«Войди, ты будешь пить молоко». А вот: «Кукхо бе на, куну уарара уте а ман думуни». Не отгадывайте! Перевод: «Я очень голоден, я не ел со вчерашнего вечера».
— И надо все это учить?
— Да, и не теряйте времени, так как день отправления недалёк.
— Какой день отправления? Но я не отправлюсь! Вот ещё идея! Нет, я не буду вести пустую болтовню с твоими туземцами.
Жанна, по-видимому, отказалась от мысли его убедить.
— Тогда я еду одна, — сказала она печально.
— Одна, — пробормотал ошеломлённый Аженор. — Ты хочешь ехать одна…
— В Кубо? Конечно.
— За полторы тысячи километров от берега!
— За тысячу восемьсот, дядюшка!
— Подвергнуться самым большим опасностям! И совсем одна!..
— Придётся, раз вы не хотите ехать со мной, — ответила Жанна сухим тоном,
— Но это безумие! Это умственное заблуждение! Белая горячка! — закричал Аженор и убежал, хлопнув дверью.
Но когда назавтра он хотел увидеть Жанну, ему ответили, что она не принимает, и так было и в следующие дни. Аженор не вынес этой игры. Через четыре дня он спустил флаг.
Впрочем, каждый раз, как его молодая тётушка выражала какое-нибудь желание, он постепенно склонялся на её сторону. Это путешествие, сначала казавшееся ему бессмысленным, на второй день стало представляться возможным, на третий — очень выполнимым, на четвёртый — чрезвычайно лёгким.
Вот почему не прошло четырежды двадцать четыре часа, как он почётно сдался, признал свою ошибку и заявил, что готов отправиться.
Жанна имела великодушие не упрекать его.
— Изучите сначала язык страны, — сказала она, целуя его в обе щеки.
С этих пор Аженора только и можно было видеть старательно изучающим язык бамбара.
Прежде чем пуститься в путь, Жанна должна была получить согласие отца. Она получила его легче, чем надеялась. Едва лишь она сказала, что хочет предпринять путешествие, как он сделал жест, выражавший согласие, и тотчас погрузился в свою угрюмую печаль. Слышал ли даже он слова дочери? По всей очевидности, здесь его ничто уже не интересовало.
Устроив эту сторону дела, Жанна и Аженор начали готовиться к путешествию. Они ещё не знали в то время, какую поддержку может им оказать экспедиция Барсака. Они поступали так, точно им придётся предпринять одним и лишь с собственными ресурсами эту сумасшедшую скачку за три-четыре тысячи километров.
Уже несколько лет Жанна тщательно изучала географию тех областей, которые собиралась пересечь. Труды Флеттерса, доктора Барта, капитана Бингера, полковника Монтейля дали ей точное понятие об этом крае и его обитателях. Она также узнала, что, если организует вооружённую экспедицию, то есть окружит себя внушительным отрядом в триста-четыреста добровольцев, которых придётся вооружить, кормить и оплачивать, то ей придётся понести значительные расходы, и, кроме того, она столкнётся с воинственными племенами, которые противопоставят силе силу. Ей придётся сражаться, чтобы достигнуть цели, если только она её достигнет.
Капитан Бингер заявлял, что если туземцы захотят помешать экспедиции пройти, они всегда это сделают или атакуя её, или опустошая все перед ней и вынуждая отступить из-за недостатка припасов.
Жанна, крайне поражённая этим замечанием, решила предпринять мирное путешествие. Поменьше оружия на виду, несколько преданных, надёжных людей, и жизненный нерв войны — деньги и, кроме них, — подарки, предназначенные вождям селений и их чиновникам.
Заготовив полотняную одежду для сухого времени года и шерстяную для дождливого, Жанна и Аженор уложили её в сундуки, доведя их число до минимума. Они упаковали подарки туземцам: негодные к употреблению скверные ружья, узорчатые материи, яркие и пёстрые шёлковые платки, поддельный жемчуг, иголки, булавки, галантерейные товары, парижские вещицы, галуны, пуговицы, карандаши и прочее — в общем целый мелочной базар.
Они увозили также с собой аптечку, оружие, подзорные трубы, компасы, лагерные палатки, несколько книг, словари, самые свежие географические карты, кухонную посуду, туалетные принадлежности, чай, провизию, словом, целый груз необходимых предметов, старательно выбранных для долгого пребывания в .лесах, вдали от каких-либо центров снабжения. Наконец, металлический футляр, никель которого блестел на солнце, содержал набор удилищ, лесок и крючков в количестве, достаточном для полдюжины рыболовов. Это был личный багаж Аженора.

Тётка и племянник, или дядя и племянница, как вам больше нравится, решили отправиться в Ливерпуль, где должны бы -ли сесть на судно линии
Уайт — Стар — «Серее», идущее в Африку. Их первоначальное намерение было отправиться в английскую Гамбию. Но узнав позднее — во время остановки в Сен-Лун, что в Конакри ждут французскую экспедицию, которая должна следовать по пути, сходному с их путём, они решили присоединиться к соотечественникам де Сен-Берена.
