— В меня угодила пуля.Он ободряюще улыбнулся:— Я понимаю, Ник, но как все это происходило? За что ты получил Крест Виктории?— Вы хотите пересечь Скерриз? — Кивком я указал вперед, где на мелководье у Старт-Пойнта бурлили приливные волны.— Крест Виктории, Ник, — подсказывал мне Беннистер.— Вы хотите пройти по направлению к берегу Скерриз? — повторил я. — Там нам поможет приливное течение.Беннистер понял, что не сможет заставить меня говорить о медали, и улыбнулся.— А что ты чувствуешь, — спросил он вместо этого, — вновь попав на судно?Я заколебался, подбирая нужные слова. Я хотел сказать, что мог бы объяснить это, попав на настоящий корабль, а не на напичканную электроникой игрушку, но это было бы несправедливо, ведь я был счастлив, и мысль об этом заставила меня улыбнуться.— Стоп! — скомандовал Купер оператору.— Но я не ответил, — возразил я.— Ник, улыбка сказала все. — Мэттью взглянул на Анжелу, сидевшую в кормовом кубрике, и кивнул ей, как бы говоря: подопытная собачка сделала все как надо.Камеру убрали, и Беннистер присел, чтобы прикурить от позолоченной зажигалки.— Ник, тебе все равно не отвертеться от этих неприятных вопросов.— В самом деле? — Я дал возможность «Уайлдтреку» идти не по ветру, чтобы повернуть к востоку от неспокойного моря.— Ты не должен стесняться своей медали. Ведь мы потому и делаем фильм, что ты герой.— А мне казалось, что мы делаем фильм, потому что твой ублюдок развалил мою яхту.Он улыбнулся:— Туше. Но тебе все равно придется рассказывать. Может, не сегодня, но когда-нибудь — обязательно.Я пожал плечами. На сегодня съемки были закончены, и телевизионщики начали упаковывать свое оборудование, а Мульдер опять встал к штурвалу. Чтобы избежать его компании, я отправился осматривать «Уайлдтрек». Когда я поднимался на борт, меня беспокоило, как бы мои болячки не подвели меня в смысле сохранения равновесия, но обнаружил, что без труда передвигаюсь по палубе. Спина все еще побаливала, но регулярное плавание по утрам в бассейне чудесным образом укрепило мои мышцы и существенно уменьшило дискомфорт. Куда больше меня тревожила правая нога, которая все еще бесконтрольно дрожала, и я запросто мог завалиться как пьяный. Слабость значительно усиливалась, когда я уставал, и этот факт никак не вдохновлял на кругосветное путешествие в одиночку. Но все же уверенность, с которой я перемещался по палубе, вселяла в меня надежду. Я помогал себе, опираясь на поручни и ванты, но даже если бы я не был калекой, я делал бы то же самое.Я открыл люк, ожидая встретить немыслимую роскошь, но здесь ею пожертвовали в целях уменьшения веса, деньги в основном пошли на навигационное оборудование. Здесь были Лоран, Декка, Сатнав и даже Омега для приема очень низких частот, передаваемых по всему миру. Почему-то я не увидел секстанта.Каюта в кормовой части, куда вел узкий коридорчик позади центральной каюты, была обставлена богаче, и я понял, что это личные апартаменты Беннистера. Здесь был кондиционер, обогреватель и даже телевизор.Над двухэтажной койкой висел портрет Надежны, привинченный к переборке. На виньетке было что-то напечатано, и, встав коленями на койку, я прочитал: «Надежна Беннистер, 1956 — 1983, 49° 18' СШ и 41° 36' ВД».Я внимательно вгляделся в глаза погибшей девушки. Надежна была не такой истощенной блондинкой, как, скажем, Мелисса или Анжела, а смуглой, хорошо сложенной, крепкой в кости женщиной. Какая расточительность, подумал я, что такой скелет лежит в темноте на дне океана!Задняя стенка каюты поднялась, и вошел Беннистер. Он, казалось, был удивлен, найдя меня здесь, в его личной каюте, но не выразил неудовольствия. Кивком он указал на фотографию:— Моя жена.— Она была красавицей, — заметил я.Беннистер поднял задвижную дверь до упора и что-то вынул из рундучка. По-моему, это был пузырек с таблетками от морской болезни. Он повернулся и уставился на фотографию.— В ней текла греческая, арабская, французская, персидская и американская кровь. Удивительная смесь. Она наградила ее жутким характером. — Слово «характер» он произнес так, словно это была самая приятная характеристика его жены. — Она бывала очень решительной, — продолжал он, — особенно в том, что касалось яхты. Она вбила себе в голову, что выиграет гонки в Сен-Пьере. Вот почему она так гнала яхту.— Из-за этого она и погибла?— Мы точно не знаем. — Он выдержал совершенно театральную паузу, как будто этот разговор причинял ему сильнейшую боль. — Была жуткая ночь, — сказал он наконец, — дул попутный ветер, и «Уайлдтрек» черпанул кормой. Причина обычно в слишком высокой скорости, ведь так? И я думаю, Надежна отстегнула страховку на несколько секунд.