Отлично - сайт Водолей
Однако такой взгляд
опровергается, собственно говоря, уже тем, что определения, из которых,
согласно этой дефиниции, возникают линии и т. д., суть их элементы и
принципы, а последние в то же время суть не что иное, как и их границы;
возникновение, таким образом, рассматривается не как случайное или лишь
представляемое. Что точка, линия, поверхность сами по себе, противореча
себе, суть начала, которые сами отталкиваются от себя, и что точка,
следовательно, из себя самой, через свое понятие, переходит в линию,
движется в себе и заставляет возникнуть линию и т. д., - это заключено в
понятии границы, имманентной [данному ] нечто. Однако само применение
следует рассматривать там, где будем трактовать о пространстве; чтобы здесь
бегло указать на это применение, скажем, что точка есть совершенно
абстрактная граница, но в некотором наличном бытии; последнее берется здесь
еще совершенно неопределенно; оно есть так называемое абсолютное, т. е.
абстрактное пространство, совершенно непрерывное вне-друг-друга-бытие
(AuBereinandersein). Тем, что граница не абстрактное отрицание, а отрицание
в этом наличном бытии, тем, что она пространственная определенность, - точка
пространственна, представляет собой противоречие между абстрактным
отрицанием и непрерывностью и, стало быть, совершающийся и совершившийся
переход в линию и т. д., ибо на самом деле нет ни точки, ни линии, ни
поверхности.
Нечто вместе со своей имманентной границей, полагаемое как противоречие
самому себе, в силу которого оно выводится и гонится дальше себя, есть
конечное.
с) Конечность (Endlichkeit)
Наличное бытие определенно; нечто имеет некоторое качество, и в нем оно
не только определенно, но и ограниченно; его качество есть его граница;
обремененное границей, нечто сначала остается аффирмативным спокойным
наличным бытием. Но это отрицание, когда оно развито так,что
противоположность между наличным бытием данного нечто и отрицанием как
имманентной ему границей сама есть его внутри-себя-бытие и данное нечто,
таким образом, есть лишь становление в самом себе, - это отрицание
составляет в таком случае его конечность.
Когда мы говорим о вещах, что они конечны, то разумеем под этим, что они
не только имеют некоторую определенность, что качество дано не только как
реальность и в-себе-сущее определение, что они не только ограничены, - в
этом случае они еще обладают наличным бытием вне своей границы, - но что
скорее небытие составляет их природу, их бытие. Конечные вещи суть, но их
соотношение с самими собой состоит в том, что они соотносятся с самими собой
как отрицательные, что они именно в этом соотношении с самими собой гонят
себя дальше себя, дальше своего бытия. Они суть, но истиной этого бытия
служит их конец. Конечное не только изменяется, как нечто вообще, а
преходит; и не только возможно, что оно преходит, так что оно могло бы быть,
не преходя, но бытие конечных вещей, как таковое, состоит в том, что они
содержат зародыш прохождения как свое внутри-себя-бытие, что час их рождения
есть час их смерти.
а) Непосредственность конечности (Die Unmittelbarkeit der Endlichkeit)
Мысль о конечности вещей влечет за собой эту скорбь по той причине, что
конечность эта есть доведенное до крайности качественное отрицание и что в
простоте такого определения им уже не оставлено никакого утвердительного
бытия, отличного от их определения к гибели. Ввиду этой качественной
простоты отрицания, возвратившегося к абстрактной противоположности между
ничто и прохождением, с одной стороны, и бытием - с другой, конечность есть
наиболее упрямая категория рассудка; отрицание вообще, свойство, граница
уживаются со своим иным - с наличным бытием; даже от абстрактного ничто
самого по себе как от абстракции отказываются; но конечность есть
фиксированное в себе отрицание и поэтому резко противостоит своему
утвердительному. Конечное, правда, позволяет привести себя в движение, оно
само и состоит в том, что оно определено к своему концу, но только к своему
концу; оно скорее есть отказ от того, чтобы его утвердительно приводили к
его утвердительному, к бесконечному, чтобы его приводили в связь с
последним. Оно, стало быть, положено нераздельным со своим ничто, и этим
отрезан путь к какому бы то ни было его примирению со своим иным, с
утвердительным. Определение конечных вещей не простирается далее их конца.