В конце сентября они отправили в Ливерпуль многочисленный багаж, а 2 октября позавтракали в последний раз вдвоём (лорд Бакстон никогда не покидал своей комнаты) в большой столовой замка Гленор. Этот последний завтрак был печален и молчалив. Каково бы ни было величие задачи, которую она на себя возложил; Жанна Бакстон не могла помешать себе думать, что она. быть может, не увидит больше замка, колыбели её детства и юности, а если и вернётся, то старый отец, возможно, уже не раскроет ей свои объятия.
И, однако, для него она делала эту попытку, полную опасностей и трудов. Для того чтобы принести хоть немного радости в опустошённую душу, хотела она восстановить семейную честь, смыть грязь, запачкавшую их герб.
Когда приблизился час отправления, Жанна попросила у отца разрешения проститься с ним. Она была введена вместе с Аженором в комнату старика. Он сидел у высокого окна, из которого открывался вид на поля. Его пристальный взгляд терялся в дали, как будто он ожидал, что оттуда кто-то явится. Кто же? Джордж, его сын Джордж, изменник?
Услышав, как вошла дочь, он тихо повернул голову, и его потухший взгляд заблестел. Но то был лишь отблеск. Ресницы упали; лицо приняло свою обычную неподвижность.
— Прощайте, отец! — пробормотала Жанна, сдерживая слезы.
Лорд Гленор не отвечал. Поднявшись на кресле, он протянул руку молодой девушке, потом, нежно прижав её к груди, поцеловал в лоб.
Боясь разразиться рыданиями, Жанна вырвалась и убежала. Старик схватил руку де Сен-Берена, с силой сжал её, и как бы прося покровительства, указал на дверь, через которую удалилась Жанна.
— Рассчитывайте на меня, — пробормотал растроганный Аженор.
И тотчас же лорд Бакстон занял прежнее место, и взгляд его снова устремился в поля.
Карета ожидала путешественников во дворе замка, чтобы отвезти их на вокзал в Утокзетер за две мили.
— Куда ехать? — спросил неисправимый Аженор, который в смущении от пережитой сцены забыл, почему они покидают Гленор.
Жанна только пожала плечами. Они отправились. Но едва они проехали метров пятьсот, как де Сен-Берен внезапно обнаружил необыкновенное возбуждение. Он не мог говорить, он задыхался.
— Мои удочки! Мои удочки! — кричал он раздирающим душу голосом.
Пришлось вернуться в замок и разыскать знаменитые удочки, которые рассеянный рыболов позабыл. Из-за этого потеряли добрую четверть часа. Когда прибыли на станцию, поезд уже стоял у перрона. Путешественники только-только успели войти, и Аженор сказал не без гордости:
— Это во второй раз в жизни я не опоздал на поезд.
Жанна невольно улыбнулась сквозь слезы, бежавшие по её щекам.
И так началось путешествие, которое привело двух исследователей к поразительным неожиданностям. Предприняла бы его Жанна, если бы знала, что произойдёт в её отсутствие? Покинула бы она своего несчастного отца, если бы подозревала, какой удар снова поразит лорда Гленора в то время, как она рисковала жизнью, чтобы спасти его от отчаяния?
Но ничто не предвещало Жанне трагедии, которая должна была совершиться в Агентстве Центрального банка, и позорного обвинения, которое падёт на её брата Льюиса. Думая услужить отцу, она его покинула в момент, когда её заботы были для него всего нужнее.
Принесённая слишком усердным слугой новость об исчезновении Льюиса Роберта Бакстона достигла ушей лорда Гленора в утро, последовавшее за преступлением в Агентстве ДК, то есть 1 декабря. Потрясение было подобно грубому удару дубиной. Этот безупречный потомок длинной цепи героев, этот беспощадный служитель чести узнал, что из двух сыновей его один — изменник, а другой — вор.
Несчастный старик испустил глухой стон, поднёс руки к горлу и без сознания упал на паркет.
Около него засуетились. Его подняли. Его окружили заботами, пока он не открыл глаза. Взгляд этих глаз отныне был единственным признаком, что жизнь ещё не покинула исстрадавшееся сердце. Он жил, но его тело было парализовано и приговорено к вечной неподвижности. Но и этого было недостаточно, чтобы исчерпать жестокость судьбы. В этом навсегда неподвижном теле жил ясный ум. Бесчувственный, немой, недвижимый, лорд Бакстон думал!
И вот, принимая во внимание разность долготы, как раз в тот самый момент, когда её отец упал без чувств, Жанна Бакстон при помощи капитана Марсенея поставила ногу в стремя и, переехав мост, соединяющий Конакри с материком, начала своё путешествие, сделав первые шаги в дебри таинственной Африки.
