https://wodolei.ru/catalog/accessories/svetilnik/nad-zerkalom/
Еще меньше мне нужны в обвинительном заключении сломанные зубы. Ведь именно таким образом Йозефа Кана скрутили в бараний рог и отправили в госпиталь, чтобы ему там подлатали шкуру.
Я взял со стола Небе из коробки с американскими сигаретами одну и прикурил с помощью огромной настольной зажигалки из латуни, подарка Геринга. Премьер-министр всегда дарил зажигалки тем, кто оказывал ему небольшие услуги. Он раздавал их, как няня раздает леденцы.
- Кстати, его уже освободили?
Худое лицо Небе приняло страдальческое выражение.
- Нет еще.
- Я знаю, тот факт, что на самом деле он никого не убивал - всего лишь незначительная деталь, но не кажется ли вам, что его давно пора выпустить? Остались же еще какие-то нормы, а?
Он встал и, обойдя стол, остановился передо мной.
- Тебе это не понравится, Берни, - сказал он. - Так же как и мне, но...
- Вы хотите сказать, что случай этот - не исключение? Я так понимаю, в уборных не вешают зеркал только по той причине, чтобы никто не мог посмотреть себе в глаза. Его не собираются освобождать, да?
Небе присел на край стола, сложил руки на груди и какое-то мгновение рассматривал носки своих ботинок.
- Боюсь, дело обстоит еще хуже. Он мертв.
- Как это произошло?
- По официальной версии?
- Послушаем, как она звучит.
- Йозеф Кан покончил счеты с жизнью в момент умопомрачения.
- Представляю себе, как это будет восприниматься. Но вы ведь знаете правду?
- Я не знаю ничего определенного. - Он пожал плечами. - Назовем это догадкой, основанной на изучении информации. Я что-то слышал, что-то читал и, поразмыслив, могу сделать несколько выводов. Естественно, как рейхскриминальдиректор я имею доступ ко всевозможным секретным указаниям министерства внутренних дел. - Он достал сигарету и закурил. - Обычно они скрываются под всякого рода нейтральными бюрократическими названиями. В настоящее время многие выступают за создание нового комитета по изучению очень опасного конституционного заболевания...
- Вы имеете в виду заболевание, от которого страдает вся страна?
- ...с целью создания "позитивной евгеники, в соответствии с указанием фюрера по этому вопросу". - Взмахом руки, держащей сигарету, он показал на портрет, висевший за его спиной. - Прочитав фразу: "...в соответствии с указаниями фюрера по этому вопросу", каждый понимает, что нужно взять затертый томик его книги, где говорится, что надо использовать все доступные медицинские средства, дабы не допустить того, чтобы физически неполноценные и психически больные создавали угрозу здоровью будущих поколений арийской расы.
- Что же все это означает, черт возьми?
- По-видимому, то, что этим несчастным просто не разрешат создавать семью. Впрочем, в этом есть определенный смысл, правда? Если они не способны обслуживать себя, смогут ли они воспитать детей?
- Однако не похоже, чтобы это удержало лидеров "Гитлерюгенда" от обзаведения потомством.
Небе фыркнул и вернулся за свой стол.
- Тебе придется последить за своей речью, Берни, - сказал он, но я видел, что ему понравились мои слова.
- Итак, вернемся к нашим баранам. Дело обстоит следующим образом. Целый ряд заявлений, если хочешь - жалоб, поступивших недавно в Крипо от родственников людей, содержащихся в определенных заведениях, вызвал у меня подозрение, что некоторые виды убийств, совершающихся из соображений милосердия, уже неофициально практикуются.
Я наклонился вперед и зажал пальцами нос.
- У вас бывают головные боли? У меня бывают. Они начинаются от запахов. Очень плохо пахнут краски. И формальдегид в морге. Но самый мерзкий запах это запах отхожих мест. Знаете, Артур, я думал, что знаю все отвратительно пахнущие места в этом городе. Но это заведение пахнет так, как будто дерьмо, пролежавшее месяц, поджарили вместе с прошлогодними яйцами.
Небе выдвинул ящик стола и вытащил бутылку и пару стаканов. Не говоря ни слова, наполнил их.
