Устроила, уехал и с концами. Ездила к нему, якобы в командировки, а он принимал на квартире друга... Радостный, – я так рад тебя видеть, милая Верочка, – а от самого духами женскими прет. Муж-змея сказал еще тогда, как бы невзначай сказал: после месяца знакомства с мужчиной вероятность замужества с каждым днем уменьшается в геометрической прогрессии...
В школе прознали, куда она ездит «в командировки». Пришлось уходить. Но место уже было. Подготовила заранее. Через своих. С окладом в три раза больше.
Но там было то же самое. Все женаты. Жены – красавицы холеные. Шофер охмурять начал. Руку подает, старается прикоснуться, намекает на неформальные отношения. Симпатичный, молодой, самоуверенный. Бывший доцент из МИСИСа. Женатый... Две девочки.
А этот почувствовал... Посмотрел в глаза и почувствовал. Он всегда чувствует.
...Куда же поехать, развеяться? Целых четыре месяца его не будет... Целых четыре месяца никто не будет нудить, доставать домостроем и подозрениями...
Вот дурак! Ведь все про меня знает. Я бы на его месте не церемонилась... И все потому, что он – Кролик! Рыба в Кролике. Рыба не может вырваться из моего аквариума. А кролик из моей клетки. А я – Лев и Собака. И у него нет никаких шансов. Он уже труп. Надо только дождаться, пока Наташа пойдет в школу. Мать ее постепенно подготавливает. Говорит, что папа плохой, старый, мамочку совсем не любит и не жалеет. И бьет, когда никого в доме нет. Вот пойдет в школу...
...Куда же поехать? В Леди-клуб? К этим бабам? Мужики на них не смотрят, вот они скопом и собираются... Крутят задом друг перед другом. Умом и удачливостью хвастаются. Если женщина хвастается умом и удачливостью, то это уже не женщина... Что-то я, как он, начала думать...
...Куда же поехать? В «Метелицу» на Арбат? Там контингент не тот... В «Пушкин»? В «Метрополь»? На прошлой неделе была, ничего хорошего... Хамье да иностранцы степенные.
А может, в танцевальный клуб пойти? В «Планету Голливуд», например? Марго говорила, что там запросто можно зацепить легкомысленного иностранца...
Что ж, иностранец, так иностранец... Поеду к одиннадцати – половине двенадцатого... Как раз отдохну, поваляюсь с Марининой, приму ванну, накрашусь и поеду... Может быть, Алевтину взять для контраста? Да, надо...
Сегодня у тебя все получится... Сегодня у тебя все получится. Сегодня у тебя все получится...
Позвонив Алевтине и договорившись с ней, Вера взяла оставленный матерью детектив Александры Марининой, и улеглась с ним на кровать, а я... а я проснулся от резкой боли – кто-то ударил меня по ступне. Открыв глаза, увидел огненные глаза направленных на меня фонарей...
– Русский? Прекрасно, – на чистейшем английском языке сказал ударивший меня человек. Он был в обычной белуджской одежде, по-ирански бородатый, за спиной у него висел «калашник».
– Привет, – потирая ноющую ступню, зевнул я во весь рот. – Ты чего дерешься?
Сказал я все это, естественно, по-русски, но нарушитель моего спокойствия меня понял.
– Ты – моя собственность, – ответил он по-русски (с заметным акцентом, но слова не куроча). – Если тебе повезет, я продам тебя губернатору. А если нет – Бен Ладену. Знаешь такого?
– Это тот, который по всему свету американские посольства и корабли взрывает?
– Да.
– Скажи ему, что мы с ним почти одной крови: у меня мама – татарка, а бабушка – мусульманка.
– А отец кто?
– Не скажу, ты меня сразу пристрелишь... Судя по всему, ты из чеченцев?
– Да, отец мой из йеменских чеченцев, мать – сирийка.
– А мой прапрадедушка был кубанским казаком и с вашим Шамилем весьма успешно воевал, – не удержал я свой болтливый язык. – В качестве адъютанта самого Ермолова...
– Сейчас мне наплевать, кто был твой дедушка. Я вспомню об этом, если мне не удастся тебя продать ни губернатору, ни Бен Ладену...
В течение этой приятной светской беседы я смотрел не только на собеседника. И потому установил, что гостей четверо (двое без фонарей) и что Фархад лежит в глубине пещеры, связанный по рукам и ногам, а Ахмеда в ней нет. И еще заметил, что у разговаривавшего со мной человека на поясе висит мобильник. Когда он замолк, раздумывая, что делать со мной дальше, я спросил, чтобы заговорить страх.
– Я вижу телефон у вас на поясе... Можно жене позвонить? Она, наверно, беспокоится...
Глава бандитов, – позже я узнал, что зовут его Харон Харон – чеченское имя. Произносится с ударением на первом слоге.

и что он когда-то учился в Московском университете, – подумал несколько секунд, потом кивнул и жестом пригласил меня к выходу.
Уже светало, было прохладно и не верилось, что пройдет совсем немного времени и солнце раскалит воздух до пятидесяти градусов, а почву до восьмидесяти, если не до восьмисот.
