https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А знаете, кто развелся? – спросил Жоэл, засовывая в рот пригоршню орешков кажу. Все знают, что Борис, сказала Таня, а ты не объедайся, а то потом всю ночь пропердишь. Ты сама пердишь не хуже, сказал Жоэл. Это верно, засмеялась Таня, семейная жизнь в том и состоит, чтобы пердеть дуэтом. Жоэл обнял ее и поцеловал: до чего же мне нравится эта женщина, ребята! Просто обожаю эту женщину!
Нам было уютно в этом доме. Огромные окна запотели, и казалось, мы оторваны от мира, словно на дне морском. Беседа снова растеклась на мелкие ручейки, Бела рассказывала какую-то длинную историю Тите – та ее внимательно слушала. Тита выделялась своей экзотической красотой на фоне остальных женщин, тоже красивых, но обычных и слишком сильно накрашенных.
Принеси кинопроектор, Паулу, попросил Жулиу. Новые фильмы? – глаза Жоэла загорелись. Да еще какие фильмы! – отозвался Жулиу. – Какие фильмы, дорогой мой!
Паулу принес проектор, экран, установил бобину на аппарат, выключил свет. Пока все хохотали над проделками какой-то женщины и двух карликов, я встал и вышел в сад, что за домом. Прекрасный сад с большими деревьями, кустами, клумбами. По размерам он напоминал мне двор нашего дома в Порту-Алегри, хотя был куда более ухожен – даже с фонтаном, как в марокканской клинике. Я сел на каменную скамью и залюбовался чудесным пейзажем. Вечер был прохладный, но я чувствовал себя прекрасно.
Чья-то рука легко опустилась мне на плечо.
– А, так ты здесь, беглец.
Я обернулся: Фернанда. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Красивая женщина, пышные волосы падают на плечи, в разрезе полурасстегнутой блузы видна дивная грудь; встретившись с ней взглядом, я понял, что она меня хочет, и вдруг возжелал ее не меньше, чем когда-то укротительницу, голова пошла кругом, это было затмение, не мог я позволить себе этого в доме у Паулу, у моего друга Паулу, ведь нас могли увидеть – но уже не в силах совладать с собой, я привлек ее к себе, поцеловал – она чуть ли не кусала меня от нетерпения. Я увел ее за фонтан, мы легли на землю, я поднял ей подол, гладил бедра – меня пробрала дрожь: я касался кожи, нежной кожи, а не шкуры – расстегнув ширинку, я достал пенис. Какой ты большой, пробормотала она, я вспомнил об укротительнице, и мне стало страшно: а если она закричит? Но нет, она не кричала, а стонала от наслаждения, я стонал вместе с ней, фонтан журчал.

Я первая войду в дом, прошептала она, приводя себя в порядок. Улыбнулась, снова поцеловала меня – на этот раз спокойнее, без прежней жадности – и ушла.
Я сел на скамью, ошеломленный. Что произошло? Я не знал. Знал только, что перед глазами у меня все плывет, сердце до сих пор колотится, а правая нога – я заметил – дрожит крупной дрожью. Я вцепился в нее руками: замри, черт тебя возьми, замри.
Пришлось подождать, пока остынет пылающее лицо. Я вошел в дом только тогда, когда более или менее успокоился.
Кино закончилось. Все разговаривали. На меня посмотрели, но никто ничего не сказал. Казалось, все удивлены только тем, что я не остался смотреть кино. Ты тут пропустил отличные сцены, сказал Жоэл. Да знаю я эти фильмы, сказал я почти нормальным голосом, вечно одни и те же трюки. Идем, Гедали, сказала Тита, поздно уже.
Мы попрощались. Рука Фернанды задержалась в моей на мгновение дольше, чем обычно, но лишь на мгновение; казалось, она ничуть не взволнована. Мне вдруг пришло в голову, что я не первый, что и другие могли не раз прилечь с ней за фонтаном. Но кто? Жоэл? Жулиу? Идем, торопила меня Тита, дети дома, наверное, плачут.