Я опрокинул в рот свой стакан и подождал, пока огненная жидкость согреет то, что осталось от моего сердца и желудка. Потом кивнул, и он налил мне еще один стакан. Я сказал:
- Как раз тогда, когда думаешь, что хуже уже быть не может, выясняется, что дела обстоят куда отвратительнее, чем ты думал. А потом становится и вовсе скверно. - Я выпил второй стакан и повертел его в руках, изучая дно. Благодарю, что сказали мне правду, Артур. - Я заставил себя подняться. - И спасибо за утешение.
- Пожалуйста, сообщай мне, как у тебя пойдут дела с подозреваемым, сказал он. - Подумай, может быть, стоит поручить двум твоим ребятам поработать с ним? Один будет изображать доброжелательного следователя, другой - жестокого. Никаких грубостей, просто немного старомодного психологического давления. Ты знаешь, что я имею в виду. Кстати, как у тебя складываются отношения в группе? Все нормально? Надеюсь, никаких обид или чего-нибудь в этом роде.
Конечно, можно бы сесть и говорить о моих претензиях столько времени, сколько обычно продолжается съезд нацистской партии, но я знал, что он не захочет слушать. Я знал, что в Крипо есть сотни полицейских, которые гораздо хуже тех троих в моей группе. Поэтому я только кивнул и сказал, что все в порядке.
Но у дверей кабинета я остановился и совершенно автоматически, не задумываясь, произнес два слова. Я произнес их не потому, что так требовалось, и не в ответ на чьи-то слова (тогда я мог бы оправдаться тем, что я просто ответил, боясь обидеть человека). Нет, это я произнес их первым:
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! - пробормотал Небе в ответ, не поднимая головы от листа бумаги. Он что-то начал писать и поэтому не видел выражения моего лица. Не могу сказать, каким оно было. Но, какое бы выражение ни застыло на моем лице, я понимал, что единственной моей претензией к Алексу может быть только претензия к самому себе.
Глава 10
Понедельник, 19 сентября
Зазвонил телефон. Я потянулся с другого края кровати и снял трубку. Пока я соображал, сколько сейчас может быть времени, Дойбель что-то говорил. Было 2 часа ночи.
- Повторите.
- Мы, кажется, нашли пропавшую девушку, комиссар.
- Она мертва?
- Как мышь в мышеловке. Личность ее пока еще окончательно не установлена, но все очень похоже на другие случаи, комиссар. Я вызвал профессора Ильмана. Он скоро подъедет.
- Откуда вы звоните, Дойбель?
- Станция "Зоопарк".
На улице было еще тепло, когда я спустился к своей машине и открыл окно, с наслаждением вдыхая ночной воздух, в надежде, что он поможет мне побыстрее проснуться. Для всех, кроме господина и госпожи Ханке, спящих у себя дома в Штеглице, завтрашний день обещал быть прекрасным.
Я поехал на восток по Курфюрстендам, застроенной четкими прямоугольниками магазинов, залитых неоновым светом, затем повернул на север по Иоахимсталерштрассе, в конце которой возвышалась большая, ярко освещенная теплица - станция "Зоопарк". У входа стояли несколько полицейских фургонов и множество машин "Скорой помощи". Двое-трое пьяных еще рвались продолжить ночное веселье, невзирая на полицейского, который пытался их прогнать.
Войдя внутрь станции, я пересек центральный зал, где продавали билеты, и подошел к полицейскому барьеру, воздвигнутому перед камерой хранения. Показав свой значок двоим полицейским, охранявшим барьер, прошел за ограждение. Завернув за угол, я наткнулся на Дойбеля, который бросился мне навстречу.
- Что мы имеем? - спросил я.
- Тело девушки в чемодане, комиссар. Судя по ее виду и запаху, она пролежала в нем довольно долго. Чемодан стоял в камере хранения.
- Профессор уже прибыл?
- Да, вместе с фотографом. Они пока еще ничего не делали, только взглянули на нее. Мы решили дождаться вас.
- Тронут вашей предусмотрительностью. Кто нашел останки девушки?
- Я, комиссар, с одним из сержантов моего отделения.
- И как же вы это сделали? Проконсультировались у ясновидящего?
- В Алекс позвонил неизвестный человек, комиссар. Он сообщил сержанту дежурной части, где находится тело, а тот - моему сержанту. Сержант связался со мной, и мы отправились прямо сюда. Нашли чемодан с телом девушки, и я позвонил вам.
