Во всяком случае, на поле Цеппелина собиралось иногда до сотни тысяч человек, размахивающих флагами. В Нюрнберге, как и в любом другом городе Баварии, насколько я помню, всегда было плохо по части развлечений.
Так как Мартин, шеф полиции Нюрнберга, назначил нам встречу только на десять часов следующего утра, Корш и я решили, что мы просто обязаны провести вечер в поисках хоть каких-нибудь развлечений, которые мог предложить нам Нюрнберг. Тем более что счет оплачивало руководство Крипо. Эта идея особенно понравилась Коршу.
- Смотри-ка, - произнес он с восторгом, - Алекс оплачивает не только шикарный отель, но еще и сверхурочные!
- Надо воспользоваться этим случаем и погулять от души, - сказал я. Не так-то часто таким, как мы, выпадает возможность побывать в роли партийной "шишки". А если Гитлер добьется-таки начала войны, то мы сможем долго жить воспоминаниями об этом маленьком приключении.
Большинство баров в Нюрнберге напоминали места, где в средние века, наверное, собирались старейшины небольших цехов. За столиками сидели старые вояки и прочие реликты, стены обычно бывали украшены старыми рисунками и курьезными вещицами, собранными несколькими поколениями владельцев, которые интересовали нас не больше, чем таблицы логарифмов. Но пиво, по крайней мере, было отличное, что, впрочем, характерно для всей Баварии, а в баре "Блау флаше" на Халплац, где мы решили пообедать, еда была даже лучше пива.
Вернувшись назад в "Дойчер хоф", мы заглянули в ресторан отеля, чтобы выпить бренди, и увидели там странную картину. За угловым столиком сидела компания из трех человек, вдрызг пьяных, - две блондинки, по виду совершенно безмозглые, и политический лидер НСРПГ, одетый в однобортный мундир светло-коричневого цвета, - не кто иной, как гауляйтер Франконии Юлиус Штрейхер, собственной персоной.
Официант, принесший нам выпивку, нервно улыбнулся, когда мы спросили его, действительно ли сам Юлиус Штрейхер сидит за угловым столиком. Он сказал: да, это он, и тут же ушел, так как Штрейхер начал громко требовать, чтобы ему принесли еще одну бутылку шампанского.
Нетрудно было догадаться, почему все боялись Штрейхера. Помимо положения, которое он занимал в партии, что само по себе давало ему огромную власть, этот человек и выглядел как кулачный боец. Почти без шеи, с лысой головой, безбровый, с маленькими ушами и массивным подбородком, Штрейхер был бледной копией Бенито Муссолини. Впечатление воинственности, которое он производил, усиливалось огромным хлыстом из кожи гиппопотама, который лежал перед ним на столе, словно длинная черная змея.
Он с такой силой стукнул кулаком по столу, что все рюмки и ножи громко звякнули.
- Что, черт побери, нужно сделать, чтобы тебя обслужили в этом вшивом ресторане? - заорал он на официанта. - Мы умираем от жажды. - Он показал пальцем на другого официанта. - Ты! Я велел тебе не сводить с нас твоих мерзких глаз, чтобы в ту минуту, когда ты увидишь, что наши бутылки пусты, немедленно нес другую! Ты что, придурок или что-нибудь похуже? - И он снова грохнул кулаком по столу, к вящей радости своих подружек, пришедших в такой восторг, что лаже сам Штрейхер рассмеялся над вспышкой собственного гнева.
- Кого он вам напоминает? - спросил Корш.
- Аль Капоне, - сказал я, не задумываясь, а затем добавил: - Хотя на самом деле они все напоминают мне Аль Капоне.
Корш рассмеялся.
Мы потягивали свое бренди и наблюдали этот спектакль. У нас и в мыслях не было, что мы сможем увидеть такое в самом начале своего визита. К полуночи в ресторане остались только мы и компания Штрейхера, все остальные не выдержали непрерывной ругани гауляйтера и ушли. Официант подошел, чтобы вытереть наш стол и вытряхнуть окурки из пепельницы.
- Он что, всегда такой? - спросил я его.
Официант горько усмехнулся.
- Какой? Да сегодня он еще тихий, - сказал он. - Вы бы посмотрели на него десять дней назад, когда наконец закончился партийный съезд. Он устроил здесь настоящий разгром.
- Тогда почему вы его пускаете? - спросил Корш.
Официант жалобно взглянул на него.
- Вы что, издеваетесь? Попробуйте только не пустить его. "Дойчер" - это его любимое место водопоя. Если мы его вышвырнем, он тут же отыщет предлог, чтобы закрыть нас. А может быть, придумает что-нибудь похуже, кто знает? Говорят, он часто появляется во Дворце правосудия на Фуртерштрассе и избивает своим хлыстом молоденьких мальчиков в камерах.
- Да, не хотел бы я быть евреем в этом городе, - сказал Корш.
- Истинная правда, - сказал официант. - В прошлом месяце он науськал толпу, и она сожгла синагогу.