История с Фернандой на том и кончилась. Несколько дней я ждал, что она позвонит и назначит свидание. А если бы позвонила? Не знаю, что бы я делал. Мне с ней было очень хорошо, я был не прочь испытать это еще раз. Но что, если узнают Паулу с Титой? А что, если она, Фернанда, обнаружит – разорвав в порыве страсти мои брюки – лошадиную шкуру?
Она не позвонила. Мы случайно столкнулись в городе и она вполне непринужденным тоном – как дела, Гедали? Как Тита? А близнецы? – поведала, что договорилась с Паулу встретиться в баре, и спросила, не составлю ли я ей компанию. Мы вошли в тонущий в полумраке аристократический бар, она выбрала столик в стороне от других, защищенный от нескромных взглядов. Мы заказали напитки. Довольно долго ни один из нас не проронил ни слова. Она рассеянно оглядывалась кругом, я нервничал; мои копыта и лодыжки, стиснутые сапогами, посылали мне непрерывные сигналы: готовы броситься вскачь, хозяин, готовы броситься вскачь. Время от времени мы встречались с ней взглядом; она улыбалась, постукивая ногтями по бокалу. Я спросил, как она себя чувствует.
– Я? Прекрасно.
– Даже после той ночи?
– Как раз после той ночи я чувствую себя прекрасно.
– Так значит, никаких проблем?
Она рассмеялась (немного напряженным смехом? Возможно; однако рассмеялась).
– Ладно, Гедали! Какие могут быть проблемы? Мы же взрослые люди. Что было, то было. Вышло неплохо. И точка.
– А как же Паулу?
– При чем тут Паулу? С Паулу все в порядке. Паулу! Ты же не хочешь, чтобы я ему все рассказала? Хотя – честно говоря – могла бы и рассказать. Мы с Паулу выше этого. У меня были и другие похождения, он узнал, и ничего, обошлось без крови. Мы цивилизованные люди, Гедали. С ножом друг на друга кидаться не будем. И о ребенке, кроме всего прочего, надо заботиться.
Она осушила стакан: а твоя жена как? Не заподозрила чего-нибудь? Нет, ответил я, она ничего не заподозрила. Фернанда наклонилась ко мне через стол: извини, Гедали, не обижайся, но эта твоя Тита все-таки порядочная деревенщина, тебе не кажется? Думаю, она не способна оценить собственного мужа… А ведь ты – чудо, Гедали. Как мужчине тебе нет равных. Она-то в этом что-нибудь смыслит? По-моему, смыслит, сказал я, вставая: пока, Фернанда. Увидимся, сказала она. И добавила с улыбкой: заходи, сад все там же, может, как-нибудь, кто знает?…
Я направился к выходу. Но остановился на секунду в дверях ресторана, ослепленный дневным светом. Кто-то схватил меня за локоть: Паулу. Как дела? – спросил он. Отлично, ответил я, Фернанда ждет тебя в баре. Знаю, сказал он.
Мы посмотрели друг другу в глаза – все было в порядке. Появляйтесь у нас, сказал Паулу. О'кей, ответил я, появимся.

В одном Фернанда ошибалась: в том, что сад долго будет все там же. Да и дом тоже. Владелец попросил Паулу освободить помещение, он решил снести дом и построить на его месте многоквартирную башню.
Паулу был огорчен. Мы прожили здесь десять лет, повторял он, я и не думал переезжать, дом мне нравится, отличный дом. Фернанду это мало печалило: брось, Паулу, не все ли равно, где жить, что дом, что квартира – один черт, лишь бы площадь побольше, да магазин, аптека и прочие подобные вещи рядом. Я не согласен, твердил Паулу в отчаянии. Не согласен.
Однако, когда через несколько дней он позвонил мне, голос у него был совсем другой: радостный, даже восторженный. У меня новость, Гедали! – кричал он. – Потрясающая новость! Приходите к нам немедленно! Я уже всю компанию созвал!
