Когда это будет сделано, Траск теоретически сможет провести последнюю неделю своей жизни в такой роскоши, какую только сам пожелает. Этот момент правительственная пропаганда особенно подчеркивала. Блага, предоставленные осужденному, были призваны служить демонстрацией уровня свободы, какого цивилизация никогда еще не достигала. Оборотной стороной этой свободы был тот факт, что побег по сути дела был невозможен. После официального вынесения приговора в мышцу плеча осужденного «впечатывалось» особое электронное устройство. Оно могло быть активировано с любой контрольной станций, и это вызвало бы жгучую боль постепенно нарастающей интенсивности.
Это устройство было настроено на личный код осужденного.
Каждый человек во владениях Великого Судьи имел собственную комбинацию, зарегистрированную в Центре Контроля. Там была особая комбинация и для Дэвида Марина. Там также была отдельная комбинация для Уэйда Траска. Лишь немногие знали эту тайну абсолютной власти Великого Судьи.
* * *
— Садись, — сказал Траск.
Это был высокий, сухощавый мужчина, обладающий какой-то особой красотой, присущей людям высокого интеллекта, и исполненный странной решимости. Его глаза за стеклами очков сияли голубизной. В движениях читались спокойствие и собранность.
— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал он.
Марин сел на предложенный стул. Поведение Траска озадачило его, но он смирился. Сомнительно, чтобы Траск хотел показать ему нечто, действительно имеющее значение в данной ситуации. С подобным он неоднократно сталкивался и раньше. Осужденные верили, что у них есть что-то важное, способное изменить их судьбу. Траск, похоже, поддался той же иллюзии. Марин почувствовал разочарование. Ему следовало бы знать, что эта возможность уже исчерпана.
Траск начал переминаться с ноги на ногу.
— Дэвид, — проговорил он, и в его голосе зазвучало напряжение. — Я кое-что от тебя скрыл. Помнишь, я говорил тебе, что «ввел нервные импульсы цыпленка в нервную систему собаки?
Марин ошарашенно кивнул. Этот вопрос, казалось, не имел никакого отношения к произошедшим событиям.
Траск настойчиво продолжал:
— По сути, это случилось давно — больше года назад. С тех пор я значительно преуспел в разработке этой идеи. Я уже провел несколько экспериментов на приппах. Сейчас я нахожусь на той стадии, когда точно знаю, что я в состоянии сделать.
В голосе Траска звучала уверенность и сила. Марин осознал это, И его охватило напряжение. Осужденные на смерть так себя не ведут.
Повисла пауза. Марин ждал; его желание выказать поддержку и сочувствие несколько охладело. Одно дело — поддержать убитого горем друга и гражданина. И совсем другое дело — чувствовать, что сейчас ему придется выслушивать изменнические высказывания.
— Уэйд, к чему ты ведешь? — резко спросил Марин.
Траск вздрогнул, словно его окатили ушатом холодной воды.
На мгновение он застыл на месте. Затем он улыбнулся, неуверенно. Затем его улыбка стала шире.
— Дэвид, — медленно проговорил он, — Я нахожусь в таком положении, что могу противостоять исполнению смертного приговора и в одиночку. Но было бы гораздо проще, если бы я смог убедить тебя сотрудничать со мной.
Судьбоносные слова были произнесены. Охваченный изумлением, Марин осознал, что это с самого начала скрыто читалось в словах и действиях Траска.
На самом деле не имело никакого значения, действительно ли Траск нашел способ избежать смерти. Нет. Вот оно, совершенно четко определимое намерение — намерение совершить измену.
Ему внезапно стало грустно: он осознал довлеющее над человеком проклятие неисправимости. После трех атомных войн они все еще твердят одно и тоже. Марин хмуро уставился в пол.
Вспоминая историю суда над Траском, он понял, что слеп был именно он.
Великий Судья выявил измену одним проблеском интуиции и вынес решение о смертном приговоре сжато, с окончательностью ясного суждения.
Марин чувствовал, как его охватывает холодная ярость. Он поднял глаза на Траска. Тот больше не был ему другом. И тут в голове Марина мелькнула еще одна мысль, хотя и до обидного поздно: опасность!
Траск был педантом. Он не стал бы рисковать, выдавая подобную информацию, если бы не был готов к тому, что может получить отказ, и не знал, что делать в этом случае.
Он обнаружил, что стоящий перед ним Траск держит одну руку в кармане. Карман слегка оттопыривался. Оружие?
Их глаза встретились. Ученый медленно проговорил:
— Помня нашу прошлую дружбу, я не мог не задать тебе этот вопрос, Дэвид. Надеюсь, ты это понимаешь.
Марин понимал, что теперь необходимо выиграть время, чтобы успеть достать собственный пистолет.
