Позднее он попытался еще сильнее замутить воду, назвав происходящее экспериментом, но я не верил в его эффективность. По моему мнению, мы дразнили медведя раскаленным железом. Ясно одно: ни один из нас не ожидал, что события развернутся именно таким образом. Вот почему Ньютону было стыдно, и поделом: нельзя ставить подобные эксперименты, не имея никакого представления о возможных результатах. Если наука такова, то я не хочу иметь с ней ничего общего, потому что нельзя отказываться от здравого смысла. Так девушка, допускающая некоторые вольности в общении со своим ухажером, должна понимать, что он может захотеть пойти гораздо дальше. Когда ты пытаешься открыть нечто новое, благоразумие будет для тебя лучшим проводником, нежели случай, иначе нужно быть готовым к тому, что полученные результаты тебе совсем не понравятся.
Например, человек умрет.
Тело майора Морнея было обнаружено в тот же вечер на Монетном дворе. Я намеренно говорю «на Монетном дворе», поскольку обстоятельства его смерти привели к очередной жесткой стычке между моим наставником и лордом Лукасом. Морнея нашли повешенным. Он привязал веревку к одному из зубцов башни Широкой Стрелы, и после того, как он спрыгнул со стены, его ноги почти касались земли в саду пробирщиков Монетного двора. И наткнулась на тело майора жена одного из пробирщиков, миссис Молинекс.
Мистер Молинекс немедленно вызвал Ньютона, а сам отправился домой, чтобы успокоить несчастную жену, потрясенную ужасной находкой. Мой наставник все еще продолжал разглядывать тело, как художник, изучающий натуру для картины с Иудой Искариотом, когда лорд Лукас в сопровождении офицеров Управления артиллерийского снабжения появился на вершине башни Широкой Стрелы и объявил, что расследованием смерти майора Морнея будет заниматься Управление. Практически сразу же было установлено, что майор мертв, и они попытались втянуть его наверх за веревку, на которой висело тело. Это ужасно рассердило Ньютона, и он, вытащив оказавшийся при нем нож с рукоятью из слоновой кости, перерезал веревку. В результате тело упало на клумбу с ревенем. К сожалению, растение это, несмотря на все его медицинские достоинства, не смогло оживить несчастного майора.
При виде того, что дело уплывает из рук, – Ньютон напомнил его светлости, что обладание есть основание для закона, – благородное лицо Лукаса ужасно покраснело, и он обрушился на Ньютона со страшными угрозами, обещая ему множество неприятностей во время следующего заседания суда. Ньютон сделал вид, что вовсе не слышит его угроз. Он принялся внимательно изучать веревку, поскольку до этого у него такой возможности не было.
– Какая неприятность, – вздохнул Ньютон.– Несчастный майор.
Я не испытывал никаких симпатий к майору, который пытался прикончить меня кинжалом, но мне тоже стало его жалко, как и всякого самоубийцу, ведь закон не позволяет хоронить их на обычном кладбище. И я пробормотал что-то в этом роде себе под нос.
– По долгу службы я присутствовал на многих казнях и знаю, что становится с шеей человека при повешении, – сказал Ньютон.– Я наблюдал, что шея ломается довольно редко и что чаще всего смерть наступает от удушения. Легкие лишены доступа воздуха, но самое главное, если верить книге Уильяма Гарвея, заключается в том, что в мозг перестает поступать кровь. Когда человека вешают перед потрошением, веревка не успевает затянуться туго, как при обычном повешении. И еще я заметил, что при каждом виде наказания петля оставляет на шее разные отметки, так что совсем нетрудно отличить человека, которого медленно удушают на веревке, от того, кого повесили сразу. При повешении уровень натяжения веревки всегда намного выше, к тому же она редко опоясывает шею по горизонтали. Обычно след наблюдается вокруг гортани спереди и затем поднимается к узлу с его характерным положением за или под тем или другим ухом либо на затылке. Таким образом, у большинства повешенных петля естественным образом вдавливается глубже всего с противоположной стороны от узла. Однако в данном случае можно заметить, что на шее остались четкие отпечатки веревки в двух разных местах.
Я посмотрел на шею Морнея, пытаясь не обращать внимания на опухший язык, торчащий изо рта, словно третья губа, и глаза, выступающие настолько, что они напоминали пару сочащихся язв, и действительно увидел два следа от веревки на сломанной шее майора.
– И что это означает? – с сомнением спросил я.– Что веревка соскользнула, когда он спрыгнул вниз?
– Нет, – уверенно возразил Ньютон.– Не вызывает сомнений, что его задушили до того, как сбросили с башни. А поскольку удушение никак нельзя счесть самоубийством, мы должны сделать вывод, что майора убили.
– В самом деле?
– Несомненно, – кивнул Ньютон.– Первый след виден даже на задней части шеи, где кожа значительно грубее, а ткани плотнее, – такой след может быть оставлен только с применением большой силы и говорит о том, что майор отчаянно сопротивлялся. Более того, эта отметка горизонтальна, чего и следовало ожидать при нападении сзади. А теперь взгляните, насколько отличается второй след, почти вертикальный и без следов сопротивления. Из этого вытекает, что человек был уже мертв, когда его повесили.
