Тутмос не заметил его прихода. Голос старика вырывает юношу из забытья.
– Я слышал, – говорит Неджем, – ты был подмастерьем у старого, хромого Иути! Это правда?
Тутмос смотрит на Неджема, не будучи в состоянии понять, что тот, собственно, от него хочет. В конце концов слова старика дошли до его сознания, и Тутмос сделал утвердительный жест.
– А ты знаешь, – продолжал Неджем, – что Иути умер вчера вечером?
Хмель мгновенно вылетел из головы юноши. Тутмос так быстро вскочил на ноги, что перепуганная девушка с визгом спрыгнула с его колен. Он встал против Неджема и хриплым голосом произнес:
– Это правда? Кто это тебе сказал?
– Когда я был молод, – серьезно ответил старик, – я работал в мастерских отца Иути. С тех пор прошло очень много времени. Но я до сих пор знаю некоторых людей с той стороны реки, из города мертвых. Сегодня утром по пути на рынок я встретил одного из них. Он рассказал, что старого Иути нашли мертвым сегодня утром в его доме и что единственный подмастерье старика, который в течение нескольких лет с ним работал, исчез.
Тутмос отводит глаза от Неджема. Почему старик смотрит на него таким пронизывающим взглядом? Может быть, думает, что он, Тутмос, мог своего старого мастера…
– Нет! – кричит Тутмос. – Я не убивал его! Он набросился на меня, но я увернулся! Я его даже пальцем не тронул!
Старый Неджем хотел еще что-то сказать, но тут его позвали. Он лишь пожал плечами и ушел. Тутмос стоял как вкопанный. «И все-таки ты довел его до могилы», – шепнул ему внутренний голос. Может быть, это было сказано на самом деле? Вдруг кто-нибудь подслушал его разговор с Неджемом!
Тутмос испуганно озирается. Нет! Девушка, сидевшая у него на коленях, давно уже убежала. А что касается его товарищей, то они были настолько пьяны, что никто не обращал на него никакого внимания. Это его сердце! Его собственное сердце сказало эти слова.
Ипу, в каморку которого вошел Тутмос, уже улегся. Он не был большим любителем пива. По его дыханию Тутмос понял, что Ипу крепко спит. Тихо берет он одеяло и ложится. Но сон опять не идет к нему. Тутмос ворочается с боку на бок.
Забудь все плохое и злое, Что было с тобою!
По душе пришлись ему эти слова! Но разве это возможно? Разве можно в одно прекрасное утро сказать себе: «Сегодня я забыл все, что было до этого дня. Я начинаю новую жизнь!»? Разве твое прошлое не подстерегает тебя за каждым деревом, за каждой дверью? Оно набрасывается на тебя из-за угла, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
Тяжелый стон вырвался из груди Тутмоса, и Ипу проснулся.
– Нехорошо, – сказал он, – пить столько пива, напиваться до бесчувствия и превращаться в младенца! И женщин ты должен остерегаться. Они как глубокая река с неизведанными водоворотами. Многих уже ввергли они в несчастье.
– Если бы только в этом было дело! – вырвалось у Тутмоса. С большим трудом удалось Ипу узнать у него, какая печаль лежит на сердце юноши.
– Так вот ты где, Небамун! – сказал Интеф, второй пророк Амона.
Он только что вошел в хижину старого Иути в сопровождении своего ближайшего помощника Джхути.
Эта встреча была так неожиданна, и Небамун так испугался, что в первую минуту не нашел даже слов, чтобы ответить Интефу. Второй пророк Амона тем временем продолжал:
– Целыми днями тебя нигде нельзя найти! Ты не бываешь даже в храме, и мне приходится служить одному! Ты живешь беззаботно и задаешь пиры, в то время как Рамосе угоняет у нас одно стадо скота за другим!
– У меня родился сын, Интеф! Первый сын! Разве я не должен был это отпраздновать?
– Так, значит, тебе неизвестно, что Рамосе передал все доходы от наших земель Коптосе жрецам Атона? И так как Небамун молчал, Интеф продолжал:
– Разве ты не говорил, что Атон только гость нашего бога, а Амон настолько могуществен, что может терпеть и Атона? Хорош гость, который так беззастенчиво расположился в доме хозяина! Вот и сказалось теперь то, что твой отец уступил принадлежавшее ему место Рамосе и не стал перечить царю Небмаатра, как я советовал! Слыхано ли, чтобы верховный жрец Амона уступил кому-нибудь должность верховного сановника – самую высшую должность в государстве? Как мог он это сделать?
– Мой отец подчинялся только требованию царя. По-твоему, было бы лучше, если бы он посеял в стране раздоры? Разве ему не удалось добиться благосклонности царицы? Она была достаточно умна, чтобы предостеречь своего супруга от дальнейших реформ, приносящих нам сплошные убытки! Из года в год падали доходы нашего храма. Из года в год царь уменьшал нашу часть дани с чужих стран.