Рассудок никак не хочет отказаться от этой скорби о конечности, делая
небытие определением вещей и вместе с тем непреходящим и абсолютным. Их
преходящность (Verganglichkeit) могла бы прейти лишь в ином, в
утвердительном; тогда их конечность отделилась бы от них; но она есть их
неизменное качество, т. е. не переходящее в свое иное, т. е. в свое
утвердительное; таким образом она вечна.
Это весьма важное наблюдение; но что конечное абсолютно - это такая точка
зрения, которую, разумеется, вряд ли какое-либо философское учение или
какое-либо воззрение или рассудок позволяет навязать себе; скорее в
утверждении о конечном определенно содержится противоположный взгляд:
конечное есть ограниченное, преходящее; конечное есть только конечное, а не
непреходящее; это заключается непосредственно в его определении и выражении.
Но важно знать, настаивает ли это воззрение на том, чтобы мы не шли дальше
бытия конечности и рассматривали преходящность как сохраняющуюся, или же [на
том, что] преходящность и прохождение преходят. Что это не имеет места,
фактически утверждается как раз тем воззрением на конечное, которое делает
прохождение последним [моментом ] в конечном. Оно определенно утверждает,
что конечное не уживается и не соединимо с бесконечным, что конечное
полностью противоположно бесконечному. Бесконечному приписывается бытие,
абсолютное бытие; конечное, таким образом, остается по отношению к нему
фиксированным как его отрицательное; несоединимое с бесконечным, оно
остается абсолютно у себя; оно могло бы получить утвердительность от
утвердительного, от бесконечного и таким образом оно пришло бы; но как раз
соединение с последним объявляется невозможным. Если верно, что оно по
отношению к бесконечному не остается неизменным, а приходит, то, как мы
сказали раньше, последний [момент] в нем есть именно его прохождение, а не
утвердительное, которым могло бы быть лишь прохождение прохождения. Если же
конечное приходит не в утвердительном, а его конец понимается как ничто, то
мы снова оказались бы у того первого, абстрактного ничто, которое само давно
пришло.
Однако у этого ничто, которое должно быть только ничто и которому в то же
время приписывают некоторое существование, а именно существование в
мышлении, представлении или речи, мы встречаем то же самое противоречие,
которое только что было указано у конечного, с той лишь разницей, что в
абстрактном ничто это противоречие только встречается, а в конечности оно
решительно выражено. Там оно представляется субъективным, здесь же
утверждают, что конечное противостоит бесконечному вечно, есть в себе
ничтожное и дано как в себе ничтожное. Это нужно осознать; и развертывание
конечного показывает, что оно в самом себе как это противоречие рушится
внутри себя, но при этом действительно разрешает указанное противоречие,
[обнаруживая], то оно не только преходяще и приходит, но что прохождение,
ничто не есть последний момент, а само приходит.
b) Предел и долженствование (Die Schranke und das Sollen)
Хотя абстрактно это противоречие сразу же содержится в том, что нечто
конечно, или, иначе говоря, что конечное есть, однако нечто или бытие уже не
положено абстрактно, а рефлектировано в себя и развито как
внутри-себя-бытие, имеющее в себе некоторое определение и свойство и, еще
определеннее, границу в самом себе, которая, будучи имманентно этому нечто и
составляя качество его внутри-себя-бытия, есть конечность. Мы должны
посмотреть, какие моменты содержатся в этом понятии конечного нечто.
Определение и свойство оказались сторонами для внешней рефлексии. Но
первое уже содержало инобытие как принадлежащее к "в себе" [данного ] нечто.
Внешность инобытия находится, с одной стороны, в собственном внутреннем
[данного] нечто, а, с другой, она как внешность остается отличной от этого
внутреннего, она еще внешность, как таковая, но в (an), нечто. Но так как,
далее, инобытие как граница само определено как отрицание отрицания, то
имманентное [данному ] нечто инобытие положено как соотношение обеих сторон,
и единство [этого ] нечто с собой - последнему принадлежит и определение, и
свойство - есть его обращенное против самого себя соотношение, отрицающее в
нем его имманентную границу соотнесением его в-себе-сущего определения с
этой границей. Тождественное себе внутри-себя-бытие соотносится, таким
образом, с самим собой как со своим собственным небытием, однако как
отрицание отрицания, как отрицающее это свое небытие, которое в то же время
сохраняет в нем наличное бытие, ибо оно качество его внутри-себя-бытия.