В этот момент Штрейхер запел, сопровождая свое пение стуком ножа и вилки по крышке стола, с которого он предусмотрительно снял скатерть. Однако из-за такого аккомпанемента и акцента Штрейхера, а также из-за того, что певец был совершенно пьян и не мог правильно взять ни одной ноты, не говоря уже о том, что две его гостьи непрерывно взвизгивали и хихикали, мы с Коршем так и не смогли понять, что за песню он пел. Но можно было поклясться, что не песню Курта Вайля, и этот его хор заставил нас наконец подняться и уйти.
На следующее утром мы отправились на Якобсплац, расположенную совсем близко к северу от нашего отеля. Здесь напротив прекрасной церкви стоит старинная крепость, построенная рыцарями Тевтонского ордена. На ее юго-восточном углу возвышалось здание Элизабет-кирхе с куполом, а на юго-западе, на углу Шлотфегергассе, располагались старые казармы, в которых сейчас находилась штаб-квартира местной полиции. Насколько я знаю, во всей Германии не было другого такого полицейского управления, которое имело бы в своем распоряжении собственную католическую церковь.
- Уж здесь-то из тебя так или иначе вытянут признание, будь уверен, пошутил Корш.
Обергруппенфюрер СС доктор Бенно Мартин, среди предшественников которого на посту полицей-президента Нюрнберга был сам Генрих Гиммлер, встретил нас в своем кабинете, расположенном на последнем этаже здания. Кабинет его напоминал жилище средневекового барона, я не удивился бы, окажись в руках у Мартина сабля. Когда он повернулся, я заметил у него на щеке шрам, полученный на дуэли.
- Как там Берлин? - вежливо поинтересовался он, предлагая нам сигареты из своей коробки. Сигарету для себя он вставил в мундштук розового дерева, больше похожий на трубку, сигарета торчала в нем вертикально, под прямым углом к лицу.
- В Берлине все спокойно, - ответил я. - Но только потому, что все затаили дыхание.
- Совершенно верно, - согласился он и махнул рукой в сторону газеты, лежавшей на его столе. - Чемберлен прилетел в Бад-Годесберг для новых переговоров с Гитлером.
Корш потянул газету к себе, посмотрел на заголовок и вернул ее на место.
- По-моему, слишком много болтовни, - сказал Мартин.
Я промычал что-то нечленораздельное.
Мартин усмехнулся и положил свой квадратный подбородок на руку.
- Артур Небе сообщает мне, что по улицам Берлина разгуливает психопат, срывающий лучшие цветы германского девичества. Он также предупреждает меня, что вы хотели бы посмотреть на самого мерзопакостного психопата Германии и решить, не замешан ли он в этом деле. Я имею в виду, конечно, этого поросячьего сфинктера Штрейхера. Я прав?
Он уперся в меня своим холодным, пронизывающим взглядом, но я выдержал его. Готов поклясться, что генерал сам отнюдь не ангел. Небе описал мне Бенно Мартина как выдающегося руководителя. Для шефа полиции в нацистской Германии это могло означать все что угодно - этот человек вполне мог оказаться вторым Торквемадой.
- Это правда, генерал, - сказал я и протянул ему первую страницу еженедельника "Штюрмер". - Здесь показано, каким способом были убиты пять девушек. За исключением еврея, который собирает кровь в сосуд, разумеется.
- Разумеется, - сказал Мартин. - Но вы же не исключили евреев из возможных подозреваемых?
- Нет, но...
- Но именно театральность самого способа убийства заставляет вас сомневаться, что это сделали они. Я прав?
- Да, и тот факт, что среди жертв не было евреек.
- Может быть, он просто предпочитает более привлекательных девушек, усмехнулся Мартин. - Ему милее светловолосые, голубоглазые девушки, чем развращенные еврейские дворняжки. А возможно, это просто совпадение. - Он заметил, как я удивленно поднял брови. - Но вы ведь не очень верите в совпадения, комиссар, не так ли?
- Нет, генерал, в делах, связанных с убийством, я в совпадения не верю. Там, где другие видят совпадения, я усматриваю образ действий. Или, по крайней мере, я пытаюсь его нащупать. - Я откинулся на стуле и скрестил ноги. - Вы читали работу Карла Юнга, посвященную этому вопросу, генерал?
Он насмешливо фыркнул.
- Боже милосердный, неужели криминальная полиция Берлина занялась изучением психологии?
- Я думаю, из него получился бы хороший полицейский, генерал, - сказал я, любезно улыбаясь. - Если, конечно, вы не возражаете, что я высказываю свое мнение.
- Избавьте меня от лекции по психологии, комиссар, - вздохнул Мартин. Скажите просто, что это за образ действий, к которому имеет отношение наш обожаемый гауляйтер здесь, в Нюрнберге?
- Ну что ж, генерал, дело вот в чем. Мне пришло на ум, что кто-то, по-видимому, пытается заманить евреев в хитроумную ловушку.
