– Пришлось обзавестись посудой.Она стояла у низкого книжного шкафа, рядом с письменным столом. Технические книги и проспекты. Издательства "Карнеги-Меллон" в основном. "Червь в яблоке" – среди них.Битлз закончили пение, потому что он выключил стерео.Она, улыбаясь, подошла к нему.Рука в руке, опустились на мягкий кожаный диван, сдвинув колени и бокалы.Потягивая напиток, улыбались глазами друг другу. Поставили бокалы на плексигласовое покрытие какой-то штуковины. По идее, журнальный столик...Он, задержав ее руки в своих, заглянул в глаза.– Первое, что хочу сказать, я тебя люблю. – Наклонился, поцеловал ее. – Поэтому я и говорю это. Помни всегда, прошу тебя. Не пройдет и четверти часа, как ты рассердишься, и даже очень. Не перебивай, я знаю, что говорю. Помни, я тебя люблю. Однажды ты сказала, что могу тебе сказать все. Ловлю тебя на слове.– У тебя жена и дети... – сказала она. – А я будто бы собираюсь увести тебя.– Нет! Не то, – покачал он головой. – Совсем не то. – Задержав дыхание, наклонил голову.Она не сводила с него взгляда.– Второе, что хочу сказать, – обманывал я тебя, лгал. – Вскинув голову, взглянул на нее. – Я все время врал, грубо говоря. Ну, например... – Задержал дыхание. – Никакой я не программист, – сказал он. – Имею в виду мою профессию. Умею писать программы, игры – занимался этим, когда учился в университете. А то, что свободный художник и выполняю заказы компаний – вранье, и больше ничего.– И дом не тебе принадлежит...– Нет, с домом все в порядке, – сказал он. – Все, что говорил про мою семью, про деньги – правда. Кэй, прошу, отнесись к тому, что говорю, с пониманием. – В глазах вспыхнул огонь, руки сжали ее ладони. – Предположим, я тебе говорю, что имею дела с наркотиками... Нет-нет, это я к примеру. Предположим. Что бы ты сказала? Только честно. Если бы я вот так признался чистосердечно.Она посмотрела на него.– Ну? Что бы ты мне сказала? Знаешь, есть такой прием прогнозирования событий: "Что будет... если..." Только честно!– Я бы сказала: "Сию же минуту прекрати. Это плохо, это преступно, безумие. Моли Бога, что под счастливой звездой родился, что не за решеткой". Вот что бы я сказала...– Так, хорошо. Предположим, я перестал. И что дальше?– Что ты имеешь в виду под "что дальше?"?– Ты, что сделаешь ты, если я завязываю с наркотиками?Она перевела дыхание.– Я попытаюсь помочь тебе обрести какую-то узаконенную профессию. Попытаюсь понять и разобраться, почему отважился на такой неумный и рискованный шаг. Сделаю все, чтобы ты не вернулся к этому вновь.– А скажи, ты могла бы донести на меня?– Конечно, нет, – сказала она. – Что за дурацкий вопрос! Не забывай, я тоже тебя люблю.Он кивнул. Наклонился к ней, поцеловал. Она отстранилась от него, отняла руки.– Пит, дорогой мой, прошу тебя, не терзай меня. В чем дело?– Сейчас узнаешь, – сказал он.Включил перемотку, телевизор и видеоплейер.– Показ с рассказом? – спросила она.– Почти.Загорелся экран телевизора – площадка для игры в гольф, мяч катится к лунке. Упал. Аплодисменты. Экран погас, вспыхнул красный глаз видеоплейера.Она взяла бокал.– Я бы хотела все-таки... – сказала она.На экране появилась гостиная. Изображение черно-белое. Вид сверху. По комнате расхаживает мужчина, собирает листы бумаги – они шуршат; грязную посуду – она гремит.Она поставила стакан. Уставилась на экран.Это же он, Пит...И комната та, где она в гостях в данный момент. Он собирает пустые стаканы с плексигласового столика. Поднял голову. Смотрит на потолок. Улыбается. "Привет, Кэй!" Посылает воздушный поцелуй.