Это неподходящее место для девушки, наделенной умом Кэтрин, да и ее внешностью. Лорд Монтегю, познакомившись с ней, сказал мне, что она невероятно красива. Но я буду рад выслушать ваше мнение, Эллис, поскольку мне представляется, что вы знаете о женщинах больше, чем о любых других аспектах жизни.
– А вы, сэр, неужели вы ни разу с ней не встречались?
– Встречался, конечно. Но должен признаться, я мало смыслю в этих качествах тела и их механическом воздействии на мозг и чувства других людей.
– Создается впечатление, что вы описываете не девушку, а геометрическую теорему, сэр, – со смехом сказал я.– Не думаю, что красоту можно оценить при помощи математики.
– Это всего лишь ваше мнение, – заметил Ньютон, подходя к двери.
Девушке, которой меня представили, было восемнадцать или девятнадцать лет, и мне не удалось уловить в ней сходства с дядюшкой. Впрочем, меня это не удивило, ведь ее мать являлась Ньютону сестрой только наполовину. Мисс Бартон показалась мне хорошенькой, но в первые минуты нашего знакомства я не посчитал ее такой уж красавицей, как утверждал милорд Монтегю. Понадобилось некоторое время, чтобы я понял, что красота – это не только хорошенькое личико, но и живой ум. Большинство знакомых мне леди держались более застенчиво, чем мисс Бартон, а ее милые черты поражали живостью и производили ошеломляющий эффект. Вскоре я уже считал ее настоящей красавицей и обнаружил, что по-настоящему увлечен. Она легко поддерживала беседу и была удивительно образованной и остроумной – как выяснилось, она девять или десять лет проучилась в школе Бригстока.
После ужина она сказала:
– Мой дядя рассказывал мне, что до поступления к нему на службу вы учились на адвоката, мистер Эллис.
– Да, я намеревался стать адвокатом, мисс Бартон.
– Однако из-за дуэли вам пришлось прекратить обучение.
– Верно, но мне стыдно об этом вспоминать, мисс Бартон.
Чепуха, – возразила она.– Я никогда не встречала человека, дравшегося на дуэли. Вы мой первый дуэлянт, мистер Эллис. Но зато я знакома с дюжиной адвокатов. В Нортгемптоншире их полно. Вы дрались на шпагах? Я посмотрел на рукоять своей шпаги.
– Да, все было именно так.
– Мне бы хотелось взглянуть на нее. Если я вас очень попрошу, вы мне покажете?
Я посмотрел на ее дядю.
– У меня нет возражений, – сказал он.
Как только он дал разрешение, я обнажил шпагу, опустился на колени перед мисс Бартон и протянул ее девушке.
– Будьте осторожны, мисс, она очень острая.
– Вы не похожи на человека, который стал бы носить тупую шпагу, мистер Эллис.– Она взяла шпагу за рукоять, подняла ее в воздух и сделала несколько выпадов.– И вы его убили?
– Если бы дуэль закончилась смертью моего противника, я бы не стоял перед вами, – ответил я.– Он отделался легким ранением в грудь.
В пламени свечи мисс Бартон осмотрела острие клинка.
– Подумать только, этим оружием вы пролили человеческую кровь.– Она вздохнула, а потом добавила: – Я бы хотела научиться фехтовать.
– Если ваш дядя разрешит, мисс Бартон, я с удовольствием преподам вам несколько уроков.
– Нет, – решительно возразил он.– Об этом не может быть и речи. Дитя, что сказала бы твоя мать?
Она пожала плечами, словно слова ее матери не имели никакого значения, и вернула мне шпагу.
– Что ж, – заявила она, – я приехала в Лондон не для того, чтобы джентльмены тыкали в меня шпагами.
– Вы совершенно правы, – поклонился я.
– Не стану с вами спорить, – улыбнулся Ньютон.
– Но расскажите, мистер Эллис, из-за чего произошла ссора? – осведомилась мисс Бартон.
– С кем?
– Ну, с джентльменом, с которым вы дрались на дуэли.
– Причина была настолько ничтожной, что мне стыдно об этом вспоминать, мисс Бартон.
– А если я одержу победу в дуэли с вами, вы расскажете?
– У меня просто не будет выбора. Но даже и в этом случае я смогу рассказать о моей дуэли лишь шепотом, чтобы не заслужить порицания вашего дяди.
– Значит, у нас будет дуэль. Вы меня вызываете?
– Охотно, если это вас развлечет. Да, я вас вызываю, и вы получаете право выбора оружия.
– Тогда я выбираю шашки.
– Будьте осторожны, мистер Эллис, – посоветовал Ньютон.– Она неплохо играет.
Играя в шашки с мисс Бартон, я понял, что она действительно пошла в своего дядю, с которым я часто играл в Тауэре: если я предоставлял им право первого хода, они обычно побеждали. В случае с мисс Бартон меня это нисколько не огорчило, так по-детски она радовалась выигрышу. После первой же партии она потребовала расплаты.
– Ну же, я хочу получить награду победителя. Расскажите о причинах вашей дуэли, мистер Эллис.
Я был рад, что проиграл, поскольку это позволило мне пошептать в ее изящное ушко, находившееся рядом с шейкой, от которой исходил волнующий запах. Только при поцелуе я оказался бы ближе к мисс Бартон.
Выслушав мой рассказ, она рассмеялась и настояла на том, чтобы сыграть еще несколько партий. Должен признаться, что никогда в жизни я не получал такого удовольствия от пяти поражений подряд.
Мой наставник стал приглашать меня на ужин раз в неделю, сказав, что ему жаль человека, который вынужден готовить для себя. Но мне кажется, он заметил, что мисс Бартон и я с удовольствием проводим время вместе, а это давало ему возможность спокойно читать или заниматься математикой. На Рождество я даже ходил вместе с ними к причастию. А на Крещение хорошенькая юная женщина уже занимала все мои мысли с утра и до вечера. Однако я держал свои чувства при себе, полагая, что Ньютона встревожит моя любовь к его племяннице. Я прилагал отчаянные усилия, чтобы не думать о мисс Бартон, но у меня ничего не получалось. Да и мисс Бартон старалась постоянно напоминать о себе – например, дала мне почитать сборник своих любимых стихотворений, переписанных ее собственной рукой, а еще стала называть меня Томом, потому что, как она сказала, я напоминал ей кота, который когда-то у нее жил; это показалось мне очень милым. В другой раз она подарила мне локон своих волос, и я хранил его в специальной шкатулке у постели. Вскоре я стал вспоминать о мисс Бартон по тысяче раз в день.
Впервые за долгое время я чувствовал себя счастливым. Ведь любовь оптимистична по своей сути.
Мне никогда не доводилось встречать такого мудрого человека, как Ньютон. Однако он ничего не знал о женщинах – как Ахилл. Вероятно, если бы он лучше знал мир и женщин, он повлиял бы на свою племянницу и не позволил ей меня поощрять. И тогда отношения между мисс Бартон и мной развивались бы иначе.
Иногда трудно найти место, где кончается любовь и начинается безумие; и я полагаю, что среди обитателей Бедлама множество несчастных, страдающих от мании любви.

