Фокс почти сбивает его с ног, причаливая к глотающему воздух самолету.
Дверь распахивается, вылетает метра на два в воздух, и весь корпус содрогается. Еще один человек плывет.
Фокс, цепляясь ногтями, пробирается вдоль обломка крыла. Самолет перевернулся, иллюминаторы под водой. Ногами он нащупывает стойку, отверстие и начинает дышать быстро и глубоко, пока еще есть время. Фюзеляж содрогается, и даже кости Фокса пропитываются воздухом. С последним вздохом он ныряет. Самолет начинает ускользать от него вглубь, и он вцепляется в него руками. Волосы и бороду относит назад потоком. У него закладывает уши, когда он плывет через молочную глубину, с горящими глазами; его дыхание тлеет, как уголья в груди. «Ты можешь, – думает он, – и кровь яростно, ярко и сумасшедше приливает к лицу. Это ты и сделаешь».
Воздух снова пищит у него в ушах. Вода вибрирует на коже, когда Фокс рвется к бледному песчаному дну.
…Джорджи висела вниз головой в сбруе из ремней, вцепившись в неудобные задвижки пальцами и перенеся на них весь свой вес. Воздух бурчал и кипел где-то в кабине, как человеческий голос. Она чувствовала, как вес мотора тащит ее вниз. Лопающиеся пузырьки. Все как в тумане. Болят уши.
Дверь превратилась теперь в прямоугольник бледно-голубого цвета. Она смотрела на него безразлично, как смотрят на экран телевизора или компьютера. Она была спокойна, так спокойна – и вот уже не спокойна.
Удар самолета о дно выбил воздух из ее груди; Джорджи почувствовала, как последний вздох пробежал по подбородку и через грудь, и увидела, как на нее надвигается тень – как рептилия из кошмара. Она отмахнулась от нее, сбросила с себя. Такая горячая тьма и такая настойчивая! Она прижалась к лицу Джорджи чем-то мохнатым. Джорджи увидела красные глаза внутри черного, крутящегося пятна, почувствовала, как оно освобождает ее; она резко ощутила, что свободна, – в последний раз.
Но этот воздух на ее губах. Горячее воды. Воздух кипел между зубами Джорджи и с клокотанием входил в горло. Он взорвал ее. Это было похоже на электрический разряд. На секунду ей показалось, что она видит лицо в этой сероватой массе перед глазами. Она почувствовала, как губы прижались к ее губам. Лютер Фокс.
Она ощутила, как ее отцепляют, почувствовала, как руки сжимают ее. Она плыла в этот бледно-голубой экран, в мягкий мир снаружи. Джорджи Ютленд впивала его горячий крик, и он тащил ее за собой в остаток жизни.

* * *

Он лежит головой на палубе и не дышит. Небо за ее спиной. Она настоящая. Она не настоящая. У остальных лица, которые им пока не принадлежат. Похоже, один из них все еще хочет, чтобы его спасли.
Джорджи посмотрела на мученические выступы его тазовых костей, на веточки в его волосах, на синевато-багровые язвы, которыми сплошь покрыты его тонкие ноги. Море за спиной все еще блестело от горючего, и на поверхности все еще лежал последний извив пузырьков. Пилота трясло. Джим Бакридж уронил голову на руки. Рыжий правил и облизывал губы, будто не мог найти слов.
Она смотрит на него с неба. Глаза большие, как у рыбы. Настоящая или нет, но он должен дышать. Он чувствует, как его губы разъезжаются в улыбке. Скоро. Еще полно времени.
Джорджи увидела, как закатываются его глаза и бедра поднимаются к ней. Господи, он весь синий. Окровавленный пилот в ужасе отдернул ноги, и Джим Бакридж заорал. Она никогда в жизни не была в таком ужасе. У Лютера Фокса начались конвульсии.
– Ну, – сказал инструктор. – Ты медсестра.
«Да, – подумала она. – Именно так».
Она упала на Лютера Фокса, прижала рот к его губам и дунула.
Она настоящая.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44