— Хорошо, — сказал он. — Как бы я мог с тобой сотрудничать?
Криво улыбнувшись, Траск покачал головой.
— Дэвид, я полагаю, что для тебя это было бы слишком серьезным решением. Прости, но тебя выдает выражение твоего лица. Я не могу поверить, что ты действительно обдумываешь мое предложение.
Его улыбка поблекла. Он вытащил руку из кармана и нацелил на Марина газовый пистолет.
— Отойди туда! — кратко приказал он, указав свободной рукой на ряд приборов в углу помещения.
Марин поднялся на ноги и без слова проследовал в угол. Он ждал с холодным любопытством, полностью смирившись — с чем?
Он еще не был ни в чем уверен. Похоже, смерть ему не грозила.
Марин поднял глаза. И снова встретился взглядом с Траском.
Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.
В конце концов Траск отвел взгляд.
— Полагаю, что тебе хотелось бы подробнее узнать, что я запланировал, — проговорил он.
Марин со вздохом покачал головой. Люди всегда придумывают для своих злодеяний замысловатые оправдания. Теперь, когда он отказался от своих добрых намерений, у него пропала и заинтересованность.
— Избавь меня от этой ерунды! — сказал он.
Траск заколебался. Его щеки покраснели, то ли от гнева, то ли от нетерпения, Марин не мог понять. Но когда Траск наконец заговорил, он снова был спокоен.
— Вероятно, я слишком долго ждал перед тем, как начать действовать, — сказал он. — Я вижу, что тебе пришлось бы слишком многое осознать, чтобы я мог изложить тебе свои мотивы. Но весь этот политический эксперимент смог подчинить себе даже такого человека, как ты. Честно говоря, меня это поражает. Поэтому я просто скажу тебе, что идея группового свободного предпринимательства так же безнадежно бесполезна для человека, как и сами по себе идеи группы и политики невмешательства правительства в экономику. Она не может существовать без подпорок, которые правительство обеспечивает ей при помощи всевозможных уловок. Но в конце концов эта система все равно развалится, когда преемники Великого Судьи начнут грызться между собой.
— И ты все это изменишь? — спросил Марин.
В его голосе, должно быть, прозвучала враждебность, потому.что лицо Траска покраснело еще больше.
— Ладно, друг мой, — с коротким смешком проговорил ученый. — Лучшие доказательства — это факты. Когда проснешься, отправляйся в мою квартиру и жди, пока от меня не будет новостей. Я не оставлю тебя в столь трудном положении.
Именно это замечание сохранило Марину рассудок, когда он проснулся.
Глава 3
Марин пробудился со странным ощущением. Так бывает, когда пытаешься и толком не можешь вспомнить, что же тебе приснилось.
Этот сон терзал его ощущением узнаваемости вещей. При этом он будто бы находился в различных странных местах, видел и слышал вещи, которые не имели отношения к его собственной жизни. Теперь он выпутывался из тьмы своего сна без страха, тревоги и каких-либо мгновенно возникающих воспоминаний о том, что заставило его потерять сознание.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на койке в углу комнаты, в которой он встретился с Траском. Траска не было видно, и Марин почувствовал немалое облегчение. Он снова закрыл глаза, потянулся, лениво зевнул и наконец подумал: «Как только я поменяю тела, я перенесу это оборудование в офис Марина. После этого мне потребуется примерно день, чтобы найти повод встретиться с Великим Судьей».
Эта мысль пришла к нему настолько естественно, что лишь спустя несколько секунд до него дошла вся странность ее содержания.
«Как только я поменяю — чтпо?!»
От этих размышлений его почему-то стало клонить в сон.
Марин с кислой миной тряхнул головой, удивляясь тому, как легко сон и бодрствование сменяли друг друга. Он снова попытался припомнить свой сон и поразился, насколько четко он все помнил. В памяти всплыли обрывки разговоров, которые не могли относиться ни к одному событию, в которых он когда-либо принимал участие. Правда, сами события выглядели достаточно обыденно. Мужчины активно обсуждают свои планы. Он идет по улицам среди других людей. Бескрайняя прерия. Малые и большие города, видимые с воздуха. Лужайка и улыбающаяся женщина, идущая к нему по траве.
Он никогда не видел этой женщины. Это были не его воспоминания. И все же он не мог избавиться от ощущения, что эти события где-то реально происходили. Думать об этом было трудно: Марин с трудом преодолевал сонливость, словно его накачали наркотиками. Похоже, именно из-за всех этих странностей он чувствовал себя несчастным и страдал от непонятного физического дискомфорта.
Внезапно в голове пронеслась четкая мысль: «А где Траск?»