– Да! Тэйе умна! – соглашается Интеф. – Все это она делала, чтобы затуманить глаза верховным жрецам Амона. Это она подговорила своего супруга вырвать из наших рук наследника престола! Разве тебе неизвестно, что за ее спиной стояли жрецы бога Ра? Что по ее повелению воспитателем царевича стал Эйе? Но вы оба, твой отец и ты, вы слепы!
– Не оговаривай моего отца, Интеф! Ты не знаешь, как скоро уже его Ка предстанет перед Осирисом!
Второй пророк невольно сделал шаг назад и сочувственным тоном спросил:
– Что, разве его дела так плохи?
– Да, он уже в течение двух дней не встает с постели, а со вчерашнего дня не ест и не пьет!
– Так почему же ты не возле него?
– Я оставил его на попечение врача и пришел сюда. Мне сказали, что мой скульптор лежит мертвым в своем жилище. И нет здесь никого, кто бы предал земле его тело! Что скажут о жреце Мона, если он не позаботился о вечном спасении того, кто при жизни сохранил его имя и создал место обитания его Ка?
До этого момента Джхути молчал. Но теперь он вмешался в разговор:
– Оставь его в покое, Интеф! Разве ты не видишь, как опечалено его сердце? Он обращает внимание лишь на мелочи, на то, что происходит вокруг него! Остального же, что стоит за этими мелочами, он не видит!
– Это я-то не вижу основного?! – взревел Небамун. – Как ты смеешь говорить мне такое, Джхути? Мои глаза уже давно видят все! Я уже давно понял, что задумал наш царь! Но как можем мы что-нибудь изменить? Разве что… случится чудо!
– А почему бы и не случиться этому чуду? Может быть, Амон во время своего прекрасного праздника и сотворит чудо! Не в первый раз сорвет он венец с головы царя и наденет его на более достойного!
– Так вы, оказывается, еще не все знаете, умники! – закричал Небамун. – Вы не знаете, что царь отказался занять свое место за Амоном в праздничном шествии! Он отказался от пожертвований в честь праздника!
– Нам известно все, сказанное тобой! Однако мы знаем, что Амон на своем пути вверх по течению реки может пристать не к восточному берегу, к храму своей супруги, а к западному. Он может причалить к западному берегу реки и… посетить царя в его дворце!
Небамун подскочил к Интефу и, схватив его за плечи, прошептал:
– Ты что, с ума сошел? Дворец прекрасно охраняется!
– Да, согласен. Но он охраняется людьми! Они родились в городе Амона и не посмеют поднять руку на бога-покровитсля их города, царя всех богов, почитаемых в Обеих Землях.
– Ну, а как же быть с колесничими царя? Они телохранители фараона и к тому же ввыходцы из других стран!
– Да, это так! Нo их начальник – наш человек!
Его зовут Рата! Он племянник Нефрет, жены Кенамуна, начальника над пастухами наших стад! Небамун медленно опустился на скамейку.
– Нет! – глухо сказал он. – Никогда не разрешит верховный жрец… Никогда мой отец не даст своего согласия…
– Ты забываешь, – резко перебил его Интеф, – что руку судьбы направляет не жрец, а сам бог!
– Это же чудо, Интеф, что Амон ниспослал болезнь на верховного жреца как раз накануне праздника. Теперь праздничное шествие будешь возглавлять ты, Интеф, и тебе, второму пророку, будет доверена священная статуя бога Амона!
– Свершится и второе большое чудо, Джхути! Ты можешь не сомневаться!
Жрецы, поглощенные важным разговором, не обратили внимания на Тутмоса, проскользнувшего мимо них в хижину своего старого мастера. Последние слова их беседы Тутмос расслышал хорошо, но, конечно, не понял их смысла. Да он и не задумывался над ними. Голова его была занята мыслями о смерти старого мастера.
Через незапертую дверь Тутмос прошел в полутемное помещение и оказался перед Небамуном. Жрец вздрогнул от неожиданности и уставился на юношу таким взглядом, будто перед ним появился призрак. Понадобилось некоторое время, прежде чем он пришел в себя.
– Ты встретил Интефа и Джхути? – спросил Небамун, пытаясь придать своему голосу беспечный тон, что, однако, ему плохо удавалось.
– Да, у калитки, – ответил Тутмос.
Жрец облегченно вздохнул. «Значит, он не слышал нашего разговора», подумал Небамун, и камень упал с его сердца.
– Твой мастер умер, Тутмос! – сказал Небамун после недолгой паузы. Меня удивляет, что не ты первый принес мне эту весть. Мне сказали, что тебя не было возле старика, когда его настигла судьба.
Тутмос ничего не смог ответить Небамуну и промолчал.