Глава 2

Тогда Иисус сказал им: еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, а ходящий во тьме не знает, куда идет.
Иоанн, 12, 35




Гравюра из книги Михаэля Майера « Viatorium » («Странник»). 1618

Январь 1697 года выдался необыкновенно суровым. Я не припомню, когда еще стояли такие холода, а мой наставник заявил, что такого не было с 1683 года, когда он не выходил из дома и написал «Всеобщую арифметику» – свою самую легкую для понимания работу. Я даже пытался ее читать, но так и не сумел одолеть. Возможно, холод ослабил мои интеллектуальные возможности так же, как замедлил производство новых монет. Денег по-прежнему не хватало, несмотря на почти нечеловеческие усилия чеканщиков, и, хотя все говорили о заключении мира с Францией, ничего не происходило. Все это время шли аресты якобитов, и положение в стране было нестабильным. Между тем умер Джеймс Хоури, инспектор Монетного двора, и на его место назначили Томаса Молинью и Чарльза Мейсона, которых мой наставник назвал продажными. Они сразу же начали конфликтовать между собой, и их деятельность не приносила ни малейшей пользы.
Я уже упоминал, что Хэмфри Холл, осведомитель Ньютона, принес нам информацию о том, что некоторые чеканщики изобрели новый способ изготовления золотых гиней. Так мы оказались вовлечены в серию таинственных событий, которые Ньютон начал называть «темной материей». Рассказ мистера Холла сильно встревожил моего наставника, ведь подделка гинеи являлась гораздо более серьезной проблемой, чем подделка серебряной кроны или шиллинга, тем не менее у нас не было никаких доказательств существования фальшивых гиней. Однако вечером тринадцатого февраля, в субботу, мы их получили.
Я рано улегся в постель и уже спал, но сразу проснулся, когда в мою спальню вошел мистер Холл со свечой в руке.
– В чем дело, мистер Холл? – с тревогой спросил я.
Несмотря на то что Холл был человеком немолодым и надежным, его лицо показалось мне столь мрачным, что он напомнил мне Харона, явившегося затем, чтобы доставить мою душу на другой берег Ахерона. Стоимость перевоза равнялась, как известно, одному оболу, но мистер Холл хотел поговорить о гинее.
– Похоже, нам удалось найти то, что мы искали, мистер Эллис, – сказал он своим вялым, глухим голосом.– Привратник у ворот Ньюгейта слышал, как узник по имени Джон Бернингем хвастался, что он заплатил «гарнир» фальшивой гинеей.
«Гарниром» надзиратели называли взятки, получаемые от узников, дожидающихся суда, за хорошее обращение; платить было принято наличными. С тех пор как я начал служить на Монетном дворе, мне пришлось выучить тюремный жаргон, в противном случае я бы не понимал показаний, которые записывал. Иногда мы с Ньютоном разговаривали между собой, точно пара закоренелых преступников.
– Я думаю, вам следует срочно начать расследование, – добавил Холл.– Этого человека могут освободить, и мы потеряем след фальшивой гинеи.
– Конечно, – сказал я.– Я пойду с вами.
Итак, я быстро привел себя в порядок, и вместе с мистером Холлом мы направились в Ньюгейт. Дорога оказалась нелегкой, поскольку снег немного подтаял, было скользко и мы несколько раз едва не упали в лужу.
Издалека Ньюгейт, восстановленный после Великого пожара, выглядел вполне прилично. Снаружи здание украшал красивый ряд пилястров , и при их внимательном рассмотрении становилось ясно, почему тюрьму называют Уит: основание одного из пилястров украшала резная фигура кота Дика Уиттингтона Дик Уиттингтон – герой народной легенды, бедный юноша, который за огромную сумму продал своего кота королю берберов, страдавшему от нашествия мышей и крыс