Все, что он говорил, я уже прочел в судебном отчете.— Она была одна? — подсказал я ему.— Она была одна у кормового руля. — Он кивнул в сторону маленького кормового кубрика. — Вахтенный пошел вперед, чтобы закрепить эрнс-бакштаг. Остальные спали. Но она была удивительным моряком. Выросла в Массачусетсе, у самого моря. Когда другие еще учатся ездить на трехколесном велосипеде, она уже плавала в море. Я обычно пошучивал над ней, говоря, что в ней течет кровь финикийцев, а может, так оно и было.Я опять взглянул на фотографию.— Мы конечно же искали. Мы рыскали по морю почти весь день. — Голос Беннистера звучал монотонно, будто от частого повторения рассказа острота события слегка притупилась. — Но в таком море? Она, должно быть, умерла в считанные секунды. — Он схватился за леер, когда яхта пошла правым галсом. Мульдер прибавил скорость, и движение «Уайлдтрека» стало резким, неровным. Беннистер сорвал одеяло с койки. — Ты простишь меня? Анжела плохой моряк.Я последовал за ним в кормовой кубрик, где Анжела, одетая теперь в длинный объемный свитер поверх шорт и майки, лежала, вытянувшись, в совершенно жалком состоянии. Увидев меня, она состроила гримасу, затем приподнялась, повернулась и просунула голову между прутьями загородки. Я взглянул на ее длинное тело, на ее голые ноги и частично понял, почему Беннистер связался с этой колючей злючкой. Она была действительно прекрасна. Он перехватил мой взгляд и горделиво приосанился.Анжела вернулась в прежнее положение, свернувшись калачиком на руках у Беннистера. Он завернул ее в одеяло и дал ей две таблетки, которые, как я знал, сейчас уже бесполезны.— От морской болезни, — сказал я безжалостно, — существует только одно средство.— Какое? — спросил Беннистер.— Постоять под деревом.— Очень остроумно. — Он крепко обнял ее. — А что ты теперь думаешь о Фанни?— Что он африканский ублюдок.Беннистер ответил мне ободряющей улыбкой.— Я имею в виду, что ты думаешь о нем как о рулевом.— Он великолепен. — Я старался говорить добрее. В этот момент Мульдер как раз делал поворот через фордевинд, в этот момент яхта становится кормой к ветру, и грот может резко перебросить с борта на борт. Этот опасный маневр он выполнил так уверенно, что корпус даже не качнуло. А в это время его матросы перекладывали кливера. — Он очень хорош, — откровенно добавил я.— Его отыскала Надежна. Он работал по чартеру на Сейшелах. Она прозвала его Калибаном. Тебе не кажется, что это добрый знак?Калибан был чудовищем, сыном ведьмы.— Не кажется. — Я взглянул на Анжелу, пребывающую в полной прострации. — А она — твоя Ариэль?Беннистер не желал развивать эту тему.— Фанни хорош, — задумчиво проговорил он, — но только немногие знают насколько. Он будет моим секретным оружием в Сен-Пьере. Вот почему он нужен мне, Ник.Я пробормотал что-то невнятное. Полутора часов, проведенных мной на «Уайлдтреке», было недостаточно, чтобы строить догадки, может ли эта яхта и ее команда отнять приз у французов, но я допускал, что это возможно. Яхта быстроходна, Фанни — великолепный рулевой, это ясно, а Беннистер очень хочет победить.Он был готов на все, потому что приз Сен-Пьера — одна из самых престижнейших наград.Организаторами гонок были французы. Выигрыш не сулил больших денег, да и гонками эти состязания можно было назвать лишь с большой натяжкой, так как участники сами выбирали время старта. Единственное условие — чтобы яхта была серийной, однокорпусной, а не специально построенной для данных соревнований. Стартовали из Шербура, далее маршрут пролегал вокруг островов Сен-Пьер и Микелон, вдоль побережья Ньюфаундленд, и затем, без захода в порт, возврат в Шербур. Протяженность трассы составляла около четырехсот морских миль, причем приходилось все время идти против ветра, течений и сильных штормов. Не исключалась встреча с туманами и льдами, а обратный путь пролегал через штормовые моря. В конце сезона приз получал тот, кто быстрее всех прошел этот маршрут.Дикие правила, но интерес к этому галльскому сумасшествию подогревался коварными методами. Прежде всего, тут была замешана политика. Время европейцев в Северной Америке закончилось повсюду, кроме двух небольших островков — Сен-Пьер и Микелон. Они находятся под эгидой Франции и управляются из Парижа. Забытые островки, мимо которых проскочили и британцы и канадцы. А гонки — это постоянное напоминание французам, что их трехцветный флаг по-прежнему развевается над частичкой североамериканской земли.