- Анонимный звонок, говорите? В котором часу это было?
- Около двенадцати. Я как раз сдавал дежурство.
- Мне бы хотелось побеседовать с человеком, который разговаривал по телефону с незнакомцем. Попросите кого-нибудь проверить, не сменился ли он тоже с дежурства, и если он еще на месте, пусть попросят его не уходить, не написав рапорта. А как вы попали в камеру хранения?
- Через ночного мастера-смотрителя станции, комиссар. Когда камеру закрывают, ключи хранятся у него. - Дойбель показал мне на толстяка, стоящего в нескольких метрах от нас и покусывающего кожу на своей ладони. Вон он стоит.
- Похоже, мы оторвали его от ужина. Скажите ему, что мне нужны имена и адреса всех, кто работает в камере хранения, узнайте, в какое время они начинают работать. И, независимо от этого, пусть все соберутся здесь ко времени открытия камеры хранения с записями и документами.
Я помолчал какое-то мгновение, набираясь мужества для того, что мне предстояло увидеть.
- Ну что ж, - собрался я с духом, - покажите мне труп.
В камере хранения Ганс Ильман сидел на большом свертке с надписью "Обращаться осторожно", куря свою самокрутку и наблюдая, как полицейский фотограф устанавливает вспышки и треногу для камеры.
- А, комиссар! - произнес он, увидев меня, и встал. - Мы приехали только недавно, и я знаю, вы не хотели бы, чтобы мы начинали без вас. Кушанье немного переварилось, и вам они пригодятся. - Он протянул мне пару резиновых перчаток, а затем недовольно посмотрел на Дойбеля.
- Вы с нами посидите, инспектор?
Дойбель скривился.
- Я бы предпочел уйти, если вы не возражаете, комиссар. Конечно, я должен присутствовать, но у меня дочь примерно такого же возраста.
Я кивнул.
- Разбудите Беккера и Корша и вызовите их сюда. Я не вижу причины, почему мы одни должны заниматься этим "приятным" делом.
Дойбель повернулся, чтобы идти.
- Послушайте, инспектор, - сказал Ильман, - попросите кого-нибудь из наших друзей-полицейских организовать нам кофе. У меня дело пойдет лучше, когда я окончательно проснусь. Кроме того, мне потребуется человек, чтобы вести записи. Может ваш сержант разборчиво писать, как вы думаете?
- Думаю, может, профессор.
- Инспектор, мне кажется, уровень образования полицейских из Орпо очень низок - туда берут всех, кто в состоянии нацарапать условия пари на бумажке. Выясните наверняка насчет вашего сержанта, очень прошу вас. Лучше я буду сам писать, чем потом расшифровывать каракули, похожие на кириллицу или на еще более примитивную письменность.
- Слушаюсь, профессор. - Дойбель криво улыбнулся и отправился выполнять приказания.
- Смотри-ка, а я и не думал, что он такой чувствительный, - заметил Ильман, глядя ему вслед. - Тоже мне, сыщик, который боится увидеть мертвое тело! Это все равно как если бы торговец вином отказался попробовать "Бургундское", которое он собирается купить. Немыслимо. Где они набирают этих любителей бить по лицу?
- Все очень просто. Они выходят на улицу и загребают всех мужиков в кожаных шортах. Это то, что наци называют естественным отбором.
На полу в глубине камеры хранения лежал чемодан с телом, накрытым простыней. Мы нашли пару больших свертков и уселись на них. Ильман откинул простыню, и я невольно сморщился - в нос мне ударил запах, очень напоминавший запах скотного двора. Я машинально повернул голову, чтобы глотнуть свежего воздуха.
- Да, действительно, - пробормотал Ильман. - Лето в этом году очень жаркое.
