каждый человек должен знать свое место.
Пип улыбнулся своей обычной беззаботной улыбкой.
– Этикет не такое уж трудное слово. Я-то ведь читать умею. Ну да, ты прав, человек должен знать свое место. Только это не значит, что он должен на этом месте так век и просидеть. Может, кто-то из нас поподвижней тебя, старика.
– Да ты, парень, ремня захотел! – проворчал Брок, хотя на лице у него не отразилось ни капли гнева.
– Ха! И кто же мне даст ремня? Не ты ли, старик? – стал дразниться Пип, но Брок его больше не слушал.
Как и Каспар с Брид, он смотрел на серебряную реку и дивился ее суровой красоте.
Выехав наконец из долгой тени Тора, отряд оказался на хорошо утоптанном отрезке дороги, блестевшем под ярким солнцем. Чтобы дать свежим лошадям вдоволь пробежаться, всадники перешли на легкий ровный галоп. Копыта застучали по твердому смерзшемуся снегу. Брид направила свою кремовую кобылу поближе к резвому жеребцу Каспара.
– Что такого тебе сегодня утром сказала Морригвэн, что ты так выбежал из комнаты? – выкрикнула она быстро, будто долго ждала возможности задать вопрос. – Кроме того, конечно, что опять велела тебе не трогать Некронд.
Ее тон заставил Каспара закусить губу и притормозить коня. Чтобы прийти в себя, он ослабил поводья, и Огнебой опустил голову.
– Если будешь так со мной говорить, не скажу. Брид звонко засмеялась. На миг Каспару показалось, будто туман рассеялся, и солнце поцеловало снег золотым летним лучом.
– Ну, пожалуйста, Спар!
Он взглянул на Брид повеселее.
– Вот что она мне дала. – Юноша полез рукой под туго схваченный на груди плащ и достал из-под кожаной куртки плоскую косточку.
Брид протянула руку. Пальцы у нее побелели от холодного северного воздуха. Она посмотрела на косточку и мрачно спросила:
– Только эту?
– Нет, еще одну, – серьезно ответил Каспар. – Терновник, руну Страйф. – Сущность этой руны была ему хорошо известна.
– Понятно, – сказала Брид. – Ничто хорошее не достается легко. Ни любовь, ни удача, ни даже просто счастье. Если это чего-то стоит, значит, за него приходится бороться. Даже за саму жизнь.
Каспар ощутил за этими словами искреннее чувство и подумал о сложных отношениях между Брид и его дядей. Ах, если бы Брид не предпочла ему Халя, насколько проще ей было бы жить!
Дева снова посмотрела на руну, которую держала в руке.
– Я еще не учила тебя ее значению. Морригвэн тебе объяснила?
Каспар покачал головой. Брид перевернула костяшку.
– Эту руну никогда не используют для письма, и редко – для предсказаний. Она священна. Руна волка, ее значение – дикая и жестокая сторона жизни.
– Морригвэн просто сказала, что она может указать мне путь.
– Могла бы сказать и больше. В сочетании со Страйф эта руна может означать, что ты должен опасаться всего жестокого – возможно, диких зверей Иномирья, которыми управляет Некронд. Но ты ведь не задержался послушать, верно? Увидел Май и сбежал.
– Я не сбежал, – резко возразил Каспар. Хорошо, что Пип был слишком занят спором с Броком, чтобы услышать слова Брид.
Он оглянулся через плечо, заметив, как неудобно парнишке сидеть на сером мерине. В последнее время Пип вдруг стал, очень быстро расти, и в результате сделался неуклюжим. Очевидно, что сын дровосека многое получил в наследство от отца и станет крупным и сильным мужчиной. Вот сестра его, Май, пошла в мать – маленькую и легкую, а Пип уже выше Каспара. Волосы у него темно-русые, прямые, взгляд – острый, и не было такого мужчины, с которым Пип боялся бы встретиться глазами.
Как и старый Брок, Май с Пипом были одними из немногих людей в Торра-Альте, выживших после последнего натиска ваалаканцев, так что Пип, осиротевший сын бедного дровосека, быстро вошел в жизнь крепости. Он оказался удивительно полезен (если только он не чинил кругом беспорядок), всегда с готовностью помогал на конюшне и в кузнице, только вот в колодезной комнате работать не любил: почти всю осаду ему пришлось трудиться в духоте у печей, так что до сих пор, три года спустя, руки у него были в желтых пятнах от долгих месяцев, проведенных за чисткой котлов от выпаренной из воды серы. Когда прибыли новые рекруты, Пип немедленно понял, как приятно быть одним из немногих имеющих опыт гарнизонной жизни. При каждой возможности он оказывался рядом с Каспаром, особенно если это означало помогать ему в организации тренировок лучников. Правда, сам Пип с луком обращался не лучше, чем любой парень из окрестных деревень.