Она обернулась, посмотрела на него. Его голубые глаза смотрят на нее в упор.– Привет, Кэй! – говорит он. Посылает воздушный поцелуй...Она посмотрела на люстру, на ее хромированную – "Арт деко"! – вставку в центре. Перевела взгляд на него.– Не понимаю... Ничего не понимаю, – говорит она.– Между этажами находятся видеокамеры, – сказал он. Положил в сторону пульт дистанционного управления. Телевизор выключился. – А световоды – в штанге люстры.Она взглянула на него искоса.– Для чего это? Ты что, в ЦРУ работаешь? Или в ФБР?– Ни то, ни другое! Но они "промышляют" именно таким образом. "Такай"... Японская аппаратура – лучшая в мире. Полковник один... Когда-то работал в ЦРУ. Вот он и помогал мне в установке системы, обеспечивал техническую сторону...Она смотрела на него не мигая.– Системы? – переспросила. Он кивнул.– Именно так, Кэй. Сложная система, должен сказать. Все люстры в доме, до единой, имеют вывод на видеокамеры. И твои, в том числе.Она смотрела на него, не отводя взгляда.– Я следил за тобой с самого первого дня, как ты переехала, – сказал он. – И слышал все, что ты говорила. Подслушивал твои телефонные разговоры. Так сказать, оба конца на проводе. Вот почему я такой "чувствующий" и "тонкий".Она уставилась на него.– Говорил, что разгневаешься? Говорил... Я нарушил твое право на личную жизнь. В каком-то смысле, все равно что изнасиловал. Но если бы я этого не делал, ты бы не сидела сейчас на этом месте, мы бы не испытали столько восхитительных мгновений. Разве я не прав? Я знаю о тебе все, как никто другой. Разве это плохо? Даже если и использовал кое-какие сведения?Она молча смотрела на него.– Я хотел прекратить наши отношения, но не смог, – сказал он. – Что-то чрезвычайное важное вошло в мою жизнь. Люблю я тебя, Кэй. Очень... Я не мог допустить, чтобы ложь отравляла наши отношения. Мы одно целое. Должны все знать друг о друге. Разве настоящая любовь может иметь секреты, тайны друг от друга? – Он повел плечами и улыбнулся. – Итак... я в твоих руках... можешь донести на меня... можешь утопить меня, если захочешь...Она смотрела на него и молчала.Посмотрела на бокал. Взяла его. Рука подрагивала.Отпила... Льдинки колотились о стеклянные стенки.Он смотрел на нее, отошел в сторону, передвинул пульт дистанционки.Она проглотила комок в горле. Поставила бокал. Посмотрела на него.– Подобным образом ты наблюдаешь за каждым?Он кивнул.– Путеводный свет? – спросила она. – В поисках будущего?Кивнул. На щеках вспыхнул румянец. Улыбнулся.– В реакции тебе не откажешь, – сказал он. – А у меня на это годы ушли. Собственно, с этого все и началось. Ну, а теперь, конечно, сидение перед экраном приобрело для меня несколько другой интерес.Она покачала головой.– Не понимаю... – посмотрела на мертвый экран телевизора. – Как? Как ты... – сделала жест руками.Он встал.– Пойдем со мной. Покажу кое-что, – сказал. – Далеко ходить не надо. В соседней квартире. – Он наклонился над столиком, взял свой бокал, сделал глоток.– В соседней квартире?Поставив бокал, провел по губам тыльной стороной ладони.– Квартира 13Б – моя, – сказал он. – Про Джонсонов я наплел. – Он пошел к дверям. Остановился.Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Поднялась, опираясь рукой о спинку дивана. Вышла следом за ним из квартиры. Медленно шла через холл.Он повернул ключ в двери тринадцатой Б, распахнул, пропуская ее вперед.– Отчего не взглянуть, как здесь, если знаешь, как там.