СТАТЬЯ В «ЭКСПАНСЬОН ФРАНСЕЗ»
1 января читатели «Экспансьон Франсез» смаковали новогодний подарок, статью, заглавие которой было напечатано крупными буквами, а содержание довольно фантастично — хорошо выдумывать тому, кто приходит издалека! Статью эту написал искусный репортёр газеты, господин Амедей Флоранс, которому читатель пусть простит иногда слишком вольный стиль.
ЭКСПЕДИЦИЯ БАРСАКА (От нашего специального корреспондента).
Экспедиция старается обращать на себя поменьше внимания. — Мы отправляемся. — Удар ослиного копыта. — Кушанья чёрных. — Видел ли ты луну? — Слишком много червяков. — Щеголиха. — Вновь завербованная.
В зарослях. 1 декабря. Как я вам писал в последнем письме, экспедиция Барсака должна была тронуться в путь сегодня, в шесть часов утра. Все было готово, когда к экспедиции присоединились двое добровольцев. Один из этих добровольцев — восхитительная молодая девушка, француженка, воспитанная в Англии, откуда она привезла чрезвычайно приятный английский акцент. Её имя — мадемуазель Жанна Морна. Другой доброволец — её дядя, если только он не племянник, так как я не могу ещё распутать их родственные связи. Его зовут Аженор де Сен-Берен. Это большой чудак, рассеянность которого, уже сделавшаяся легендарной в Конакри, надеюсь, доставит нам немало весёлых минут.
Мадемуазель Морна и господин де Сен-Берен путешествуют для своего удовольствия. Я согрешу против правил вежливости, если не добавлю: и для нашего. У них двое слуг-негров, старых сенегальских стрелков, которые должны служить им проводниками, если не переводчиками, так как наши путешественники неплохо говорят на бамбара и других африканских языках. В частности, мадемуазель Морна приветствует нас особым манером, говоря: «Ини-тье», что означает: «Здравствуйте»! То же самое и я говорю вам!
Господин Барсак подхватил словечко и повторяет его по всякому поводу, но в его устах оно совсем не имеет такого очарования.
Итак, утром 1 декабря, в пять с половиной часов, мы собрались на большой площади Конакри, около резиденции губернатора.
Как я уже вам раньше объяснил, господин Барсак желает организовать мирную, исключительно гражданскую экспедицию. Все такой же оптимист, как на трибуне парламента, он хотел бы представиться местным племенам с оливковой ветвью в руке и сделать таким манером простую прогулку для здоровья от Конакри до Котону, следуя параллельно Нигеру. Ту же мысль поддерживает мадемуазель Морна, которая боится испугать туземцев слишком большой концентрацией сил.
Но партия Барсак — Морна сталкивается с оппозицией партии Бодрьера. Заместитель начальника экспедиции — и не вздумайте улыбнуться над этим! — рисует мрачную картину опасностей, навстречу которым мы идём, говорит о важности миссии, возглавляемой двумя представителями французского народа, о престиже, который ей создаст конвой из солдат регулярной армии. Что нас удивило, его поддерживает губернатор, господин Вальдон.
Не оспаривая того, что французское проникновение в значительной степени умиротворило чёрную страну, губернатор повторил выступление министра колоний господина Шазелля с парламентской трибуны. Господин Вальдон сказал нам, что достаточно таинственные или, по меньшей мере, необъяснимые факты оправдывают боязнь где-то готовящегося восстания. Кажется, за последние двенадцать лет и даже совсем недавно, преимущественно в области Нигера, от Сея до Дженне целые деревни были внезапно покинуты, и их обитатели исчезли, а другие поселения неизвестно кем разграблены и сожжены. В конце концов слухи заставляют верить: что-то — неизвестно, что! — готовится втайне.
Самое элементарное благоразумие потребовало, чтобы экспедицию сопровождал вооружённый отряд. Это мнение восторжествовало к большому удовлетворению Бодрьера, и Барсаку пришлось покориться необходимо ста: нас конвоирует капитан Марсеней е двумястами кавалеристов.
В шесть часов обоз выстраивается по указанию негра, который уже несколько раз проделал путь от Конакри до Сикасо. Он будет нашим проводником. Зовут его Морилире. Это здоровый парень лет тридцати,, бывший «дугукуссадигуи» (офицер) Самори. Он одет в короткие штаны и старую куртку колониальной пехоты с потёртыми и грязными галунами. У него голые ноги, а голова покрыта некогда белым полотняным шлемом, украшенным великолепным трехцветным султаном. Знак его обязанностей — солидная дубинка, которой он будет пользоваться, чтобы его лучше понимали носильщики и ослы.
Тотчас за ним место мадемуазель Морна, а по бокам её господин Барсак и капитан Марсеней. Гм, гм!„ Кажется, они не остались нечувствительными к красоте молодой девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44