До того, чтобы растягивать длинный боевой лук Торра-Альты, Пип еще не дорос, так что обычно как и сейчас носил за спиной короткий охотничий, щедро изукрашенный накладками из слоновой кости. Для простолюдина это было слишком дорогое оружие, но Пипу подарил его Каспар, когда ему самому лук стал не нужен. Он предпочитал другой, простой, сделанный из драконьей кости и падуба драгоценный подарок старой шаманки. Где-то позади, завыла собака. Пип тут же взял в руки лук и стал угрожающе размахивать им.
– Что это? Неужто волки могут подойти так близко к замку?
Брид рассмеялась и легким касанием каблуков, раз вернула лошадь мордой к крепости.
– Нет, конечно.
Вой перешел в пронзительный визг, и Каспар расхохотался.
– Это Трог! Выбрался наружу.
Белый пес бежал к ним со всех ног, время от времени подпрыгивая над туманом. Увидев, что отряд остановился и ждет его, Трог успокоился и пошел вразвалочку, свесив на сторону длинный мокрый язык.
– Эй, Трог, как же ты сбежал из караулки? Придется тебе вернуться. Брид журила пса, но на лице у нее сияла широкая улыбка. Вечно ты нас задерживаешь, да?
– К тому же охотник из тебя никакой, – добавил Каспар.
– Эй, не груби моей собаке! – рассмеялась Брид.
– Да ведь правда же. Когда надо подкрадываться к добыче, он как залает, как завизжит – все олени тут же разбегаются. А на кабанов бросается, словно ненормальный. Не знает, что ему по силам, а что нет. Сколько раз мне его приходилось выручать! Трог, ты ни на что не годное животное.
Услышав свое имя, пес задрал уродливую морду и весьма самодовольно оскалился.
Через три мили Каспару пришлось посадить белого терьера, недостойного потомка офидийских змееловов, на седло позади себя: Трог успел ободрать лапы о мерзлую землю и слишком устал, чтобы идти дальше.
– Сам теперь видишь, надо было тебе сидеть у очага и не высовываться, – сказал ему Каспар. Пес удовлетворенно засопел, развалившись на спине у Огнебоя и мотая головой из стороны в сторону. Дорога шла теперь среди деревьев, в небо тут и там взлетали стаи испуганных птиц. Отряд приближался к Кабаньему Лову.
– Вроде раньше тут не было столько ворон и грачей, пробормотал Пип. Орлы да, кречеты сколько угодно. От самого Лова было видать, как они кружатся над утесами Желтых гор. А ворон я чего-то не помню.
– И воронов тоже, согласилась Брид. Наверно, неподалеку лежит какая-то падаль.
Огромный ворон медленно описывал круги над долиной, скрытой за стенами ущелья. Постепенно черная птица собирала вокруг себя сородичей, и небо потемнело от их крыльев. Должно быть, они ждали, пока какое-то несчастное животное умрет, чтобы спуститься и обглодать его до костей.
Каспар почувствовал себя виноватым. Он боялся, что ему непонятно как удалось помочь им пересечь границу, облачить в плоть их зловонные души, и теперь у него перед глазами стояли чудовища, когда-то кишевшие в диких горах.
Вот уже три года каждую ночь его преследовали страшные сны. Кошмарные твари с еще зияющими ранами на телах выбирались из Яйца, и Каспар чувствовал, как они ненавидят людей, родичей тех, кто их убил. Он мог управлять чудовищами, но боялся их. Может, во сне он невольно высвободил зверей, заточенных в Некронде?.. От этой мысли юноша вздрогнул.
Вскоре отряд приблизился к опушке Кабаньего Лова. Брид и Каспар не уставали восхищаться лениво текущим почти из-под корней красно-ствольных сосен се ребром реки. Под сенью леса Лососинка становилась дымчато-зеленой, тихой и таинственной, будто готовящейся к тому, чтобы вдруг яростно вспениться и стремительно пробежать по камням ущелья.
Пип ехал теперь самым первым, пытаясь заново познакомиться со своей лесной родиной. Каспар заметил от части с радостью, отчасти с раздражением, как это было похоже на Халя. Хоть Пип и не родился быть вождем, почему-то он всегда исхитрялся оказаться впереди. Похоже, он хотел когда-нибудь сделаться командиром, и Каспар полагал, что, хотя мальчик всего-навсего сын дровосека, когда-нибудь так оно и будет.
Дорога разделилась надвое, и Пип задержался, дожидаясь остальных. Он потянул за поводья, и его хорошо вышколенный конь развернулся кругом. Блистательной грации Огнебоя ему, конечно, недоставало, зато послушности было не занимать.
Стоило Каспару подъехать к Пипу, как жеребец под ним вдруг попятился назад и в сторону, так что всаднику пришлось прижаться к самой гриве, чтобы нависающая над дорогой ветка не содрала ему кожу с головы.
– Спокойно, спокойно! – Каспар погладил Огнебоя по чалой шее. Под кожей у жеребца перекатывался тугой узел напряженных мышц. – Что случилось?
Как бы Огнебой ни брыкался, сбросить Каспара ему ни разу не удалось. Тот держался в седле легко и словно сливался с движениями коня. Возбужденный жеребец потряс мордой, и в морозном сумраке леса далеко раз несся звон сбруи.