Это был большой чемодан, какой берут в морской круиз, сделанный из голубой кожи отличного качества, со множеством латунных застежек и заклепок. Часто можно видеть, как такие чемоданы грузят на первоклассные пассажирские лайнеры, курсирующие между Гамбургом и Нью-Йорком. Однако девушке лет шестнадцати, лежавшей в этом чемодане, осталось совершить только одно путешествие - самое последнее в ее жизни. Полуприкрытая куском, как мне показалось, коричневой занавески, она лежала на спине, ноги повернуты влево, а в области груди тело ее образовывало изгиб. Голова располагалась под совершенно немыслимым углом по отношению к телу, рот раскрыт, казалось, что она улыбается, глаза полузакрыты, и, если бы не запекшаяся кровь в ноздрях и не связанные веревкой лодыжки, можно было бы подумать, что девушка только просыпается после долгого сна.
Вошел сержант Дойбеля - дородный мужчина без всяких признаков шеи, как у походной фляжки, и с грудью, напоминавшей мешок с песком, в руках тетрадь и карандаш. С видом почти полного безразличия он сел немного в отдалении, посасывая конфету и скрестив ноги. По-видимому, зрелище, открывшееся его глазам, мало его взволновало.
Перед тем как начать описывать то, что лежало перед Ним, Ильман какое-то мгновение оценивающе смотрел на сержанта и затем кивнул.
- "Девушка-подросток, - начал диктовать он официальным тоном, примерно шестнадцати лет, обнажена и лежит внутри большого чемодана хорошего качества. Тело частично покрыто куском коричневого кретона, ноги связаны обрывком веревки. - Он говорил медленно, делая паузы между фразами, чтобы сержант успевал записывать за ним. - При удалении с тела покрывала из ткани обнаружилось, что голова почти полностью отделена от туловища. На теле видны следы прогрессирующего разложения, свидетельствующие о том, что тело пролежало в чемодане по крайней мере четыре или пять недель. На кистях рук никаких "следов борьбы". Я заворачиваю их в бумагу для дальнейшего исследования пальцев в лаборатории, хотя из-за того, что она, без сомнения, грызла ногти, я думаю, это ничего не даст. - Он вытащил из своего портфеля два бумажных пакета из толстой бумаги, и я помог ему обвязать ими руки мертвой девушки. - Послушайте, а это что? Или мои глаза меня обманывают, или я вижу перед собой окровавленную блузку?
- Похоже на форму Союза немецких девушек, - высказал я предположение, наблюдая, как он вытащил сначала блузку, а потом и юбку того же цвета, что носят моряки.
- Необыкновенно предусмотрительно со стороны нашего приятеля послать нам ее одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я взял со стола Небе из коробки с американскими сигаретами одну и прикурил с помощью огромной настольной зажигалки из латуни, подарка Геринга. Премьер-министр всегда дарил зажигалки тем, кто оказывал ему небольшие услуги. Он раздавал их, как няня раздает леденцы.
- Кстати, его уже освободили?
Худое лицо Небе приняло страдальческое выражение.
- Нет еще.
- Я знаю, тот факт, что на самом деле он никого не убивал - всего лишь незначительная деталь, но не кажется ли вам, что его давно пора выпустить? Остались же еще какие-то нормы, а?
Он встал и, обойдя стол, остановился передо мной.
- Тебе это не понравится, Берни, - сказал он. - Так же как и мне, но...
- Вы хотите сказать, что случай этот - не исключение? Я так понимаю, в уборных не вешают зеркал только по той причине, чтобы никто не мог посмотреть себе в глаза. Его не собираются освобождать, да?
Небе присел на край стола, сложил руки на груди и какое-то мгновение рассматривал носки своих ботинок.
- Боюсь, дело обстоит еще хуже. Он мертв.
- Как это произошло?
- По официальной версии?
- Послушаем, как она звучит.
- Йозеф Кан покончил счеты с жизнью в момент умопомрачения.
- Представляю себе, как это будет восприниматься. Но вы ведь знаете правду?
- Я не знаю ничего определенного. - Он пожал плечами. - Назовем это догадкой, основанной на изучении информации. Я что-то слышал, что-то читал и, поразмыслив, могу сделать несколько выводов. Естественно, как рейхскриминальдиректор я имею доступ ко всевозможным секретным указаниям министерства внутренних дел. - Он достал сигарету и закурил. - Обычно они скрываются под всякого рода нейтральными бюрократическими названиями. В настоящее время многие выступают за создание нового комитета по изучению очень опасного конституционного заболевания...
- Вы имеете в виду заболевание, от которого страдает вся страна?
