Именно по этой причине результат наблюдения в
целом не может быть точно предсказан. Предсказывается только вероятность
определенного результата наблюдения, и это утверждение о вероятности может
быть проверено многократным повторением эксперимента. Функция вероятности в
отличие от математической схемы механики Ньютона описывает не определенное
событие, а, по крайней мере в процессе наблюдения, всю совокупность
(ансамбль) возможных событий. Само наблюдение прерывным образом изменит
функцию вероятности: оно выбирает из всех возможных событий то, которое
фактически совершилось. Так как наше знание под влиянием наблюдения
изменяется прерывно, то и величины, входящие в его математическое
представление, изменяются прерывно, и потому мы говорим о "квантовом
скачке". Если кто попытается строить критику квантовой теории на основе
старой поговорки: "Natura non facit saltus", то на это можно дать ответ, что
наше знание, несомненно, изменяется прерывно. Именно этот факт -- прерывное
изменение нашего знания -- оправдывает употребление понятия "квантовый
скачок". Следовательно, переход от возможности к действительности
совершается в процессе наблюдения. Если мы будем описывать, что происходит в
некотором атомном событии, то должны будем исходить из того, что слово
"происходит" относится только к самому наблюдению, а не к ситуации между
двумя наблюдениями. При этом оно означает не психологический, а физический
процесс наблюдения, и мы вправе сказать, что переход от возможности к
действительности совершился, как только произошло взаимодействие объекта с
измерительным прибором, а с помощью прибора -- и с остальным миром. Этот
переход не связан с регистрацией результата наблюдения в сознании
наблюдателя. Однако прерывное изменение функции вероятности происходит
благодаря акту регистрации, так как в этом случае вопрос касается прерывного
изменения нашего знания. Последнее в момент наблюдения отражается прерывным
изменением функции вероятности. В какой мере мы
пришли в конце концов к объективному описанию мира и особенно атомных
явлений? Классическая физика основывалась на предположении -- или, можно
сказать, на иллюзии, -- что можно описать мир или по меньшей мере часть
мира, не говоря о нас самих. Действительно, в значительной степени это было
возможно. Например, мы знаем, что существует город Лондон независимо от
того, видим мы его или нет. Можно сказать, что классическая физика дает
именно идеализацию мира, с помощью которой можно говорить о мире или о его
части, при этом не принимая во внимание нас самих. Ее успех привел к
всеобщему идеалу объективного описания мира. Давно уже объективность
является высшим критерием ценности научных открытий. Соответствует ли этому
идеалу копенгагенская интерпретация квантовой теории? По всей вероятности,
мы вправе сказать, что насколько возможно, квантовая теория соответствует
этому идеалу. Безусловно, квантовая теория не содержит никаких действительно
субъективных черт, и она вовсе не рассматривает разум или сознание физика
как часть атомного события. Но она начинает с разделения мира на объекты и
остальной мир и с условия, что этот остальной мир описывается в понятиях
классической физики. Само разделение в определенной степени произвольно. Но
исторически оно является прямым следствием научного метода прошлых столетий.
Применение классических понятий есть, следовательно, в конечном счете
результат общего духовного развития человечества. В некотором роде это
затрагивает нас самих, и потому наше описание нельзя назвать совершенно
объективным.
Вначале говорилось, что копенгагенская интерпретация квантовой теории
начинается с парадокса. Она исходит, с одной стороны, из положения, что мы
должны описывать эксперименты в понятиях классической физики, и с другой --
из признания, что эти понятия не точно соответствуют природе.