Собственная граница [данного ] нечто, положенная им, таким образом, как
такое сущностное в то же время отрицательное, есть не только граница, как
таковая, а предел. Но предел есть не только положенное как подвергнутое
отрицанию; отрицание обоюдоостро, поскольку положенное им как подвергнутое
отрицанию есть граница. А именно граница есть вообще то, что обще для нечто
и иного; она есть также определенность в-себе-бытия определения, как
такового. Следовательно, это в-себе-бытие как отрицательное соотношение со
своей границей, также отличной от него, с собой как пределом, есть
долженствование.
Для того чтобы граница, которая вообще есть во [всяком] нечто, была
пределом, нечто должно в то же время внутри самого себя переступать ее, в
самом себе соотноситься с ней как с некоторым не-сущим (Nichtseiendes).
Наличное бытие [данного] нечто находится в состоянии спокойствия и
равнодушия, как бы рядом со своей границей. Но нечто переступает свою
границу лишь постольку, поскольку оно есть ее снятость, отрицательное по
отношению к ней в-себе-бытие. А так как граница в самом определении
существует как предел, то нечто тем самым переступает через само себя.
Долженствование содержит, следовательно, двоякое определение: во-первых,
как в-себе-сущее определение, противостоящее отрицанию, а во-вторых, как
некое небытие, которое как предел отлично от него, но в то же время само
есть в-себе-сущее определение.
Итак, конечное определилось как соотношение его определения с границей;
определение есть в этом соотношении долженствование, а граница - предел. Оба
суть, таким образом, моменты конечного; стало быть, оба, и долженствование,
и предел, сами конечны. Но лишь предел положен как конечное; долженствование
ограничено лишь в себе, стало быть, для нас. Через свое соотношение с
границей, ему самому уже имманентной, оно ограничено, но эта его
ограниченность скрыта во в-себе-бытии, ибо по своему наличному бытию, т. е.
по своей определенности, противостоящей пределу, долженствование положено
как в-себе-бытие.
То, что должно быть, есть и вместе с тем не есть. Если бы оно было, оно
тогда не только должно было бы быть. Следовательно, долженствование имеет по
существу своему некоторый предел. Этот предел не есть нечто чуждое; то, что
лишь должно быть, есть определение, которое теперь положено так, как оно
есть в самом деле, а именно как то, что есть вместе с тем лишь некоторая
определенность.
В-себе-бытие, присущее [данному] нечто в его определении, низводит себя,
следовательно, до долженствования тем, что то, что составляет его
в-себе-бытие, дано в одном и том же отношении как небытие; и притом так, что
во внутри-себя-бытии, в отрицании отрицания, указанное выше в-себе-бытие как
одно отрицание (то, что отрицает) есть единство с другим отрицанием, которое
как качественно другое есть в то же время граница, благодаря чему указанное
единство дано как соотношение с ней. Предел конечного не есть нечто внешнее;
его собственное определение есть также его предел; и предел есть и он сам, и
долженствование; он есть то, что обще обоим, или, вернее, то, в чем оба
тождественны.
Но, далее, как долженствование конечное выходит за свой предел; та же
самая определенность, которая есть его отрицание, также снята и, таким
образом, есть его в-себе-бытие; его граница также не есть его граница.
Следовательно, как долженствование нечто выше своего предела, но и
наоборот, лишь как долженствование оно имеет свои предел; и то и другое
нераздельны. Нечто имеет предел постольку, поскольку оно в своем определении
имеет отрицание, а определение есть также и снятость предела.
Примечание
[ Долженствование]
Долженствование играло последнее время большую роль в философии, особенно
в том, что касается морали, и в метафизике вообще как последнее и абсолютное
понятие о тождестве в-себе-бытия, или соотношения с самим собой, и
определенности, или границы.