- ...с целью создания "позитивной евгеники, в соответствии с указанием фюрера по этому вопросу". - Взмахом руки, держащей сигарету, он показал на портрет, висевший за его спиной. - Прочитав фразу: "...в соответствии с указаниями фюрера по этому вопросу", каждый понимает, что нужно взять затертый томик его книги, где говорится, что надо использовать все доступные медицинские средства, дабы не допустить того, чтобы физически неполноценные и психически больные создавали угрозу здоровью будущих поколений арийской расы.
- Что же все это означает, черт возьми?
- По-видимому, то, что этим несчастным просто не разрешат создавать семью. Впрочем, в этом есть определенный смысл, правда? Если они не способны обслуживать себя, смогут ли они воспитать детей?
- Однако не похоже, чтобы это удержало лидеров "Гитлерюгенда" от обзаведения потомством.
Небе фыркнул и вернулся за свой стол.
- Тебе придется последить за своей речью, Берни, - сказал он, но я видел, что ему понравились мои слова.
- Итак, вернемся к нашим баранам. Дело обстоит следующим образом. Целый ряд заявлений, если хочешь - жалоб, поступивших недавно в Крипо от родственников людей, содержащихся в определенных заведениях, вызвал у меня подозрение, что некоторые виды убийств, совершающихся из соображений милосердия, уже неофициально практикуются.
Я наклонился вперед и зажал пальцами нос.
- У вас бывают головные боли? У меня бывают. Они начинаются от запахов. Очень плохо пахнут краски. И формальдегид в морге. Но самый мерзкий запах это запах отхожих мест. Знаете, Артур, я думал, что знаю все отвратительно пахнущие места в этом городе. Но это заведение пахнет так, как будто дерьмо, пролежавшее месяц, поджарили вместе с прошлогодними яйцами.
Небе выдвинул ящик стола и вытащил бутылку и пару стаканов. Не говоря ни слова, наполнил их.
Я опрокинул в рот свой стакан и подождал, пока огненная жидкость согреет то, что осталось от моего сердца и желудка. Потом кивнул, и он налил мне еще один стакан. Я сказал:
- Как раз тогда, когда думаешь, что хуже уже быть не может, выясняется, что дела обстоят куда отвратительнее, чем ты думал. А потом становится и вовсе скверно. - Я выпил второй стакан и повертел его в руках, изучая дно. Благодарю, что сказали мне правду, Артур. - Я заставил себя подняться. - И спасибо за утешение.
- Пожалуйста, сообщай мне, как у тебя пойдут дела с подозреваемым, сказал он. - Подумай, может быть, стоит поручить двум твоим ребятам поработать с ним? Один будет изображать доброжелательного следователя, другой - жестокого. Никаких грубостей, просто немного старомодного психологического давления. Ты знаешь, что я имею в виду. Кстати, как у тебя складываются отношения в группе? Все нормально? Надеюсь, никаких обид или чего-нибудь в этом роде.
Конечно, можно бы сесть и говорить о моих претензиях столько времени, сколько обычно продолжается съезд нацистской партии, но я знал, что он не захочет слушать. Я знал, что в Крипо есть сотни полицейских, которые гораздо хуже тех троих в моей группе. Поэтому я только кивнул и сказал, что все в порядке.
Но у дверей кабинета я остановился и совершенно автоматически, не задумываясь, произнес два слова. Я произнес их не потому, что так требовалось, и не в ответ на чьи-то слова (тогда я мог бы оправдаться тем, что я просто ответил, боясь обидеть человека). Нет, это я произнес их первым:
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! - пробормотал Небе в ответ, не поднимая головы от листа бумаги. Он что-то начал писать и поэтому не видел выражения моего лица. Не могу сказать, каким оно было. Но, какое бы выражение ни застыло на моем лице, я понимал, что единственной моей претензией к Алексу может быть только претензия к самому себе.
Глава 10
Понедельник, 19 сентября
Зазвонил телефон. Я потянулся с другого края кровати и снял трубку. Пока я соображал, сколько сейчас может быть времени, Дойбель что-то говорил. Было 2 часа ночи.
- Повторите.
- Мы, кажется, нашли пропавшую девушку, комиссар.
- Она мертва?