Кухня как кухня. В холле яркий свит – кое-что разглядеть и в кухне можно. Через проем-оконце падает какой-то зеленоватый отблеск. Прихожая – бледно-салатовая. В гостиной с потолка свисает лампа под зеленым абажуром. Во всю стену будто гигантское морское чудище, панцирь – серо-зеленый, покоится на чем-то рыжем, неровном, с закруглениями и изгибами.Телевизионные экраны. Целая стена! В несколько рядов. В несколько рядов. В середине – два огромных. Есть экранчики и совсем крошечные, с зеленоватым свечением. Подходишь ближе – свечение словно бы раздается в стороны, ярче горит.Он, за ее спиной, забавлялся с реостатом.На изогнутой светло-коричневой консоли – масса кнопок и рычажков.Черное кресло... Перед консолью.Она отступила назад. Стояла и смотрела на ряды – с полдюжины, пожалуй! – экранов. Над каждым неяркие индикаторы, высвечивающие – 4А, 5А, 6А... По другую сторону гигантских экранов – 6Б, 7Б, 86...Он подошел к левой панели на консоли. Повернулся к ней лицом. Стоял, опершись рукой на закругленный край, смотрел на нее.– По три камеры на квартиру, – сказал он. – Кроме вот этой. Плюс камеры безопасности – вестибюль, лифты и так далее. Всего сто тридцать. Могу любую вывести на центральные экраны. Искажение корректируется электронной аппаратурой. Для глаза совершенно незаметно.Повернув голову, она посмотрела на него.– Три? – спросила она.– Ну да! Все три люстры.Она смотрела на него и молчала.– Может, несколько непристойно, грубовато, – сказал он, – но впервые эта идея в общих чертах сформировалась, когда мне было десять или одиннадцать. Ничего конкретного, воображение, фантазии... И вот, когда начали возводить здание, я вдруг осознал, что могу эту идею осуществить, ни минуты не сомневался, подключать ли к системе ванны. Ванны имели решающее значение в осуществлении плана. Потрясающий источник информации, такие задушевные беседы и все такое...Она продолжала смотреть на него, с трудом переводя дыхание.– А ты не "осознал" попутно, что это самое... самое чудовищное, безобразнейшее, преступное нарушение прав человека, личности? Про себя я уже не говорю. – Обхватив себя руками, подалась к нему. – Хотя и вообразить... Господи!.. Говорить о любви, а в то же время... Боже, не могу даже...– Люблю, я тебя люблю, – сказал он, шагнув к ней.– Презирать по сути всех и каждого, – продолжала она. – Что тебе все эти люди сделали? Это отвратительно! Каждый живет своей жизнью, а ты...– Ну и пусть себе живут, им никто не мешает...– Не в этом дело! – вскрикнула Кэй.– В этом, – сказал он, подойдя к ней. – Тебе что, нанесло непоправимый урон мое наблюдение за тобой?– Ты мне сделал больно. Только что...– Это потому, что ты теперь знаешь об этом. Послушай, – он обнял ее за плечи, – давай не будем дискутировать. Я предвидел твою реакцию. Закрываю тему. Все! Если мне следует выбирать... если я должен решить... ты... или это, я говорю: "Ты!" С этим покончено!– О себе лучше подумай, – сказала она. – Ты преступил закон, и не один, а несколько. Если другие жильцы узнают, предстанешь перед судом, останешься без гроша, неважно сколько у тебя денег сейчас.– Вот-вот! Это я имел в виду, когда сказал, что начнешь меня топить. – Он перевел дыхание, взглянув на нее. – Прости, что ранил твои чувства. Но... Ни разу я не увидел, чтобы ты делала что-то не то, я любовался тобой. Ни разу ты не сказала ни единой пошлости, глупости...– А ты видел, как Хьюберт Шир упал? – спросила она.– Нет, не видел, – ответил он. – Не мог я этого видеть. Душевая кабина не попадает под обзор. Угол обозрения другой. И потом отблеск от стекла в двери, все черное кругом... Плохо видно. Взгляни! – Он подошел к креслу, сел, склонился над консолью.