Ты можешь, потому что ты должен 51 - это выражение, которое должно было
много значить, содержится в понятии долженствования. Ибо долженствование
есть выход за предел; граница в нем снята, в-себе-бытие долженствования
есть, таким образом, тождественное соотношение с собой, стало быть, есть
абстракция возможности (des Konnens). - Но столь же правильно и обратное: ты
не можешь именно потому, что ты должен. Ибо в долженствовании содержится
также и предел как предел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
опровергается, собственно говоря, уже тем, что определения, из которых,
согласно этой дефиниции, возникают линии и т. д., суть их элементы и
принципы, а последние в то же время суть не что иное, как и их границы;
возникновение, таким образом, рассматривается не как случайное или лишь
представляемое. Что точка, линия, поверхность сами по себе, противореча
себе, суть начала, которые сами отталкиваются от себя, и что точка,
следовательно, из себя самой, через свое понятие, переходит в линию,
движется в себе и заставляет возникнуть линию и т. д., - это заключено в
понятии границы, имманентной [данному ] нечто. Однако само применение
следует рассматривать там, где будем трактовать о пространстве; чтобы здесь
бегло указать на это применение, скажем, что точка есть совершенно
абстрактная граница, но в некотором наличном бытии; последнее берется здесь
еще совершенно неопределенно; оно есть так называемое абсолютное, т. е.
абстрактное пространство, совершенно непрерывное вне-друг-друга-бытие
(AuBereinandersein). Тем, что граница не абстрактное отрицание, а отрицание
в этом наличном бытии, тем, что она пространственная определенность, - точка
пространственна, представляет собой противоречие между абстрактным
отрицанием и непрерывностью и, стало быть, совершающийся и совершившийся
переход в линию и т. д., ибо на самом деле нет ни точки, ни линии, ни
поверхности.
Нечто вместе со своей имманентной границей, полагаемое как противоречие
самому себе, в силу которого оно выводится и гонится дальше себя, есть
конечное.
с) Конечность (Endlichkeit)
Наличное бытие определенно; нечто имеет некоторое качество, и в нем оно
не только определенно, но и ограниченно; его качество есть его граница;
обремененное границей, нечто сначала остается аффирмативным спокойным
наличным бытием. Но это отрицание, когда оно развито так,что
противоположность между наличным бытием данного нечто и отрицанием как
имманентной ему границей сама есть его внутри-себя-бытие и данное нечто,
таким образом, есть лишь становление в самом себе, - это отрицание
составляет в таком случае его конечность.
Когда мы говорим о вещах, что они конечны, то разумеем под этим, что они
не только имеют некоторую определенность, что качество дано не только как
реальность и в-себе-сущее определение, что они не только ограничены, - в
этом случае они еще обладают наличным бытием вне своей границы, - но что
скорее небытие составляет их природу, их бытие. Конечные вещи суть, но их
соотношение с самими собой состоит в том, что они соотносятся с самими собой
как отрицательные, что они именно в этом соотношении с самими собой гонят
себя дальше себя, дальше своего бытия. Они суть, но истиной этого бытия
служит их конец. Конечное не только изменяется, как нечто вообще, а
преходит; и не только возможно, что оно преходит, так что оно могло бы быть,
не преходя, но бытие конечных вещей, как таковое, состоит в том, что они
содержат зародыш прохождения как свое внутри-себя-бытие, что час их рождения
есть час их смерти.
а) Непосредственность конечности (Die Unmittelbarkeit der Endlichkeit)
Мысль о конечности вещей влечет за собой эту скорбь по той причине, что
конечность эта есть доведенное до крайности качественное отрицание и что в
простоте такого определения им уже не оставлено никакого утвердительного
бытия, отличного от их определения к гибели. Ввиду этой качественной
простоты отрицания, возвратившегося к абстрактной противоположности между
ничто и прохождением, с одной стороны, и бытием - с другой, конечность есть
наиболее упрямая категория рассудка; отрицание вообще, свойство, граница
уживаются со своим иным - с наличным бытием; даже от абстрактного ничто
самого по себе как от абстракции отказываются; но конечность есть
фиксированное в себе отрицание и поэтому резко противостоит своему
утвердительному. Конечное, правда, позволяет привести себя в движение, оно
само и состоит в том, что оно определено к своему концу, но только к своему
концу; оно скорее есть отказ от того, чтобы его утвердительно приводили к
его утвердительному, к бесконечному, чтобы его приводили в связь с
последним. Оно, стало быть, положено нераздельным со своим ничто, и этим
отрезан путь к какому бы то ни было его примирению со своим иным, с
утвердительным. Определение конечных вещей не простирается далее их конца.