Почти сразу же его сознание соскользнуло в мир мысленных картин. Они напоминали те, что он видел во сне, но теперь ему пришло в голову, что эти картины отображали жизнь Уэйда Траска — увлеченного, испуганного мальчика, чьи страхи выкристаллизовались в скрытые идеалы, а те, в свою очередь, породили могучее стремление к власти.
Одна сцена запомнилась ему особенно четко. Он стоял на коленях или, скорее, только что встал на колени перед кроватью, на которой лежал умирающий мужчина. У Марина возникло ощущение, что это какой-то эксперимент. Он говорил, обращаясь к больному:
— Все, что тебе нужно сделать, это задать вопрос. Ты увидишь: мы сделаем то, о чем ты говоришь.
Лежащий в кровати человек гневно сверкнул глазами:
— Ты негодяй! Ты обладаешь всеми нужными знаниями. Помоги мне!
Марин, кем бы он ни был во сне, заговорил снова:
— Не позволяй страху уничтожить твой здравый смысл. Скажи мне, почему ты болен; затем скажи мне, что делать.
Умирающий застонал.
— Но для этого и нужны врачи. Откуда мне знать, почему я болен?
— Скажи мне, — сказал Траск, ибо это был он, — или умри.
Сцена рассеялась, как клок тумана. Как все прочие, она казалась вырванной из контекста — всего лишь один из эпизодов, разрозненных и не связанных между собой. По ним было невозможно определить, когда именно Траску удалось наткнуться на то направление исследований, которое и привело его к великому открытию. Но конечный результат был вполне определенным.
После первоначального периода утряски новоприбывшее сознание обретало полный контроль, и все прежние воспоминания тела подавлялись.
Невзирая на то, что мышление теперь пребывало в теле другого человека, оно полностью сохраняло свою индивидуальность, все свои воспоминания, чувства и намерения. Чтобы объяснить этот феномен, Траск разработал новую теорию жизни и сознания.
Марин собрался было рассмотреть эту теорию, которая уже смутно обрисовывалась перед ним, когда внезапно понял, что произошло с ним самим. Это была не полуоформившаяся мысль и не подозрение. Это был проблеск полного понимания.
В один момент на него обрушился калейдоскоп разрозненных страхов, сомнений и фактов, которые словно бы не имели к нему никакого отношения. Но через мгновение они легко сложились в единую картину.
Что там говорил Траск?..Он перенес нервные импульсы, цыпленка в нервную систему собаки?
До этого невероятного момента осознания он не подозревал о масштабе открытия, совершенного Траском. Если для такой операции годится цыпленок, то почему не человеческое существо?
Почему бы нервные импульсы Траска не перебросить в нервную систему Марина?
А Марина — в Траска.
«Я лежу здесь, — оцепенело подумал Руководитель Группы Дэвид Марин. — Причем это я со своими мыслями, воспоминаниями, но в теле Уэйда Траска. А он — где-то там, со своими мыслями, воспоминаниями и намерениями, и он выглядит как я. С точки зрения любого постороннего человека он — это я. И если у него хватит наглости, он может воспользоваться этим и войти куда угодно. Он даже может пройти и встретиться с Великим Судьей».
Ему вспомнилась самоуверенность Траска, и он решил, что наглости у того наверняка хватит. Внезапная мысль, поразившая его, заставила его открыть глаза. Затем автоматически встать на ноги.
Когда это действие было завершено, он вдруг осознал, что легко существует в теле Траска. Без каких-либо усилий, вполне естественно он использовал руки, ноги, мышцы и органы чувств другого человека.
Острое осознание этого факта заставило его взглянуть вниз, поднять руки, чтобы впервые посмотреть.., на самого себя.
Следующее действие не было спровоцировано какой-либо внятной мыслью. Он побежал.
Выскочив наружу, он увидел, что на парковочной площадке Лабораторий его прыголета не было. Он задержался, но только на мгновение, и не останавливался, пока не достиг стоянки воздушных такси. Там, задыхаясь, он дожидался прыголета. Несколько минут спустя, все еще пытаясь справиться с одышкой, он дал водителю адрес квартиры Траска и устроился в кресле.
На него накатила апатия.
Он сидел неподвижно, и охватившее его чувство потери было таким огромным, что, казалось, не было никакого смысла что-то делать. Он был ничто. Он был облаком черной скорби в пространстве-времени. Человек, потерявший собственную идентичность.
Мучительным, почти агонизирующим движением он потянулся и пощупал очки Траска — и это он, всегда обладавший орлиным зрением. Он вспомнил, как быстро он устал, когда бежал, и как много времени ему потребовалось на то, чтобы отдышаться. Железное тело Дэвида Марина, по сравнению с этим, было неутомимо, как машина.
Наконец он пошевелился и сквозь прозрачное стекло посмотрел вниз, на город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27