Теперь уже генерал удивленно поднял брови.
- А вам не все равно, что случится с евреями?
- Генерал, мне не все равно, что случится с пятнадцатилетними девушками, когда они будут сегодня возвращаться домой.
Я протянул генералу листок бумаги с напечатанными на нем числами.
- Здесь указаны даты, когда исчезли пять девушек. Я надеюсь, вы сможете мне сказать, не был ли Штрейхер или кто-нибудь из его товарищей в Берлине в какой-нибудь из этих дней.
Мартин посмотрел на список.
- Думаю, я смогу это выяснить, - сказал он. - И хочу вас сразу предупредить, здесь он фактически persona non grata. Гитлер держит его тут от греха подальше, и единственное, кому он может досаждать, это всякой мелкой сошке вроде меня. Конечно, нельзя сказать, что Штрейхер никогда тайно не посещает Берлин. Он туда ездит. Гитлер обожает поболтать со Штрейхером после обеда, хотя мне трудно понять почему, поскольку он, по-видимому, любит поболтать и со мной.
Мартин повернулся к батарее телефонов, стоявшей у него на столе, и позвонил своему адъютанту, приказав ему выяснить, где находился Штрейхер в указанные мною дни.
- Мне также дали понять, что у вас есть определенная информация о преступном поведении Штрейхера, - сказал я.
Мартин встал и подошел к шкафу. Тихонько посмеиваясь, он достал оттуда папку толщиной с обувную коробку и положил ее на стол.
- Нет ничего, что бы я не знал об этом ублюдке, - проворчал он. Охраняющие его эсэсовцы - мои люди. Его телефон прослушивается, и я приказал установить подслушивающие устройства во всех местах, где он бывает. Даже в магазине, расположенном напротив дома проститутки, которую он время от времени посещает, у меня круглосуточно дежурят фотографы.
Корш со смешанным чувством восхищения и удивления пробормотал ругательство.
- Итак, с чего начнем? Здесь хватит работы на целый отдел, который бы только тем и занимался, что расследовал все художества этого ублюдка. Обвинения в изнасиловании, иски об установлении отцовства, заявления об избиении молодых мальчиков хлыстом, который у него всегда при себе, дача взяток официальным лицам, разбазаривание партийных денег, мошенничество, воровство, подлог, поджог, вымогательство - мы имеем дело с гангстером, господа. Монстр, терроризирующий жителей нашего города, никогда не оплачивает свои счета, доводит предпринимателей до банкротства, ломает карьеры честных граждан, которые осмелились противоречить ему.
- У нас была возможность увидеть его своими собственными глазами, сказал я. - Вчера вечером в "Дойчер хоф". Он устроил там попойку в обществе двух дам.
Во взгляде генерала появился сарказм.
- Дам... Вы шутите, конечно. Обычные проститутки, не более того. Он представляет их как актрис, но проститутки - они и есть проститутки. Штрейхер стоит за спиной большинства содержателей борделей в нашем городе.
Мартин открыл папку-коробку и начал листать заявления.
- Непристойные оскорбления, нанесение ущерба, сотни обвинений в коррупции - Штрейхер управляет этим городом, как своим собственным княжеством, и ему все сходит с рук.
- Меня интересуют обвинения в изнасиловании, - сказал я. - Насколько они серьезны?
- Нет никаких доказательств. Жертв либо запугивают, либо подкупают. Вы знаете, Штрейхер ведь очень богатый человек. Помимо того что он получает как губернатор округа и от продажи привилегий, а иногда даже должностей, он обогащается за счет издания своей гнусной газетенки. Ее тираж - полмиллиона экземпляров, каждый стоимостью 30 пфеннигов, что в сумме дает 150 тысяч рейхсмарок в неделю.
Корш присвистнул.
- И это, не учитывая доходов от рекламы. Штрейхер может купить себе еще очень много привилегий.
- А у вас есть против него какие-нибудь более серьезные обвинения, чем обвинения в изнасиловании?
- Вы хотите узнать, не убивал ли он кого?
- Да.
- Ну что ж, не будем принимать в расчет линчевание какого-нибудь старого еврея, что время от времени случается. Может он организовать для своего удовольствия и небольшой погромчик. Кроме всего прочего, это дает ему возможность поживиться какой-нибудь добычей. Не будем также принимать во внимание девушку, которая умерла в его доме от рук коновала, сделавшего ей аборт. Штрейхер - не первый высокопоставленный член партии, который устроил своей даме нелегальный аборт. Остаются два нераскрытых случая смерти, в которых следы ведут к нему.
В первом случае это был официант, обслуживающий вечер, на котором присутствовал Штрейхер. Официант решил именно в этот вечер свести счеты с жизнью. Один свидетель видел, как Штрейхер шел с ним по парку минут за двадцать до того, как тело несчастного было найдено в пруду. Во втором молодая актриса, знакомая Штрейхера, чье обнаженное тело было найдено в Луитполдхайн-парке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37