Рассудок никак не хочет отказаться от этой скорби о конечности, делая
небытие определением вещей и вместе с тем непреходящим и абсолютным. Их
преходящность (Verganglichkeit) могла бы прейти лишь в ином, в
утвердительном; тогда их конечность отделилась бы от них; но она есть их
неизменное качество, т. е. не переходящее в свое иное, т. е. в свое
утвердительное; таким образом она вечна.
Это весьма важное наблюдение; но что конечное абсолютно - это такая точка
зрения, которую, разумеется, вряд ли какое-либо философское учение или
какое-либо воззрение или рассудок позволяет навязать себе; скорее в
утверждении о конечном определенно содержится противоположный взгляд:
конечное есть ограниченное, преходящее; конечное есть только конечное, а не
непреходящее; это заключается непосредственно в его определении и выражении.
Но важно знать, настаивает ли это воззрение на том, чтобы мы не шли дальше
бытия конечности и рассматривали преходящность как сохраняющуюся, или же [на
том, что] преходящность и прохождение преходят. Что это не имеет места,
фактически утверждается как раз тем воззрением на конечное, которое делает
прохождение последним [моментом ] в конечном. Оно определенно утверждает,
что конечное не уживается и не соединимо с бесконечным, что конечное
полностью противоположно бесконечному. Бесконечному приписывается бытие,
абсолютное бытие; конечное, таким образом, остается по отношению к нему
фиксированным как его отрицательное; несоединимое с бесконечным, оно
остается абсолютно у себя; оно могло бы получить утвердительность от
утвердительного, от бесконечного и таким образом оно пришло бы; но как раз
соединение с последним объявляется невозможным. Если верно, что оно по
отношению к бесконечному не остается неизменным, а приходит, то, как мы
сказали раньше, последний [момент] в нем есть именно его прохождение, а не
утвердительное, которым могло бы быть лишь прохождение прохождения. Если же
конечное приходит не в утвердительном, а его конец понимается как ничто, то
мы снова оказались бы у того первого, абстрактного ничто, которое само давно
пришло.
Однако у этого ничто, которое должно быть только ничто и которому в то же
время приписывают некоторое существование, а именно существование в
мышлении, представлении или речи, мы встречаем то же самое противоречие,
которое только что было указано у конечного, с той лишь разницей, что в
абстрактном ничто это противоречие только встречается, а в конечности оно
решительно выражено. Там оно представляется субъективным, здесь же
утверждают, что конечное противостоит бесконечному вечно, есть в себе
ничтожное и дано как в себе ничтожное. Это нужно осознать; и развертывание
конечного показывает, что оно в самом себе как это противоречие рушится
внутри себя, но при этом действительно разрешает указанное противоречие,
[обнаруживая], то оно не только преходяще и приходит, но что прохождение,
ничто не есть последний момент, а само приходит.
b) Предел и долженствование (Die Schranke und das Sollen)
Хотя абстрактно это противоречие сразу же содержится в том, что нечто
конечно, или, иначе говоря, что конечное есть, однако нечто или бытие уже не
положено абстрактно, а рефлектировано в себя и развито как
внутри-себя-бытие, имеющее в себе некоторое определение и свойство и, еще
определеннее, границу в самом себе, которая, будучи имманентно этому нечто и
составляя качество его внутри-себя-бытия, есть конечность. Мы должны
посмотреть, какие моменты содержатся в этом понятии конечного нечто.
Определение и свойство оказались сторонами для внешней рефлексии. Но
первое уже содержало инобытие как принадлежащее к "в себе" [данного ] нечто.
Внешность инобытия находится, с одной стороны, в собственном внутреннем
[данного] нечто, а, с другой, она как внешность остается отличной от этого
внутреннего, она еще внешность, как таковая, но в (an), нечто. Но так как,
далее, инобытие как граница само определено как отрицание отрицания, то
имманентное [данному ] нечто инобытие положено как соотношение обеих сторон,
и единство [этого ] нечто с собой - последнему принадлежит и определение, и
свойство - есть его обращенное против самого себя соотношение, отрицающее в
нем его имманентную границу соотнесением его в-себе-сущего определения с
этой границей. Тождественное себе внутри-себя-бытие соотносится, таким
образом, с самим собой как со своим собственным небытием, однако как
отрицание отрицания, как отрицающее это свое небытие, которое в то же время
сохраняет в нем наличное бытие, ибо оно качество его внутри-себя-бытия.
