
Марину пришло в голову, что это его тело испытывает ощущения, напрягается, потеет по мере того, как сущность Треска переживает одну мысль за другой. Это казалось кощунством, загрязнением этого когда-то сильного и здорового тела.
Затем Траск опять заговорил. Поразительная реальность обмена телами отступила перед смыслом его слов. Он хрипло прошептал:
— Дэвид, тебе не придется применять пытки. Я отдам тебе изобретение. И покажу, как им пользоваться.
Глава 19
Марин ждал. Он был поражен, но не убежден. Людей, стоящих перед лицом вечности, по типу реакции можно условно разделить на три группы: они могут быть тихими и застывшими; могут неуемно проявлять эмоции самого разного свойства; наконец, они могут добродушно балагурить. Эти последние обычно были сторонниками оппозиционной философии. Они вступили в игру, проиграли и принимали свою судьбу с шуткой и кривой улыбкой.
Траск начинал вести себя, как эмоциональный тип.
— В тот момент, когда ты овладеешь управлением изобретения, — мрачно заявил он, — ты встанешь на перекрестке истории, ты сможешь изменять мир в соответствии со своими воззрениями. Поэтому у тебя нет никакой альтернативы, кроме как действовать так, как действовал я.
Внезапно став спокойным и решительным, он взглянул на пленившего его человека.
— Ты меня убьешь, конечно, — задумчиво сказал он. — Хотя это зависит… Может, ты сможешь меня использовать.
Этот Траск был так непохож на прежнего, и говорил так убедительно, что на мгновение Марин обратил свой мысленный взгляд в том направлении, куда указывали его слова… И затем, потрясенный, он больше не стал смотреть туда.
… Предательство, личные амбиции, месть — вот что он там увидел. Были, конечно, и идеалы, но туманные.
Он натянуто заметил:
— Это догмат групповой идеи — что человек должен добровольно подчиняться ради блага группы.
Траск ухмыльнулся. Он, казалось, уже пришел в себя и снова чувствовал себя свободным — внутренне, конечно.
— Дэвид, групповая идея не настолько значительна и фундаментальна, чтобы с ее помощью можно было добиться от индивидуума такого вида лояльности. Единственная сила, которая может этого достичь, — это убежденность индивидуума в том, что он является перманентной сущностью в рамках вечности.
— А, — заметил Марин, — движение «назад к Богу».
Это замечание не заставило Траска утратить хорошее расположение духа.
— Я этого не говорил. Я просто сделал логическое утверждение.
Однако, несмотря на по-прежнему добродушный вид, он, должно быть, был уязвлен, потому что первым нарушил тишину.
— Изобретение — в твоем прыголете, — кратко сказал он.
Марин уставился на него.
Ну конечно!
Это было наиболее вероятное местоположение, такое, о котором он рано или поздно сам бы догадался. Можно ли найти место столь же неприкосновенное, как личный прыголет Руководителя Групп? И, конечно, Траск, ведя машину к своей лаборатории, не мог знать, что любое нарушение или происшествие низвергло бы его с вершин потенциальной власти в бездну катастрофы.
Марину даже не пришло в голову спрашивать, где искать прибор. Разумеется, он будет в багажном отделении.
— Принеси его, — сказал Траск.
Марин не двинулся с места.
— И что потом? — спросил он.
— Там все, что нужно, — сказал Траск. — Достаточно энергии и необходимые соединительные устройства.
Марин насупился.
— Ты не будешь против, — спросил он, — если я принесу также и детектор лжи?
Траск пожал плечами.
— В этом нет необходимости, но если тебе так хочется…
— И, — спросил Марин, — если я заткну тебе рот, пока хожу?
— Нет необходимости, — повторил Траск, — но, если хочешь, давай, — и добавил:
— Стены между квартирами звуконепроницаемы, а лаборатория к тому же изолирована от остальных помещений.
Марин был склонен верить ему. Но суть заключалась не в истине. Суть была в том, что он не мог рисковать. На данный момент Траск, если он каким-либо образом освободится, без труда докажет, что именно он — настоящий Дэвид Марин.
А Дэвид Марин, выглядящий как Траск, и нескольких часов не проживет после того, как будет обнаружено, что он захватил человека.., который выглядит как Руководитель Групп Дэвид Марин.
Он сунул Траску в рот кляп и прошел в квартиру. Рива сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала. Увидев его, девушка отшвырнула книжку в сторону и вскочила.
— Закончил? — нетерпеливо спросила она.
— Только начинаю, — быстро ответил Марин. Стоя в дверях, он добавил через плечо. — Мне надо принести кое-какое оборудование из прыголета. Я сейчас вернусь.
В багажном отделении прыголета находились три коробки.
Марин перенес их по одной и поставил на пол в кабинете. Затем он отсоединил детектор лжи от особой инструментальной секции панели управления своего прыголета, весьма нестандартной, и тоже перенес его в кабинет.
В лаборатории он, следуя указаниям связанного Траска, развернул его оборудование. Затем, используя детектор лжи, он стал задавать целенаправленные вопросы, ответы на которые должны были без малейших сомнений показать, что Траск действительно передает свое изобретение.
Наконец Марин заставил себя остановиться. Он встал, напряженный и возбужденный, и подпрыгнул от неожиданности, когда огромные часы в гостиной завибрировали. Затем донесся слабый отдаленный звук — часы пробили полдень.
Сделав над собой некоторое усилие, он вышел на кухню.
Ленч с Ривой оказался для Марина трудным делом. Он изо всех сил пытался казаться беззаботным. Но нервный заряд, горящий у него внутри, не давал ему усидеть на месте. Он дважды принимался рассказывать анекдоты и каждый раз хохотал до тех пор, пока по щекам у него не начинали течь слезы; перепуганная девица смотрела на него в изумлении, когда ее собственный непродолжительный смех прерывался удивленным взглядом.
Марин вернулся в лабораторию; собственные выходки его немного протрезвили. Теперь он не стал терять ни мгновения. Он без предупреждения выстрелил в человека, сидящего на полу, газовым зарядом, рассчитанным на определенное время действия.
Когда Траск обмяк, он развязал его, вытащил кляп и расположил безвольное тело на полу рядом с машиной. Быстро прикрепил электроды — восемь с одной стороны и чуть ли не двадцать с другой — каждый на важном нервном центре.
Его немного удивил выбор некоторых нервных центров, которые Траск считал немаловажными. Основные точки: колени, бедра, лодыжки, запястья, плечи, загривок, основание горла, точка чуть левее сердца. Точки с боков головы, виски и макушка головы.
Некоторые из этих соединений проходили через аккуратно сконструированный сервомеханизм, который мог приводить в сознание или выводить из него — как Траска, так и его самого — в зависимости от того, как он был настроен.
Следующий шаг потребовал времени — сложная операция прикрепления электродов к самому себе. Наконец, приготовившись, он лег рядом с другим телом, потянулся к активатору.., и задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27