– Теперь работа над моей гробницей остановится, – продолжал Небамун. Конечно, мне будет нетрудно найти кого-нибудь, кто продолжил бы ее. Но старый Иути очень хорошо отзывался о тебе, и мне было бы приятно, если бы ты взялся за это дело. В этом доме ты можешь устроить себе мастерскую. Я достаточно могуществен и сумею добиться передачи дома тебе. Ведь у старого Иути нет наследников. Если ты уплатишь налог, я сумею уладить это дело. Если же тебя не захотят принять в гильдию мастеров из-за твоего рабского положения…
– О господин, а я и не хочу вступать в гильдию мастеров! Не потому, что я раб! Просто я еще не умею делать всего того, что должен уметь делать мастер. Потому я не могу продолжить работу и над твоей гробницей. У меня к тебе лишь одна просьба: прикажи доставить мне сухое бревно смоковницы достаточных размеров, чтобы можно было сделать гроб для Иути. Он относился ко мне, как к сыну, и я хочу отблагодарить его, как сын.
С чувством облегчения вернулся Тутмос обратно к реке. Хорошо, что Небамун не стал допытываться, где Тутмос был в момент смерти старого мастера и где он будет жить дальше. Вообще жрец вел себя как-то странно, был рассеян… Они обговорили лишь самое необходимое, касающееся похорон старого Иути. Тутмосу пришлось обратиться к соседям, чтобы ему помогли отнести труп старика к бальзамировщику. К счастью, идти было недалеко. Что касается бревна смоковницы, то Небамун сказал, что к вечеру его подвезут к хижине. Ему, Тутмосу, придется попросить главного скульптора отпустить его, пока он не сделает гроб.
Как хорошо, что Небамун сразу же ушел. Теперь Тутмос мог поговорить со своим мертвым мастером. Несмотря на страх, он откинул конец покрывала, прикрывавшего лицо покойника. Неведомая сила заставила его это сделать. Спокойствие, которым были преисполнены черты усопшего, передалось Тутмосу и заглушило боль в его сердце. Старый мастер не будет больше на него сердиться! Конечно же, это невозможно! Теперь Иути находится в стране вечности и у него достаточно времени, чтобы понять, где ложь, а где правда. Теперь старик увидит, что человек, поклоняющийся правде и стремящийся создать эту правду, вовсе не разрушает столбов, поддерживающих небо. Тутмос задумался над тем, каким он сделает гроб для старика и как его украсит. Он не станет изображать богиню Исиду, укрывающую усопшего своими крыльями и защищающую его. На крышке гроба он изобразит лицо покойного, чьи знакомые черты так глубоко запечатлелись в его сердце. А в изножье гроба он крупно напишет имя Иути, с тем, чтобы Ка старика легче было его найти!
Тутмос выходит на берег. В торжественном молчании отражаются в воде величественные храмы, стоящие на той стороне реки. Здесь же, в западной части города, кипит жизнь. Прямо на берегу торговцы разложили свои товары. С востока и запада, юга и севера приезжают они в столицу Египта. Кушиты предлагают слоновую кость. Люди из Пунта привозят благовония. Мужчины из племени мешвеш продают бычье сало в больших каменных кружках. Они же предлагают различные красивые безделушки, сделанные из бычьих рогов. Даже жалкие кочевники из восточной и западной пустынь привезли свои сокровища: натрий для бальзамирования трупов, соль. Они же продают отличное высушенное мясо диких птиц, ковры и пестрые шерстяные ткани, которые ткут их женщины.
Тутмос привык уже к этому зрелищу, но и ему кажется, что сегодня здесь более оживленно, чем всегда. В шуме чужой, резкой и непонятной речи, звенящей в ушах, Тутмос едва улавливает звучание родного языка. Ему с трудом удается протиснуться сквозь толпу. Люди толпятся не только вокруг торговцев, но и вокруг фокусников. Тут и заклинатели змей, заставляющие их плавно свиваться в кольца под однообразные звуки флейты. Сказители тоже собирают вокруг себя слушателей. Поют и играют музыканты, танцуют девушки-сириянки. Один юноша-кушит ходит по канату, натянутому между двумя пальмами, и люди восхищаются его искусством.
«Ах да! Через три дня прекрасный праздник Опет! – вспомнил внезапно Тутмос. – Как же я не подумал об этом? Вот почему здесь собрались люди из близких и дальних мест! Ведь где же еще на земле можно посмотреть такие представления, увидеть такую роскошь?
Вновь медленно понесут жрецы в праздничной процессии изваяние своего бога. Они спустятся вниз к реке по дороге, обрамленной сфинксами. А люди на обоих берегах реки вновь будут кричать и махать руками, провожая золотую ладью Амона, медленно буксируемую вверх по течению реки царской ладьей!
Царская ладья! Неужели и на этот раз все будет происходить как обычно? Согласится ли царь принести жертвоприношения Амону, а не богу, которому он поклоняется?»
Тутмос так внезапно остановился среди большой толпы, что человек, идущий сзади, налетел на него и разразился громкой бранью. Тутмос даже не обратил на него внимания. Слишком глубоко проникал в его сердце страх от мыслей, приходящих в голову.
Что же говорил Интефу Джхути, когда он встретил их утром у хижины старого Иути? В памяти юноши всплыли слова, которым он утром не придал никакого значения: «Это же чудо, что Амон ниспослал болезнь на верховного жреца именно сейчас, за три дня до прекрасного праздника!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31