Окидывая взглядом просторы предрассветной пустыни, по-прежнему свободной и бескрайней, я увидел крыло белой автомашины, стоявшей за небольшим холмом метрах в двадцати от пещеры. Сделав несколько шагов в сторону, я увидел новенький «Лендровер», на крыше которого красовалась небольшая тарелка радиоантенны.
– Твоя? – спросил я с уважением.
Харон кивнул, достал мобильник, нажал на нем несколько кнопок и протянул мне. Я, чувствуя, что делаю что-то не то, набрал номер мобильника Веры и через секунду услышал ее отнюдь не сонный голос:
– Вас слушают.
Пока я раздумывал, почему моя супруга, любящая поспать, бодрствует в пять часов утра, из наушника раздался дикий вопль прощающегося с жизнью человека.
– Что это там у тебя? – пролепетал я, совершенно огорошенный.
– Не поверишь, милый, ужастик смотрю! – ответила Вера голосом любящей женщины. – Ночью мне стало страшно – Джек так зло на кого-то лаял – я поднялась и, чтобы отвлечься, поставила первую попавшуюся кассету... И, знаешь, увлеклась...
– А можешь ты перекрутить ее на тот крик, который я только что слышал?
– Конечно, милый.
Через минуту я вновь услышал крик человека, прощающегося с жизнью...
Но не совсем тот же. Тембр, высота были похожи, но отличались...
– С видеоплеером что-то случилось, – услышал я голос жены. – Надо новый покупать. Да о чем мы с тобой разговариваем! Как ты там? Три письма твоих получила, спасибо... Ты получил мои?
– Нет. И не пиши больше. Из России в Иран письма не доходят. Как Наташа? Ты ее своими ужастиками не разбудишь?
– Ее до понедельника забрала мама. У меня аврал на работе, я и попросила.
У меня отвисла челюсть, и застыли глаза. Харон это заметил. Кое-как справившись с шоком, я спросил подрагивающим голосом:
– А ты сегодня, совершенно, случайно не была в «Планете Голливуд»? С Натальей?
– Бы... была... Алевтина на часок пригласила... – растерялась Вера на секунду. – Она туда со своим милиционером часто ходит, он там в охране... А ты откуда знаешь?
– Я все знаю, Вера... Только ни о чем не догадываюсь. Ну, ладно, целую... Передай Наташе, что я ее люблю.
Отдав мобильник Харону, я уставился в солнечный краешек, только-только показавшийся на горизонте. Красный солнечный краешек. И в это время из пещеры раздался истошный крик Фархада. Я досадливо покачал головой. Что это в мире творится? Там кричат, здесь кричат... Так хочется покою....
– Я теперь знаю координаты твоей жены. И знаю, что у тебя есть дочь... – присел передо мной Харон.
– Ты – дурак! Чурка мохнатая! Ты просто не знаешь моей жены. Для нее пятьдесят таких, как ты, маловато будет!
– Молодой хрупкой девушке не хватит пятидесяти таких отъявленных головорезов, как я? – притворно удивился бандит. – Вот этой вот худенькой девушке?
И, вытащив из заднего кармана брюк мой бумажник, достал из нее фотографию Веры и сунул мне.
Я не взял фотографию: не хотелось смотреть в целеустремленные глаза супруги. Отвернувшись к пустыне, я представил, как чеченцы требуют у Веры выкуп. За меня и украденную Наташу.
Мне удалось сдержаться. Мне удалось не броситься на Харона. Вместо этого я окинул его жалостливым взглядом и сказал:
– Ты просто не представляешь, кто она, эта молоденькая хрупкая девушка! Маньячка, каких свет не видывал. Ты крик слышал? Когда я звонил? Она единолично каждую субботу одного-двух человек на тот свет отправляет! Изводит до смерти. И она не одинока. У них клуб – целых пятьдесят человек, два взвода. Все умные, со средствами и связями, в том числе и международными. Да стоит тебе к ней сунуться, так они тебя так отделают с твоими головорезами, что ты пожалеешь, что на свет родился. Зачем, ты думаешь, я в эту вашу дикую страну приехал? От нее убежал!
Харон смотрел на меня как на шизофреника международного масштаба. Понемногу успокоившись, я довольно подробно рассказал ему о Вере, о ее клубе, о том, как они развлекаются и как работают.
– Все это, конечно, интересно, – зевнул бандит, когда я кончил говорить. – Но зря ты меня своими маньяками пугаешь. Я против ваших наемников в Ичкерии воевал, а они похлестче твоих костоломов и отравителей будут... Ой, похлестче...
Из пещеры раздался протяжный, вибрирующий вопль Фархада.
– Вот свинство! – раздраженно покачал я головой. – Там мучают, здесь мучают! Скажи им, чтобы прекратили! Надоело!
– Они немного его обработают, потом отпустят. Я хочу, чтобы губернатор знал, что мы с тобой церемониться не будем.
– Отпустят? Да он после вашей обработки версты не проползет!
– Мы его выбросим из машины за пару километров от поста.
Солнечный круг уже взобрался на горы.