Мы только что поужинали, близнецы спали, Тита смотрела телесериал. Паулу зовет нас к себе, сказал я. Иди один, ответила она, не отрывая глаз от экрана, я не хочу, я лучше дома останусь.
(Но что же это значило? Эта апатия? Эти сухие лаконичные ответы? В чем было дело, в конце концов? Иногда я замечал, что она смотрит в одну точку, вздыхает без причины. Я думал, что это ностальгия, что это болезнь – чего я только не думал. Но спросить не решался. Она бы все равно не ответила.)
Я не отступал. Паулу – наш друг, сказал я, ему нужна поддержка, он звал нас обоих. Не сказав ни слова, она встала, оделась.
Когда мы пришли, все уже были в сборе. Был жаркий январский вечер. Говорили о политике – шел 1964 год. Жулиу считал, что Бризола готовит государственный переворот. Тыча в меня пальцем, он изрек тоном обвинителя: вы, гаушу, хотите командовать страной. Бризола прав, сказала Бела, эту страну надо всю взрыхлить мотыгой. Не возникай, сказал Жулиу, что ты в этом понимаешь? Сам не возникай! – закричала Бела. Успокойтесь, сказал Жоэл, все не так страшно. Так что же, Паулу? Гедали уже здесь. Что у тебя за новость?
Паулу стоял с рулоном ватмана в руке, смотрел на нас и загадочно улыбался. Говори, наконец, в чем дело, сказала Беатрис, а то это начинает напоминать плохой детектив.
Паулу стал рассказывать, как искал жилье.
– Я смотрел квартиры, дома – ничего мне не нравилось: все маленькое, тесное. Улицы шумные, дышать нечем. И вдруг меня как молнией ударило: а почему бы нам не переехать за город?
Он развернул бумагу. Это оказался план города Сан-Паулу и окрестностей. Один участок был отмечен красным. Вот здесь, сказал Паулу, десять гектаров, есть лес и озеро – правда, маленькое, но чистое, как хрусталь. Можно разделить это на двадцать участков, пригласить в долю знакомых и устроить кондоминиум. Ну как?
Все заговорили одновременно: это киббуц, кричала Бела, настоящий киббуц! Дачный поселок, говорила Таня. Жулиу был не согласен с идеей киббуца: ничего общего, в кондоминиумах каждый сам по себе. Паулу, заражая всех энтузиазмом, излагал все в подробностях, говорил о бассейне, о теннисных кортах, о парке аттракционов в миниатюре, о водных велосипедах на озере, о поле для гольфа. Вы только представьте, перебивала его Бела, валяешься себе на травке, глядишь в голубое небо, слушаешь птичек!
Фернанда улыбнулась и подмигнула мне. Тита – ни слова. Паулу уверял, что можно обеспечить полную безопасность, если поставить ограду под током, нанять вооруженных охранников и установить сигнализацию. Беатрис мечтала вслух о детском садике с нянями и психологами.
Таня хотела уточнить цены. Жоэл вдруг заговорил о лошадях: всегда мечтал завести гнедого – до чего хороши! Таня изумилась: а я-то думала, что тебя такие вещи вообще не интересуют, Жоэл. То-то и оно, сказал Жоэл, то-то и оно, Таня. Ты меня совсем не знаешь, Таня. Я обожаю ездить верхом, только вот нет у меня возможности заниматься тем, что нравится. А пустить бы разок коня в галоп – дурного настроения бы как не бывало.