Оставалось сделать вывод, что Ньютон знает о повешенных никак не меньше, чем сам Джек Кетч Знаменитый английский палач, прославившийся тем, что был вынужден трижды рубить голову лорду Расселу; а в 1687 г. он не смог четырьмя ударами отрубить голову герцогу Монмутскому, и ему пришлось, опустившись на колени, отрезать ее ножом

, так что возразить ему было некому, а я и вовсе не мог произнести ни слова. Как всегда, меня поразили удивительные познания доктора Ньютона. Кто знает, быть может, так и должно быть: человек, сумевший объяснить тяготение, должен хорошо разбираться в вопросах повешения – более того, быть воодушевлен ими; с тех пор я часто задумывался о том, что Ньютона должны завораживать виселицы. Со своей стороны могу лишь сказать, что смотреть на повешенного без отвращения трудно, о чем я тут же и сообщил Ньютону.
– Все доктора, с которыми мне доводилось обсуждать эти проблемы, – хладнокровно продолжал Ньютон, – утверждают, что смерть через повешение не вызывает боли, поскольку циркуляция крови в мозгу прекращается и человек моментально перестает владеть всеми своими чувствами.
– Хотел бы я увидеть человека, который перенес бы это испытание с улыбкой на лице.
– Что? – воскликнул Ньютон, прекращая обследовать шею майора и принимаясь за изучение его рук, словно древний хиромант, пытающийся найти причины гибели несчастного майора в его ладонях.– Вы полагаете, что нам следует отпускать на свободу негодяев, которые заслуживают виселицы?
– Мне кажется, есть большая разница между мимолетным заблуждением и кровавым преступлением.
– О, из вас вышел бы отличный адвокат, – насмешливо сказал Ньютон. Затем, не выпуская рук Морнея, он попросил меня обратить внимание на его пальцы.– Взгляните на ногти. Они обломаны и окровавлены, словно он пытался сорвать веревки. Настоящий самоубийца должен встречать смерть спокойно. Не исключено, что Морней поранил своего убийцу. Быть может, на его руках или лице остались царапины.
Ньютон разжал челюсти мертвеца, отодвинул в сторону язык и быстро пошарил у него во рту. Ничего там не найдя, он принялся исследовать содержимое карманов.
– Сожалею, что не сумел предвидеть такой поворот событий, – признался Ньютон.– Это моя вина. Правду сказать, мне и в голову не пришло, что они могут убить своего товарища. Остается утешаться тем, что, если я смогу доказать факт убийства, а не самоубийства, Морней избежит позорного погребения. Тем не менее, если я не ошибаюсь, еще вчера вечером он пытался вас убить. Почему же сегодня вы о нем печалитесь?
– Мне жаль всякого, кто встречает свой конец таким образом, – ответил я.
Ньютон немного помолчал.
– Ага, а что у нас здесь? – Его тонкие длинные пальцы вытащили письмо, которое он тут же нетерпеливо развернул.– Вот теперь у нас кое-что появилось! – воскликнул он, очень довольный находкой.– Тот же шифр, что и в предыдущих посланиях.
Он показал мне письмо, которое выглядело так:

ЭЦАЙЭЪЕГУМКАГИПЩЫЬИМНЖСАЭББСБ
ТЭЭЦЧЮЫЭЮУФЯЁГПВЯЪЙХХЧВДШТЛЙЖ
ЧРПБГШЖГЪВЩТДКЁЮГБЁЮАЗЭБЛМСЁАЖ
ЯЦЙЬЁКФББЖОЭЩЭЗХКБЗБЭЭШЁЪБЮЬКЕ
БЯШЕТЭИЁВЕЩШЛЗЕЦЭЪЙЧЕШМЫЁЫЭЪ
ЗБТЯЫИЬВЁЗГСВРЪБЯЕЁЯНМЕШВГЗВГЕЯ
МЖЦЮЯЛЗШЗСЖТЪЗНАНЧСФНДЖНЯЦБ
КАИЙРЕКЯОЕДИККГБЯИНЁЖМНЪЗЪПЙ
БЕЕЕКЭБИТОРЫКХАМЙИТММАКВРЯФЭС
ФНЬЪЖЖРЙДИРЕНЛОТПЁИОХДШНФЗРЬ
ЫЧЩСЖКФКГЗЬТФФТЭЪТБДКЩШТБЗ

– Превосходно, – заявил Ньютон, засовывая письмо в карман.– Материала становится все больше. Теперь наконец можно рассчитывать на какое-то продвижение вперед.
– После трех убийств очень бы хотелось в это верить.
– Четырех, – поправил меня Ньютон.– Вы все время забываете о Джордже Мейси.
– Я не забыл, – ответил я.– Как можно забыть такую смерть? Но по-вашему же указанию я выбросил ее из головы. Во всяком случае, попытался. И все же иногда мне кажется, что его смерть не может быть связана с этими тремя.