. Впрочем, Уит не терпел слишком пристальных взглядов. Тот, кто по глупости задерживался в воротах, рисковал получить на свою любопытную голову струю мочи или содержимое ночного горшка, опрокинутого из верхних окон. Подходя к входу, я по привычке так старательно изучал эти самые окна, что не смотрел, куда ставлю ноги, и ступил в кучу собачьего дерьма, приведя в неописуемый восторг нищих, которые просовывали руки сквозь решетку попрошаек на Ньюгейт-стрит и умоляли что-нибудь им подать.
Когда я проходил мимо этих отделенных от тела рук, тянущихся ко мне сквозь прутья решетки, мне всегда вспоминался инфернальный город Дис из «Ада» Данте, где со стен Вергилию и его спутнику угрожали дико воющие фигуры. Хотя насмешки этих несчастных мужчин и женщин меня смутили, я им сочувствовал, потому что Ньюгейт – это обитель несчастья и самое страшное место в Лондоне.
Внутри царил ужасный шум, и неудивительно: здесь бродило множество кошек и собак, домашней птицы и свиней, не говоря уже о бессчетных полчищах тараканов и крыс. Вонь от животных и их экскрементов смешивалась с запахом пива и спиртных напитков, которые здесь делали, а также с дымом костров, холодом и сыростью. Результат получался таким, что у нормального человека тут же начинала болеть голова и хотелось только одного: поскорее оказаться на свежем воздухе.
В тюрьме Ньюгейт было четыре отделения: камеры смертников в подвалах, помещения для допросов, помещения, занимаемые начальником тюрьмы, и дом надзирателей, где продавали эль и табак и где мы встретили мистера Фелла, старшего надзирателя. Жуликоватое лицо Фелла было испещрено оспинами, а нос напоминал маленькую проросшую картофелину, выпустившую несколько зеленоватых ростков, торчащих из ноздрей.
– Джентльмены, джентльмены, – сказал он, широко улыбаясь.– Может быть, выпьете чего-нибудь крепкого? Или пива?
Мы согласились на пиво, потому что все остальное пахло отвратительно, и выпили за здоровье друг друга с оптимизмом, которому не было места в столь гнусном заведении.
– Для меня огромное удовольствие, – сказал мистер Фелл, обращаясь ко мне, – передать важную информацию такому джентльмену, как вы, другу доктора Ньютона, который работает, не покладая рук, чтобы мы все не сидели без дела.– Он неприятно рассмеялся и добавил: – Не буду держать вас в напряжении, сэр. Но вы должны простить меня за то, что мои первые слова будут касаться щепетильного вопроса компенсации, потому что нищета – это страшное несчастье.
Я очень сомневался, что в ближайшее время ему грозит нищета, поскольку мне было известно, что, будучи старшим надзирателем, Фелл получал несколько сотен фунтов взятками. Но я очень нуждался в его информации и потому решил ему подыграть.
– Если ваша информация окажется стоящей, обещаю, что мой наставник вас хорошо вознаградит.
Фелл засунул руку в карман, почесал задницу, а затем вытащил золотую гинею, потер ее о свою грязную куртку и только после этого выложил на стол.
– А если моя гинея окажется плохой? – спросил он.– Что тогда? Вы поменяете ее на настоящую золотую монетку?
– Даю вам слово, сэр, – ответил я и принялся внимательно рассматривать монету.– Но с чего вы взяли, что она плохая? По правде говоря, мне она кажется совершенно нормальной, хотя, если честно, я не так близко знаком с золотыми гинеями, как хотелось бы.
Я протянул монету мистеру Холлу, и тот попробовал ее на зуб, не оставив на ней видимых следов.
– Да, сэр, – сказал он.– Она выглядит как надо, и на вкус такая же.
– Но послушайте, сэр, – вмешался мистер Фелл, – если монета на взгляд и вкус кажется вам настоящей, почему тогда один человек сказал мне, что она не настоящая, когда на самом деле она настоящая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42