– Ни за что! – сказала она.Оглянулся, посмотрел на нее. Зеленый отблеск скользнул по его волосам.– Мою ванну покажу, – сказал он. – Не его же!– Ты же сказал, что все...Он встал, взглянул на нее.– Вот что! Я за ним вообще не подглядывал. – На экранах ворохнулись зеленые сполохи. – Книжки он все больше мусолил. А то, что свет в ванной, ну так что? Уехал куда-то, забыл выключить. Такое сплошь и рядом со всеми. – Перевел дыхание. – Билли Веббера смерть видел. Не скрою. Это когда он принял убойную дозу наркотика. Были с ним тогда две девицы. Поэтому в общем-то и смотрел. Как забился в конвульсиях – они сразу "скорую"... А когда Наоми Сингер сиганула, меня дома не было. Да и когда Бреннан Коннохай отдал концы, тоже отсутствовал. А наверху, где Рафаэль погиб, мой хозяйственник до Дмитрия, – там вообще камеры не установлены.– Значит, ты и Сэма пасешь?– Наблюдаю, – сказал он. – Старина, конечно же, не в курсе. Между прочим, я не только ему помогаю. Я тут многим пришел на помощь в трудную минуту. То из фонда денег подкину, то перевод пришлю кому-нибудь по почте. Сплошные трагедии... Такого наслушаешься! Племяннику Мэгги Гофман потребовалась пересадка печени. Он из Шреверпорта. Мать у него – изумительная женщина – мужественная, одинокая и... на нуле. Подкинул деньжат. Две недели назад. Кестенбаумам тоже. Они жили в твоей квартире.Она покачала головой:– Нехорошо все это. – Взглянула на него. – Отвратительно!– Сказал же. Все. Больше не буду. – Он обнял ее за талию, улыбнулся. – Мамочка сказала "нельзя", и я снова паинька. Да? – Поцеловал в щеку. – Выбросить на помойку я не могу, – он кивнул в сторону консоли. – Запаришься объяснять – откуда это, но мы сделаем вот что. Врезаем новый замок, и я отдаю тебе ключи. Кстати, в квартире есть потайная дверь, в стене, за шкафами. Видишь, какое доверие тебе оказывают! Сама бы ты ни за что не догадалась. Ставим замок с числовым кодом. И все! Я займусь программированием, а может, закончу диссертацию.Она взглянула на него.– Ну и как? Это мое занятие похлестче наркотиков? – спросил он.– Ты действительно принял решение?– Про замки, что ли? Конечно. Я же уже сказал. Ты для меня – все!Их глазах встретились. Он ее обнял, притянул к себе. И поцелуи, поцелуи...Она прижалась к нему. Вздохнула. Покачала головой. Глянула через его плечо на экран.– А Пальм? Его тоже? – спросила он.– Тоже, – ответил он. – Наврал я тебе тогда и про него, с три короба.– Господи!.. – она не отводила взгляда с вспыхивающего, зеленоватого экрана. – Запредел, сюр... – сказала она. – Люди обращаются к врачу за помощью, а ты...– Заладила! Они же не знают об этом. Не зна-ют!..Она смотрела на экраны.– И все эти три года ты занимался этим?– Именно! Самое захватывающее занятие, Кэй. – Этот мой дом – дом, где разбиваются сердца, где драма соседствует с комедией, и секс, и ожидание, и крушение надежд, – мои университеты.Она провела ладонью по его щеке.– Мыльные оперы...– Жизнь, Кэй! Сама жизнь. Господь Бог – величайший режиссер мыльных опер человечества! А я наблюдаю лишь фрагментик этой гениальной постановки, Ни актрис, ни актеров, ни режиссеров. Ни тебе писателей, ни редакторов. Никакого маркетинга, наконец. Все, как есть на самом деле. Ты вот все книги читаешь... Напридумывают про нашу жизнь, накалякают всякого...– Сукин ты сын, – сказала она, выскальзывая из его объятий. – Хочешь меня на этом подловить?– Ну перестань, ну будет! – сказал он, обнимая ее. – Вот сама понаблюдаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23