Но есть и еще одна причина. Французские яхты славятся добротностью. Фаворитами в Сен-Пьере были яхты класса «Центурион» и «Бенето», и каждая очередная победа служила им прекрасной рекламой. Чтобы выиграть в Сен-Пьере, яхта должна быть качественной, выносливой и быстроходной. Каждый год два десятка серийных судов, выпущенных в Америке, Британии, Голландии, Германии и Финляндии, пытаются взять приз, и каждую осень, когда с приходом туманов и ледяных полей закрывается навигация в Сен-Пьере, французы остаются лидерами и их судоверфи получают тысячи новых заказов. Гонки в Сен-Пьере были непревзойденным средством маркетинга, и если какому-нибудь иностранцу чудом удавалось взять приз, то в течение всего года Франция ходила в трауре.— Я планирую принять участие в позднем старте, — говорил Беннистер, — и хочу выбрать дальний северный маршрут. Если мне повезет, я вернусь домой как раз к началу осенней программы, и тогда начало очередной серии передач будет ознаменовано триумфом.— Так вот почему ты так к этому стремишься?!— Я хочу доказать, что и британская яхта может победить. И еще в память о Надежне. А еще потому, что телевизионная компания является спонсором и мои зрители надеются на меня. — Он выпалил все эти причины так, словно зазубрил их наизусть, затем перевел дыхание и назвал последний довод: — И еще я хочу доказать, что телезвезда — не только напудренное существо в залитой светом студии.Эти слова он произнес с оттенком безразличия, но я подозреваю, они-то и были для него главным стимулом.— А люди так думают?— А ты, например? — спросил он с вызовом.— Я бы себе такую жизнь не выбрал, — ответил я, — но кто-то же должен этим заниматься.Он улыбнулся.— По правде говоря, Ник, большинство из нас действительно только напудренные существа в залитых светом студиях. Многие считают себя очень умными только потому, что появляются на экране этого идиотского ящика. А истина заключается в том, что наша работа требует гораздо меньше ума и таланта, чем думают люди. Все мы — бабочки-однодневки, Ник, а я хочу достичь чего-то настоящего. Но в таком случае я должен и сделать что-нибудь настоящее, так ведь? Например, выиграть в Сен-Пьере. Может, это и не сравнишь с Крестом Виктории, но все же кое-что.Любопытное признание, и весьма привлекательное, потому что искреннее. Теперь понятно, почему Беннистер окружил себя всякими крепкими мужиками вроде Мульдера и его банды. Уважение этих тварей поднимало его в собственных глазах. Беннистер вдруг засмеялся, словно застеснявшись того, что поведал мне о чем-то очень личном.Несчастные глаза Анжелы наблюдали за мной поверх одеяла. Я положил руку на малый штурвал, который был связан с большим, в центральном кубрике, и почувствовал дрожание руля, передающееся на ручку из нержавеющий стали. Я подумал о той ночи, когда погибла Надежна. Если «Уайлдтрек» уходил от волны, непонятно, почему такой опытный моряк управлял судном из кормового кокпита? Центральная рубка куда удобнее, но, возможно, отсюда было легче следить за огромными волнами, вырастающими в темноте за кормой? Я поежился, представив себе, как тонны ледяной воды обрушиваются на яхту. Их удар был сопоставим с ударом грузовика, груженного цементом, упавшего с высоты двухэтажного дома.Анжела, несмотря на две принятые таблетки, опять повисла за бортом, и я из деликатности отвернулся. Глядя поверх плавучих буйков, я следил, как кипела и закручивалась вода в кильватере «Уайлдтрека». Над кормой низко и быстро пролетел корморант.— Как ты думаешь, «Уайлдтрек» сможет победить? — неожиданно спросил Беннистер.— При определенном везении — да.— Не хотел бы ты, Ник, войти в команду? Штурманом?— Я? — Предложение застало меня врасплох. — Беннистер, зачем тебе штурман, если твоя яхта сплошь набита электроникой? Да ее здесь больше, чем на «Аполлоне»!— По правилам у нас должен быть штурман-профессионал.— А Фанни на что?— В этом году он займет место Надежны — капитана-наблюдателя. — Беннистер отвлекся, потому что его команда принялась расчехлять спинакер. Когда он опять взглянул на меня, на мачтах уже красовались ярко расцвеченные паруса. — Вообще-то это идея Анжелы, но мне она нравится. Почему бы нам не сделать такой финал: ты покидаешь Шербур на «Уайлдтреке»? Фильм крутили бы, пока мы в море. Это повысило бы интерес к нему и к самим гонкам.Я и не рассчитывал, что Беннистер делал свое предложение исходя из личного ко мне расположения, но было крайне унизительно сознавать себя пешкой в его игре за удовлетворение своих нелепых амбиций.— Мне казалось, в финале я поплыву на «Сикоракс» навстречу рассвету.— Может, мы используем это как фон для начальных титров. Но все же подумай над моим предложением. Выиграть гонки в Сен-Пьере! — В голосе Беннистера послышался небывалый энтузиазм. — Вздуть лягушатников на их собственном поле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45