Ньютон проворчал в ответ что-то невнятное. Когда мы шагали обратно в его кабинет, он молчал – очевидно, его занимала смерть несчастного майора. Однако мы пошли не по Уотер-лейн, а по Минт-стрит; хотя доктор ничего и не сказал, я понимал, что он больше не хочет встречаться с лордом Лукасом. Я даже слегка приотстал, чтобы не мешать моему наставнику размышлять.
Когда мы добрались до его кабинета на Монетном дворе, я принес по кружке сидра каждому из нас – Ньютон всегда пил его с удовольствием – и еще некоторое время наблюдал за размышлениями доктора. Он уселся в свое любимое кресло у камина, снял парик – верный знак того, что он хочет создать максимально благоприятные условия для своего мозга, – сжал кружевной галстук двумя руками и натянул его концы, словно гарроту, как будто пытаясь выжать что-нибудь полезное из своей головы.
Некоторое время мне казалось, что он продолжает обвинять себя в допущенной ошибке или погрузился в размышления относительно шифра, хотя он больше не доставал письмо, найденное в кармане майора. Впрочем, я знал, что он с одного взгляда способен запомнить все, что написано на листе бумаги. Просидев больше часа с котом на коленях, Ньютон вновь заговорил, произнеся единственное слово:
– Удивительно.
– О чем вы, сэр?
– Об убийстве майора Морнея, естественно.
– Со всем моим уважением, доктор, но я уже целый час размышляю о том, какое оно удивительное. По сравнению с предыдущими.
– А что вы говорили относительно Джорджа Мейси?
– Ничего, сэр. В течение часа я не произнес ни слова.
– Нет, в саду пробирщиков. О чем вы тогда говорили?
– Я лишь сказал, что трудно поверить в существование связи между убийством Мейси и тремя более поздними убийствами, сэр.
– Но почему?
– Из-за отсутствия характерных признаков, сэр.
– Разве в убийстве майора Морнея есть такие признаки? – спросил Ньютон.
– Но, сэр, вы нашли зашифрованное письмо. Впервые мы столкнулись с шифром, когда был убит Кеннеди, а потом после убийства Мерсера.
– Что-нибудь еще? Я немного подумал.
– Больше я ничего не заметил, – признался я.
– Вот это и является самым удивительным в последнем убийстве, – объяснил Ньютон.– Полное отсутствие характерных признаков. Никаких мертвых воронов. Во рту убитого нет камней. Нет павлиньих перьев. Нет флейты. Только тело и зашифрованное письмо. Такое впечатление, что убийца из Тауэра стал немым.
– В самом деле, сэр. Возможно, убийце нечего нам сказать. И если бы не шифрованное письмо, можно было бы предположить, что майора Морнея убил не тот человек, который расправился с Кеннеди и Мерсером. И не тот, кто прикончил Джорджа Мейси.
Ньютон вновь погрузился в долгое молчание – в подобных случаях лучше всего было составить ему компанию. Именно в такие моменты я старался выбросить из головы убийства в Тауэре, мысленно брал вышивку и шелковыми стежками принимался вышивать узор моей любви к мисс Бартон. К этому моменту там уже было на что посмотреть. И я мечтал о том, как мы снова проведем вместе время, ведь этим вечером я должен был ужинать в доме ее дяди. Наверное, мои мысли как-то отразились на лице, поскольку Ньютон поднял голову и заявил, что пришло время отправляться на Джермин-стрит. Мое сердце дрогнуло, а уши запылали, и я порадовался, что ношу парик, так что Ньютон не увидел моего смущения и не смог пошутить на эту тему.
Мы молчали по дороге на Джермин-стрит, и мне вдруг пришло в голову, что вся его враждебность к монашеским орденам не помешала бы ему стать отличным монахом вроде его героя, Джордано Бруно. Бруно казнили как еретика в 1600 году из-за его теории бесконечности Вселенной и множественности миров и из-за его верности учению Коперника. Ньютон восхищался Бруно, которого подозревали в ереси арианства, и, конечно, два этих замечательных человека имели много общего, хотя не думаю, что они понравились бы друг другу. Как и Каин, гении не выносят своих братьев.
А еще гений не может всегда быть честным. Я уже знал, что в Кембридже, чтобы сохранить должность профессора математики, Ньютон делал вид, будто он верен догмату Троицы. И я был почти уверен, что он демонстрирует ложную религиозную ортодоксальность своей племяннице, мисс Бартон.
Она была рада, когда увидела, что я сопровождаю ее дядю, клянусь. Она даже покраснела, увидев меня в своей гостиной, и, заикаясь, приветствовала меня, отчего по всему моему телу разлилось приятное тепло, словно я уже успел выпить чашу подогретого вина, которое она быстро для нас приготовила. На ней был модный высокий чепец из кружев и лент, янтарное ожерелье и серебристая кружевная накидка, открывающая вышитый корсет. Этот наряд необыкновенно шел мисс Бартон.
После ужина мисс Бартон спела под собственный аккомпанемент на клавесине – наверное, подобные звуки можно услышать в раю. У нее был чудесный голос, не сильный, но чистый, хотя мне кажется, Ньютона музыка оставляла равнодушным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42