- Как мышь в мышеловке. Личность ее пока еще окончательно не установлена, но все очень похоже на другие случаи, комиссар. Я вызвал профессора Ильмана. Он скоро подъедет.
- Откуда вы звоните, Дойбель?
- Станция "Зоопарк".
На улице было еще тепло, когда я спустился к своей машине и открыл окно, с наслаждением вдыхая ночной воздух, в надежде, что он поможет мне побыстрее проснуться. Для всех, кроме господина и госпожи Ханке, спящих у себя дома в Штеглице, завтрашний день обещал быть прекрасным.
Я поехал на восток по Курфюрстендам, застроенной четкими прямоугольниками магазинов, залитых неоновым светом, затем повернул на север по Иоахимсталерштрассе, в конце которой возвышалась большая, ярко освещенная теплица - станция "Зоопарк". У входа стояли несколько полицейских фургонов и множество машин "Скорой помощи". Двое-трое пьяных еще рвались продолжить ночное веселье, невзирая на полицейского, который пытался их прогнать.
Войдя внутрь станции, я пересек центральный зал, где продавали билеты, и подошел к полицейскому барьеру, воздвигнутому перед камерой хранения. Показав свой значок двоим полицейским, охранявшим барьер, прошел за ограждение. Завернув за угол, я наткнулся на Дойбеля, который бросился мне навстречу.
- Что мы имеем? - спросил я.
- Тело девушки в чемодане, комиссар. Судя по ее виду и запаху, она пролежала в нем довольно долго. Чемодан стоял в камере хранения.
- Профессор уже прибыл?
- Да, вместе с фотографом. Они пока еще ничего не делали, только взглянули на нее. Мы решили дождаться вас.
- Тронут вашей предусмотрительностью. Кто нашел останки девушки?
- Я, комиссар, с одним из сержантов моего отделения.
- И как же вы это сделали? Проконсультировались у ясновидящего?
- В Алекс позвонил неизвестный человек, комиссар. Он сообщил сержанту дежурной части, где находится тело, а тот - моему сержанту. Сержант связался со мной, и мы отправились прямо сюда. Нашли чемодан с телом девушки, и я позвонил вам.
- Анонимный звонок, говорите? В котором часу это было?
- Около двенадцати. Я как раз сдавал дежурство.
- Мне бы хотелось побеседовать с человеком, который разговаривал по телефону с незнакомцем. Попросите кого-нибудь проверить, не сменился ли он тоже с дежурства, и если он еще на месте, пусть попросят его не уходить, не написав рапорта. А как вы попали в камеру хранения?
- Через ночного мастера-смотрителя станции, комиссар. Когда камеру закрывают, ключи хранятся у него. - Дойбель показал мне на толстяка, стоящего в нескольких метрах от нас и покусывающего кожу на своей ладони. Вон он стоит.
- Похоже, мы оторвали его от ужина. Скажите ему, что мне нужны имена и адреса всех, кто работает в камере хранения, узнайте, в какое время они начинают работать. И, независимо от этого, пусть все соберутся здесь ко времени открытия камеры хранения с записями и документами.
Я помолчал какое-то мгновение, набираясь мужества для того, что мне предстояло увидеть.
- Ну что ж, - собрался я с духом, - покажите мне труп.
В камере хранения Ганс Ильман сидел на большом свертке с надписью "Обращаться осторожно", куря свою самокрутку и наблюдая, как полицейский фотограф устанавливает вспышки и треногу для камеры.
- А, комиссар! - произнес он, увидев меня, и встал. - Мы приехали только недавно, и я знаю, вы не хотели бы, чтобы мы начинали без вас. Кушанье немного переварилось, и вам они пригодятся. - Он протянул мне пару резиновых перчаток, а затем недовольно посмотрел на Дойбеля.
- Вы с нами посидите, инспектор?
Дойбель скривился.
- Я бы предпочел уйти, если вы не возражаете, комиссар. Конечно, я должен присутствовать, но у меня дочь примерно такого же возраста.
Я кивнул.
- Разбудите Беккера и Корша и вызовите их сюда. Я не вижу причины, почему мы одни должны заниматься этим "приятным" делом.
Дойбель повернулся, чтобы идти.