Он замолчал. От удивления все потеряли дар речи. Жоэл продолжал:
– Я груб с детьми, Таня, я их бью, но это только потому, что сам словно в клетке. Целыми днями в четырех стенах: то в конторе, то в магазинах. Весь день в напряжении и даже ночью не могу отключиться от дел. Во сне мне снятся телевизоры, бесконечные вереницы телевизоров. На экранах этих телевизоров я вижу другие телевизоры, а на их экранах – еще телевизоры, все меньшего и меньшего размера: двадцать дюймов, шестнадцать дюймов, восемь дюймов, пять, три. Меня преследуют тучи телевизоров. В такие минуты я бы отдал все за коня, Таня. Скакать во всю прыть на свежем воздухе – что может быть лучше! Я уверен, что ускакал бы от всех проблем, Таня. И вернулся бы домой другим человеком, Таня, приветливым, веселым. Будь уверена, дети стали бы обожать меня. Да и они могли бы научиться скакать верхом. И ты. Брали бы частные уроки верховой езды – я знаю хорошего тренера. Я бы каждому купил по коню – лошадь куда дешевле автомобиля, Таня. Мы бы скакали кавалькадой, Таня, мы с тобой впереди, а дети за нами, или гуськом – какая разница. Главное, всей семьей.
Замечательно, твердила потрясенная Таня, просто замечательно, Жоэл, а ведь мне это никогда не приходило в голову. А теперь настала пора подумать об этом, Таня, сказал Жоэл, ибо я решился. Я с тобой, дорогой мой, сказала Таня, у меня у самой грандиозные планы.
Ей хотелось построить небольшой амфитеатр под открытым небом – наподобие древнегреческих – для спектаклей и концертов. Первый концерт будет мой, заявила она, сверкнув глазами, сыграю вам на скрипке. Все поражены: никто и понятия не имел, что она играет на скрипке. А я и не играю, сказала она. Но что мне стоит купить скрипку и научиться играть? Всегда мечтала бродить по полям и играть на скрипке. Или на флейте; но на скрипке лучше. Мне твой амфитеатр тоже пригодится, сказала Бела, я поставлю в нем музыкальное ревю, вроде американских, и сама буду в нем петь и отбивать чечетку. Петь я и так умею, а чечетку отбивать научусь – ведь собирается же Таня научиться играть на скрипке!
Она принялась рассказывать о том, что за чудесная штука чечетка, как звонко стучат металлические подковки по деревянному или каменному полу. Сделать бы что-то в духе Фреда Астера, сказала она. И продолжала со вздохом: надоело быть стервой, надоело всех поливать. Не представляете, до чего я докатилась. Тут недавно на благотворительном чаепитии в школе возьми да и скажи директрисе, что она набивает брюхо, в то время как бедняки мрут с голоду. И вдобавок шварк об пол блюдечко с пирожными. Хорошо еще, что этого почти никто не видел, а то вышел бы крупный скандал.
Она вытерла глаза.
– Но кто я такая, в конце-то концов, люди, скажите, кто я? Фанатичка? Террористка? Пророк Иеремия в юбке? Троцкистка? Ну разве я такая? Нет, ребята. В глубине души я нормальный человек, хочу улыбаться, петь, радовать тех, кто вокруг меня. Хочу любить тебя, Жулиу!
Жулиу встал и обнял ее. Они долго целовались под наши аплодисменты. И вот уже Арманду взял слово, заговорил о выращивании цветов – больше всего ему нравились бегонии, – о разведении птиц – бельгийские канарейки моя слабость – и белых кроликов, – нет ничего прекраснее, друзья мои, чем белоснежный ангорский кролик. (Голос дрожит, глаза на мокром месте.) Но не думайте, что я намерен тратить время впустую, добавил он, я подумываю и о разведении рыб, а это хорошие деньги, можно будет покрыть расходы на кондоминиум. Остается только…
Он осекся и замолчал.
Воцарилось долгое тягостное молчание. Мы старались не смотреть в глаза друг другу. Наконец заговорил Жулиу. Это хороший бизнес, проговорил он чуть дрожащим голосом. Я этим занимаюсь много лет и знаю, что бизнес это хороший. Но мы должны организовать кондоминиум не ради бизнеса. А потому, что это настоящая жизнь, ребята. Жизнь, понимаете?
Он посмотрел на нас, сглотнул слюну. И продолжал: я знаю, вы считаете меня рвачом, думаете, что я живу только ради бизнеса. Но уверяю вас, это не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


А-П

П-Я