Противоречивость этих исходных положений обусловливает статистический
характер квантовой теории. В силу этого предлагали совсем отказаться от
классических понятий, рассчитывая, по-видимому, что радикальное изменение
понятий, описывающих эксперимент, приведет к нестатистическому, полностью
объективному описанию природы. Однако эти соображения основываются на
непонимании. Понятия классической физики являются уточненными понятиями
нашей повседневной жизни и образуют важнейшую составную часть языка,
являющегося предпосылкой всего естествознания. Наше действительное положение
в естествознании таково, что для описания эксперимента мы фактически
используем или должны использовать классические понятия. Иначе мы не поймем
друг друга. Задача квантовой теории как раз и состоит в том, чтобы на этой
основе объяснить эксперимент. Нет смысла толковать, что можно было бы
предпринять, если бы мы были другой природы по сравнению с тем, что мы есть
на самом деле. В этой связи мы должны отчетливо понимать, говоря словами
Вейцзеккера, что "природа была до человека, но человек был до
естествознания". Первая половина высказывания оправдывает классическую
физику
с ее идеалами полной объективности. Вторая половина объясняет, почему
мы не можем освободиться от парадоксов квантовой теории и от необходимости
применения классических понятий. При этом следует сделать несколько
замечаний о фактическом методе квантово-теоретического истолкования атомных
событий. Ранее отмечалось, что мы всегда стоим перед необходимостью
разделять мир на объекты, подлежащие изучению, и остальной мир, включающий и
нас самих. Это разделение в определенной степени произвольно. Однако это не
должно приводить к различию в конечных результатах. Например, объединим
измерительный прибор или его часть с объектом и применим закон квантовой
теории к этому более сложному объекту. Можно показать, что подобное
видоизменение теоретического подхода фактически не изменяет предсказания о
результате эксперимента. Это математически следует из того, что законы
квантовой теории для явлений, в которых постоянная Планка считается очень
малой величиной, почти идентичны с классическими законами. Однако было бы
ошибкой полагать, что такое применение законов квантовой теории может
исключить фундаментальные парадоксы.
Только тогда измерительный прибор заслуживает своего назначения, когда
он находится в тесной связи с остальным миром, когда существует физическое
взаимодействие между измерительным прибором и наблюдателем. Поэтому
неточность в отношении микроскопического поведения мира, так же как и в
случае первой интерпретации, проникает в квантово-механическое описание
мира. Если бы измерительный прибор был изолирован от остального мира, он не
мог быть описан в понятиях классической физики.
По этому поводу Бор утверждал, что, по всей вероятности, правильнее
было бы сказать по-другому, а именно: разделение мира на объекты и остальной
мир не произвольно. При исследовании атомных процессов наша цель -- понять
определенные явления и установить, как они следуют из общих законов. Поэтому
часть материи и излучения, которая принимает участие в явлении, представляет
собой естественный предмет теоретического истолкования и должна быть
отделена от используемого прибора. Тем самым в описание атомных процессов
снова вводится субъективный элемент, так как измерительный прибор создан
наблюдателем. Мы должны помнить, что то, что мы наблюдаем, -- это не сама
природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется
благодаря нашему способу постановки вопросов. Научная работа в физике
состоит в том, чтобы ставить вопросы о природе на языке, которым мы
пользуемся, и пытаться получить ответ в эксперименте, выполненном с помощью
имеющихся у нас в распоряжении средств. При этом вспоминаются слова Бора о
квантовой теории: если ищут гармонии в жизни, то никогда нельзя забывать,
что в игре жизни мы одновременно и зрители и участники. Понятно, что в
научном отношении к природе наша собственная деятельность становится важной
там, где приходится иметь дело с областями природы, проникнуть в которые
можно только благодаря сложнейшим техническим средствам.

IV. КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ И ИСТОКИ УЧЕНИЯ ОБ АТОМЕ
Понятие "атом" много старше естествознания нового времени. Оно имеет
свои истоки в античной натурфилософии, являясь центральным понятием
материализма Левкиппа и Демокрита. С другой стороны, современное понимание
атомных явлений имеет весьма малое сходство с пониманием атома в прежней
материалистической философии. Более того, можно сказать, что современная
атомная физика столкнула естествознание с материалистического пути, на
котором оно стояло в XIX веке. Поэтому было бы интересно сопоставить
становление понятия атома в греческой философии и его понимание в
современной науке.