– Чего это он, мастер Спар? – негромко спросил Пип, обращаясь к Каспару по-свойски – так, как в гарнизоне Торра-Альты было принято говорить со всеми начальниками, кроме самого барона.
– Не знаю. Ничего не видно. – Каспар огляделся вокруг, всматриваясь в тени и крепко держа Огнебоя за поводья. Жеребец снова вздрогнул и заржал, словно вызывая кого-то, прячущегося в полутьме, на бой.
Это тут же вывело Каспара из равновесия и вернуло его к мыслям о Некронде и призрачных зверях, которых он призывал. Нельзя было оставлять артефакт без присмотра. Что бы ни думали Морригвэн и Керидвэн, а он опасен. Слишком много всего странного случилось в последнее время.
Каспар примотал поводья к высокой луке седла и перетянул тетиву с походной петли на боевую, глядя в темноту. Густой лес сомкнулся вокруг путников. Воздух здесь был другой, сухой и сладкий от смолы, почти убаюкивающий, если бы только в лесу не стояла такая неестественная тишина. Деревья защищали от ледяного ветра, так что Каспару стало жарко в тяжелой медвежьей шкуре.
Трог низко рычал, то ли чувствовал что-то, то ли ему попросту было неудобно на крупе у неспокойной лошади. Каспар оглянулся посмотреть, все ли у пса в порядке, и в этот момент краем глаза заметил движение. Что-то темное выскользнуло из-за росшего в ложбинке дерева и метнулось через подлесок.
– Куница, облегченно вздохнул Каспар. Старый Брок согласно кивнул, но Брид и Пип, оба выросшие в лесах, покачали головой.
– Не, больно уж здоровая, убежденно сказал Пип. И шерсть слишком длинная.
Внезапно раздался вопль, от которого Огнебой поднялся на дыбы. Ноздри у него злобно раздувались.
– Сойка? – неуверенно предположил Каспар. Или сорока?..
– Может, и сорока, с сомнением проговорила Брид, но мне так не кажется. У нее голос более трескучий.
Когда впереди показался голый холм, поднимавшийся среди деревьев, как спина кита в зеленом море, Каспар почувствовал себя спокойнее. Ему вообще больше нравились открытые места – там легче заметить приближающуюся опасность. Непонятно, почему он так тревожился, но хорошо знакомые звуки глухих ударов топора и звонкие трели лесного жаворонка развеяли страх. Что бы за существо ни пряталось в лесу, оно уже далеко позади.
Брид грустно смотрела на вырубку. До недавних пор холм, как и весь Лов, был покрыт лесом. А теперь на нем остался лишь венец выкорчеванных деревьев с покрытыми землей корнями, похожими на могильные камни. Вокруг ровными рядами росли молодые саженцы высотой не больше чем по пояс. Несомненно, все это плоды трудов человека.
В вырванных из земли деревьях было что-то невыносимо жалкое. Каспару они казались воинами, брошенными без всякой поддержки защищать безнадежный рубеж и павшими там, а строй молодых саженцев – по бедным шествием армии захватчиков. Брид развернула кремовую кобылу и печально осмотрелась по сторонам.
– Они хотя бы посадили новые деревья на месте вырубленных, сказала она. Но как можно было обнажить сразу такую большую площадь?
Хлипкие саженцы занимали едва две сотни акров, а вершина холма так и осталась не засаженной. Голая земля вздымалась, будто могильный курган, памятник погибшим деревьям. Каспар не мог понять, почему дровосеки не стали туда подниматься и бросили срубленные деревья гнить.
– Вот уже три года прошло, но наследие живет, грустно проговорила Брид. Я проезжала тут в прошлом году, когда навещала деревни лесорубов, и то кольцо деревьев еще стояло. Когда-то здесь был древний круг, священная роща.
Пип кивнул.
– Батя хоть сам и был Новой Веры, всегда нам говорил, что нельзя трогать деревья в священных рощах. А то можно проклятие заработать.
– Тогда почему же эти деревья лежат на земле? – спросил Каспар.
– Коли корни так повывернуты значит, ветер их повалил, мастер Спар. Только так, ответил Пип.
– В последние три года сильных ветров не было, не согласился Каспар. Если деревья повалило ветром, почему это не случилось много лет назад?
Брид снисходительно улыбнулась ему.
– Рощу закрывал от ветра густой лес вокруг. Но перед ваалаканским нашествием срубили столько деревьев, что оставшиеся уже не могли ее защищать. Холм – открытое место, так что даже не слишком сильная буря могла повалить деревья, объяснила она, спешившись и пробираясь через поваленные стволы к молодым березкам. Хотя теперь баронство Торра-Альта и вернулось на пути Матери, кое-что спасти оказалось уже поздно. Многое погибло и никогда не возродится.
Вывороченные из земли корни были все облеплены глиной и похожи на обломки стен развалившихся домов. Кругом росли пухлые белые поганки, по мертвым телам былых королей леса распустилась «утеха зимнего путника» поросль снежного дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52