- Послушайте, инспектор, - сказал Ильман, - попросите кого-нибудь из наших друзей-полицейских организовать нам кофе. У меня дело пойдет лучше, когда я окончательно проснусь. Кроме того, мне потребуется человек, чтобы вести записи. Может ваш сержант разборчиво писать, как вы думаете?
- Думаю, может, профессор.
- Инспектор, мне кажется, уровень образования полицейских из Орпо очень низок - туда берут всех, кто в состоянии нацарапать условия пари на бумажке. Выясните наверняка насчет вашего сержанта, очень прошу вас. Лучше я буду сам писать, чем потом расшифровывать каракули, похожие на кириллицу или на еще более примитивную письменность.
- Слушаюсь, профессор. - Дойбель криво улыбнулся и отправился выполнять приказания.
- Смотри-ка, а я и не думал, что он такой чувствительный, - заметил Ильман, глядя ему вслед. - Тоже мне, сыщик, который боится увидеть мертвое тело! Это все равно как если бы торговец вином отказался попробовать "Бургундское", которое он собирается купить. Немыслимо. Где они набирают этих любителей бить по лицу?
- Все очень просто. Они выходят на улицу и загребают всех мужиков в кожаных шортах. Это то, что наци называют естественным отбором.
На полу в глубине камеры хранения лежал чемодан с телом, накрытым простыней. Мы нашли пару больших свертков и уселись на них. Ильман откинул простыню, и я невольно сморщился - в нос мне ударил запах, очень напоминавший запах скотного двора. Я машинально повернул голову, чтобы глотнуть свежего воздуха.
- Да, действительно, - пробормотал Ильман. - Лето в этом году очень жаркое.
Это был большой чемодан, какой берут в морской круиз, сделанный из голубой кожи отличного качества, со множеством латунных застежек и заклепок. Часто можно видеть, как такие чемоданы грузят на первоклассные пассажирские лайнеры, курсирующие между Гамбургом и Нью-Йорком. Однако девушке лет шестнадцати, лежавшей в этом чемодане, осталось совершить только одно путешествие - самое последнее в ее жизни. Полуприкрытая куском, как мне показалось, коричневой занавески, она лежала на спине, ноги повернуты влево, а в области груди тело ее образовывало изгиб. Голова располагалась под совершенно немыслимым углом по отношению к телу, рот раскрыт, казалось, что она улыбается, глаза полузакрыты, и, если бы не запекшаяся кровь в ноздрях и не связанные веревкой лодыжки, можно было бы подумать, что девушка только просыпается после долгого сна.
Вошел сержант Дойбеля - дородный мужчина без всяких признаков шеи, как у походной фляжки, и с грудью, напоминавшей мешок с песком, в руках тетрадь и карандаш. С видом почти полного безразличия он сел немного в отдалении, посасывая конфету и скрестив ноги. По-видимому, зрелище, открывшееся его глазам, мало его взволновало.
Перед тем как начать описывать то, что лежало перед Ним, Ильман какое-то мгновение оценивающе смотрел на сержанта и затем кивнул.
- "Девушка-подросток, - начал диктовать он официальным тоном, примерно шестнадцати лет, обнажена и лежит внутри большого чемодана хорошего качества. Тело частично покрыто куском коричневого кретона, ноги связаны обрывком веревки. - Он говорил медленно, делая паузы между фразами, чтобы сержант успевал записывать за ним. - При удалении с тела покрывала из ткани обнаружилось, что голова почти полностью отделена от туловища. На теле видны следы прогрессирующего разложения, свидетельствующие о том, что тело пролежало в чемодане по крайней мере четыре или пять недель. На кистях рук никаких "следов борьбы". Я заворачиваю их в бумагу для дальнейшего исследования пальцев в лаборатории, хотя из-за того, что она, без сомнения, грызла ногти, я думаю, это ничего не даст. - Он вытащил из своего портфеля два бумажных пакета из толстой бумаги, и я помог ему обвязать ими руки мертвой девушки. - Послушайте, а это что? Или мои глаза меня обманывают, или я вижу перед собой окровавленную блузку?
- Похоже на форму Союза немецких девушек, - высказал я предположение, наблюдая, как он вытащил сначала блузку, а потом и юбку того же цвета, что носят моряки.
- Необыкновенно предусмотрительно со стороны нашего приятеля послать нам ее одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37