Идея о существовании последних, наименьших неделимых частиц материи
возникла в тесной связи с развитием понятий материи, бытия и становления,
характеризующих первый период греческой философии. Этот период начался в VI
веке до н. э. с Фалеса, основателя милетской школы, который, согласно
Аристотелю, считал, что вода есть материальная основа всех вещей. Каким бы
странным ни казалось это высказывание, оно, как подчеркнул Ницше, выражает
три основные философские идеи. Во-первых, это высказывание содержит вопрос о
материальной основе всех вещей. Во-вторых, оно содержит требование
рационального ответа на этот вопрос без ссылки на мифы и мистические
представления. В-третьих, оно содержит предположение о возможности понять
мир на основе одного исходного принципа.
Высказывание Фалеса было первым выражением идеи об основной субстанции,
об основном элементе, из которого образованы все вещи. В этой связи слово
"субстанция", конечно, не имеет еще четкого материалистического смысла,
который в настоящее время приписывается этому слову. В это понятие о
субстанции включалось и понятие жизни; согласно Аристотелю, Фалес также
утверждал, что все вещи "полны богов". Все это имеет отношение и к
материальной основе вещей. Нетрудно представить, что Фалес пришел к своим
взглядам главным образом путем метеорологических наблюдений. Очевидно, что
среди множества вещей именно вода может принимать самые разнообразные формы
и быть в самых разнообразных состояниях. Зимой она становится льдом и
снегом. Она может превратиться в пар. Из нее состоят облака Она превращается
в землю, где река образует свою дельту, и она в виде родника может
образоваться
из земли. Вода является условием всякой жизни. Следовательно, вообще
если имеется что-либо, подобное основному элементу, основной материи, то
естественно считать в качестве основного элемента воду.
Идея первоматерии (основного вещества) развивалась Анаксимандром --
учеником Фалеса. Анаксимандр отрицал, что первоматерией может быть
обыкновенная вода или какая-нибудь другая известная субстанция. Он учил, что
первоматерия бесконечна, вечна, неизменна и заполняет собой весь мир. Эта
первоматерия преобразуется в различные, известные нам из опыта субстанции.
Согласно Теофрасту5, Анаксимандр считал, что из чего возникают вещи, в то же
самое они должны и вернуться, согласно справедливости, ибо за
несправедливость они должны нести наказание в установленное время. В этой
философии решающую роль играет антитеза бытия и становления. Первоматерия --
неизменное, бесконечное, недифференцированное бытие -- в процессе
становления принимает разнообразные формы, пребывающие в непрерывной, вечной
борьбе. Процесс становления рассматривается как некоторое ограничение,
уменьшение бесконечного бытия, как разрушение в борьбе, как проклятие,
которое в конце концов искупается возвратом в невещественное бытие
(неопределенность). Борьба, о которой идет речь, есть противоположность
между горячим и холодным, между огнем и водой, между влажным и сухим и т. п.
Временная победа одного над другим является несправедливостью, которая в
установленное время приводит к искуплению. Согласно Анаксимандру, существует
вечное движение, непрерывное творение и разрушение миров -- из бесконечного
в бесконечное.
Для сравнения античной философии с нашими современными проблемами,
пожалуй представляет интерес, что в современной атомной физике в новой форме
возникает проблема: является ли первоматерия одной из известных субстанций
или она нечто их превосходящее? В наше время пытаются найти основной закон
движения материи, из которого могут быть математически выведены все
элементарные частицы со своими свойствами. Это фундаментальное уравнение
движения может быть отнесено или к волнам известного вида, например
протонным или мезонным, или к волнам принципиально иного вида, не имеющим
ничего общего с волнами известных элементарных частиц. В первом случае это
означало бы, что все множество элементарных частиц может быть объяснено с
помощью нескольких "фундаментальных" "элементарных частиц". Фактически в
последние два десятилетия теоретическая физика главным образом исследует эту
возможность. Во втором случае все многообразие элементарных частиц
объясняется некоторой универсальной первоматерией, которую можно назвать
энергией или материей. В этом случае ни одна из элементарных частиц
принципиально не выделяется среди других в качестве фундаментальной частицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27