– Послушай, а где Ахмед? – полюбовавшись им, вспомнил я о человеке, благодаря которому, оказался в пещере.
– В Захедане уже, наверное. Рассказывает губернатору, как тебя можно выручить.
Я хотел что-то сказать по этому поводу, однако Харон меня опередил:
– Мы с тобой, дорогой, и так заболтались. Нам ведь надо еще и тебя немного обработать. Так уж у нас, бандитов, принято, извини. Ты, вон, какой шустрый, как электровеник. Надо испугать тебя для профилактики, волю сломить, ну и всякое такое. Прошу вас, сэр пройти в мой персональный ад! Добро пожаловать!
И приглашая, простер, собака, ладони в сторону пещеры.

Глава 3. Кобра, лисенок и птица. – В печень и в лоб. – Бедный Фархад... – А вдруг он бешеный? – Я все равно тебя сломаю! – Склеп и сожители.

Фархад лежал на спине посереди пещеры. Лежал с плотно закрытыми глазами. Ему не хотел видеть того, что находилось в руках его мучителей и то, что они с ним делали. Время от времени он истошно кричал. Он кричал, когда кобра впивалась ему в красный распухший нос и когда казалось, что она вот-вот вопьется ему в нос.
– Ты же сказал, что отпустишь его? – импульсивно обернулся я к председателю бандитов.
– У змеи нет яда... – ответил Харон, запечатлевая муки Фархада неизвестно откуда взявшейся телекамерой. – Ей повредили железы, чтобы она убивала как собака, укусами. Восток – жесток, что тут поделаешь... Жесток и изобретателен.
Я понял, что стою на пороге ада. Не ада вообще, не ада, в котором кого-то мучают, а персонального ада. И проговорил дрогнувшим голосом:
– Занятно! А что ты со мной собираешься делать?
– Не знаю еще... Да ты не беспокойся, дорогой, они придумают, – кивнул он на своих подручных, сидевших на корточках вокруг бедного Фархада. – Они в этом деле бо-о-льшие специалисты.
Последнее слово он произнес подчеркнуто уважительно. Я, сжавшись от страха, посмотрел на «специалистов».
Один из мучителей, краснобородый, рябой, в серых одеждах и видавших виды адидасовских кроссовках, сидел на корточках, держа в руках болшой глиняный горшок, в котором пряталась кобра, время от времени молниеносными бросками достигавшая носа моего несчастного коллектора.
Второй – в белых штанах, изношенном свитере; тощий, желтый, борода клочьями, плешивый, голова в струпьях, – обеими руками держал за туловище молоденького обезумевшего лиса, со всех сил тянувшегося окровавленной мордочкой к обнаженному бедру истязаемого. Время от времени тощий позволял животному хватануть немного живой плоти.
Третий, – мужичок с ноготок с окладистой бородой, в стеганом среднеазиатском халате и остроносых калошах, – сидел спиной ко мне. Подойдя поближе, я увидел, что у него на запястье сидит небольшая (размером со среднюю ворону) хищная птица с загнутым вниз противным клювом. На голове у нее был колпак. Заметив мое внимание, мужичок с ноготок снял его и, то ли сапсан, то ли коршун (я не силен в птичьей систематике), молниеносно слетел на Фархада, вцепился когтями ему в живот, прикрытый футболкой (вся в пятнах крови, изодранная предыдущими налетами) и принялся яростно клевать куда попало. Лисенок, испугавшись сотрапезника, подался назад и нехотя спрятаться меж колен своего хозяина. А вот кобра чуть не оплошала – не успела ее голова показаться из горшка, как птица, забыв о Фархаде, бросилась на ненавистную ей тварь...
– Вот такой у нас зоологический аттракцион, понимаешь, – сказал Харон, подойдя и положив мне руку на плечо. – Я позаимствовал его на время у моего друга Абубакра-бея, местного вождя. Но тебе предстоит другое испытание – животные, к сожалению, уже почти насытились.
Я ударил его локтем в печень, сокольничему досталось правой в висок, заклинатель змей получил носком ботинка в подбородок, а плешивый и со струпьями на голове, ну, тот, который был с лисенком, вырубил меня. Не знаю, чем он меня ударил, но, когда я очнулся, на лбу у меня хозяйничала огромная кровоточащая шишка.
Но были и приятные новости. Оказывается, сокольничий весьма неодобрительно отнесся к удару в висок и скоропостижно скончался. А заклинатель змей сидел в углу пещеры с переломанной челюстью. Сидел с переломанной челюстью благодаря моему любимому преподавателю, профессору, доктору геолого-минералогических наук Дине Михайловне Чедия. Как-то на третьем курсе, на лекции по палеонтологии она сказала, что у человека на седловине нижней челюсти от древних предков (кажется, от рыб, сейчас точно не помню) осталась редуцированная хрящевая перемычка, сказала и посоветовала в случае необходимости бить прямо в нее – сломается моментом.
Увидев, что я очнулся, Харон подошел ко мне, сел на корточки и принялся смотреть в глаза. Оценивал, наверное, мой морально-волевой уровень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42