Собственная граница [данного ] нечто, положенная им, таким образом, как
такое сущностное в то же время отрицательное, есть не только граница, как
таковая, а предел. Но предел есть не только положенное как подвергнутое
отрицанию; отрицание обоюдоостро, поскольку положенное им как подвергнутое
отрицанию есть граница. А именно граница есть вообще то, что обще для нечто
и иного; она есть также определенность в-себе-бытия определения, как
такового. Следовательно, это в-себе-бытие как отрицательное соотношение со
своей границей, также отличной от него, с собой как пределом, есть
долженствование.
Для того чтобы граница, которая вообще есть во [всяком] нечто, была
пределом, нечто должно в то же время внутри самого себя переступать ее, в
самом себе соотноситься с ней как с некоторым не-сущим (Nichtseiendes).
Наличное бытие [данного] нечто находится в состоянии спокойствия и
равнодушия, как бы рядом со своей границей. Но нечто переступает свою
границу лишь постольку, поскольку оно есть ее снятость, отрицательное по
отношению к ней в-себе-бытие. А так как граница в самом определении
существует как предел, то нечто тем самым переступает через само себя.
Долженствование содержит, следовательно, двоякое определение: во-первых,
как в-себе-сущее определение, противостоящее отрицанию, а во-вторых, как
некое небытие, которое как предел отлично от него, но в то же время само
есть в-себе-сущее определение.
Итак, конечное определилось как соотношение его определения с границей;
определение есть в этом соотношении долженствование, а граница - предел. Оба
суть, таким образом, моменты конечного; стало быть, оба, и долженствование,
и предел, сами конечны. Но лишь предел положен как конечное; долженствование
ограничено лишь в себе, стало быть, для нас. Через свое соотношение с
границей, ему самому уже имманентной, оно ограничено, но эта его
ограниченность скрыта во в-себе-бытии, ибо по своему наличному бытию, т. е.
по своей определенности, противостоящей пределу, долженствование положено
как в-себе-бытие.
То, что должно быть, есть и вместе с тем не есть. Если бы оно было, оно
тогда не только должно было бы быть. Следовательно, долженствование имеет по
существу своему некоторый предел. Этот предел не есть нечто чуждое; то, что
лишь должно быть, есть определение, которое теперь положено так, как оно
есть в самом деле, а именно как то, что есть вместе с тем лишь некоторая
определенность.
В-себе-бытие, присущее [данному] нечто в его определении, низводит себя,
следовательно, до долженствования тем, что то, что составляет его
в-себе-бытие, дано в одном и том же отношении как небытие; и притом так, что
во внутри-себя-бытии, в отрицании отрицания, указанное выше в-себе-бытие как
одно отрицание (то, что отрицает) есть единство с другим отрицанием, которое
как качественно другое есть в то же время граница, благодаря чему указанное
единство дано как соотношение с ней. Предел конечного не есть нечто внешнее;
его собственное определение есть также его предел; и предел есть и он сам, и
долженствование; он есть то, что обще обоим, или, вернее, то, в чем оба
тождественны.
Но, далее, как долженствование конечное выходит за свой предел; та же
самая определенность, которая есть его отрицание, также снята и, таким
образом, есть его в-себе-бытие; его граница также не есть его граница.
Следовательно, как долженствование нечто выше своего предела, но и
наоборот, лишь как долженствование оно имеет свои предел; и то и другое
нераздельны. Нечто имеет предел постольку, поскольку оно в своем определении
имеет отрицание, а определение есть также и снятость предела.
Примечание
[ Долженствование]
Долженствование играло последнее время большую роль в философии, особенно
в том, что касается морали, и в метафизике вообще как последнее и абсолютное
понятие о тождестве в-себе-бытия, или соотношения с самим собой, и
определенности, или границы.
Ты можешь, потому что ты должен 51 - это выражение, которое должно было
много значить, содержится в понятии долженствования. Ибо долженствование
есть выход за предел; граница в нем снята, в-себе-бытие долженствования
есть, таким образом, тождественное соотношение с собой, стало быть, есть
абстракция возможности (des Konnens). - Но столь же правильно и обратное: ты
не можешь именно потому, что ты должен. Ибо в долженствовании содержится
также и предел как предел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23