Не любил я и длинных речей. Поначалу, присматриваясь к людям, я никого не останавливал, но постепенно стал приучать народ высказываться только по существу и коротко. А если нечего сказать, лучше помолчи. Иногда я ловил на себе внимательный изучающий взгляд Любомудрова. У него была не очень-то приятная привычка во время выступлений пристально смотреть на оратора и чуть приметно усмехаться. Я видел, что это некоторых сбивает с толку. Однако, когда я подводил итоги, он никогда не усмехался. Сам Любомудров высказывался редко. Если я или Архипов его о чем-либо спрашивали, он отвечал односложно: да или нет. Голос у него густой, глуховатый. О том, что он способный инженер, я слышал и от Архипова и от Тропинина. Последнее время ко мне часто стали приходить по личным вопросам инженеры, техники, рабочие. В основном все интересовались, скоро ли им предоставят жилплощадь. Еще до моего приезда было заложено два четырехэтажных жилых дома для работников завода и общежитие для учащихся ПТУ. Один дом вот-вот должен был заселяться — уже заканчивались сантехнические работы. Правда, его еще не приняла государственная комиссия. Многие инженеры и техники приехали в Великие Луки из других мест и, понятно, жилье для них было вопросом номер один. Да и молодые рабочие, вернувшиеся из армии и приехавшие к нам из других городов, остро нуждались в общежитии. Я каждый день бывал на стройке и знал, что дом для молодых рабочих раньше чем к новому году не сдадут. То не хватало досок для пола, то застряли где-то в дороге трубы и батареи парового отопления, то пожарники приостановили работы в котельной… Я мотался по городу — нет худа без добра: поближе познакомился с руководителями самых различных организаций — и выпрашивал у них дефицитные стройматериалы, которые мне охотно давали, недвусмысленно намекая, что, возможно, и им со временем что-либо от меня понадобится. Но об этом я пока не думал…Я выжидательно взглянул на Любомудрова, он присел на кресло и внимательно изучал тесемки своей солидной папки. Он пришел ко мне вот так, без вызова, впервые. И хотя мне нужно было идти в формовочный цех, я не проявлял никакого нетерпения. Такие люди, как Любомудров, очень тонко чувствуют настроение другого человека и, чуть что, могут обидеться и надолго замкнуться в себе, а мне как раз хотелось поближе узнать Любомудрова. Я еще не мог определить свое отношение к нему, но чем-то он мне нравился. Может быть, даже тем, что напоминал мне институт, студенческие годы. Немного продолговатое лицо его было приятным, в умных темно-серых глазах — затаенная ирония. На лбу глубокая вертикальная складка, я даже сначала подумал, что это шрам. И бородка его ничуть по портила. Они была почти черная, а усы светлые.Молчание затянулось, и я нетерпеливо шевельнул рукой, он тотчас поднял на меня глаза и сказал:— Я могу и в другой раз…— Что у вас? — мягко задал я дежурный вопрос.По его твердым губам скользнула легкая усмешка, но тут же лицо стало серьезным. Складка на лбу стала глубже. Рассеянным движением он погладил бороду, негромко кашлянул. Он пристально взглянул мне в глаза, будто раздумывая — начинать разговор или встать и уйти. И уйди он из кабинета со своей большой папкой, возможно, ничего бы и не произошло такого, что впоследствии перевернуло всю мою жизнь…Любомудров вздохнул и вяло, будто нехотя, сказал:— Я хочу предложить вам совершенно новые проекты жилых домов для села. Не имеющие ничего общего с той безликой стандартной продукцией, которую мы собираемся выпускать. Я убежден, что такие дома, детали для которых нам поручено изготовлять, не отвечают современным эстетическим требованиям людей. И лучше все поломать сразу, чем раскачиваться годы. И это может сделать только молодой решительный директор завода… — Он запнулся. — Я хотел сказать, что такая задача не под силу руководителю с консервативными взглядами…— Вы еще не знаете, какие у меня взгляды, — несколько растерялся я после такого вступления, изложенного коротко, конкретно и по-деловому. Правда, скучным, бесцветным голосом человека, который ни на что не надеется. Первое, что я подумал, слушая Любомудрова, что было бы здорово, если бы все начальники цехов так же сжато выражали свои мысли на планерках.— Здесь все расчеты и документация, — кивнул Любомудров на папку. — Любой мой проект возможно осуществить на нашем заводе. Даже больше того, не потребуется изменять всю технологию. Переход на производство нестандартных строительных деталей существен, но не отразится на наших заказчиках. Конечно, новые дома будут несколько дороже. Мы выполним принятые заказы и затем предложим свою новую продукцию… И вы увидите…— Сомневаюсь, что мы что-либо подобное увидим, — перебил я его. — Все, что вы говорите, — это очень интересно, и я с удовольствием познакомлюсь с вашими проектами, но сдается мне, что в ближайшее время ваше предложение, если даже оно технологически обосновано, вряд ли осуществимо… И дело тут не в молодости директора завода или в консервативности его взглядов, просто — в здравом смысле. Мы имеем государственное задание, и наш долг — как можно лучше его выполнить, а если повезет — перевыполнить.— А я другого и не ожидал, — усмехнулся Ростислав Николаевич. — Известная истина: тот, кто хочет, делает больше, чем тот, кто может…— Вы ожидали, что я плюну на государственный план и начну экспериментировать с вашими проектами? — раздражаясь, сказал я. — Меня на следующий же день снимут с работы.— Все верно, — поднялся Любомудров. Подумав, взял папку с письменного стола. Губы его искривила усмешка. — От плохого начала и конец плохой.— На ваш афоризм я тоже хочу ответить афоризмом: пытаться сделать все сразу — значит ничего не сделать.Когда он был уже у двери, я остановил его:— Я бы хотел взглянуть на ваши проекты.Он подбросил папку на ладони, подержал немного, будто взвешивая, и с улыбкой повернулся ко мне:— Я слышал, вы железнодорожник?— В ваших проектах я как-нибудь разберусь, — сухо ответил я. Он вызывал у меня одновременно и злость и симпатию.Мягко ступая по ковру сапогами на толстой резиновой подошве, Любомудров подошел к столу и небрежно положил на край папку.— Говорят, не хочешь услышать отказ — не проси, — сказал он и снова пристально взглянул мне в глаза. — Разве я для себя? Хотите я подарю вам эту папку? А? Просто так, на память…Он, улыбаясь, смотрел на меня. А глаза невеселые, и сам он будто бы осунулся.— Вы ведь инженер, а не архитектор, — поддел и я его. — Как же вы проектируете дома, не имея специального образования?— Пусть это вас не беспокоит, — заметил он. — Проекты сделаны квалифицированно, я уж не говорю о расчетах… Дело в том, что я несколько лет учился в архитектурном институте…— И что же? — видя, что он умолк, полюбопытствовал я. — Не закончили?— На данном этапе профессия архитектора показалась мне бесперспективной, — с обезоруживающей простотой ответил он. — Вы сами видите, как сейчас строят. Дома-близнецы. Города-близнецы… В каком-то фильме с юмором рассказывается об этом… Помните, человек случайно попал в другой город и, не зная об этом, нашел точно такую же улицу, как и в его родном городе, точно такой же точечный дом и точно такую же квартиру…— Я видел этот фильм, — сказал я.— Хороший фильм, — с непроницаемым видом подтвердил он.— Дня через два зайдите, — сказал я.— Теперь… не к спеху, — ответил он, сделав ударение на слове «теперь».Уже взявшись за ручку двери, он остановился и небрежно уронил:— Архипов тоже считает мои проекты пустым прожектерством…— Свое мнение, если вам это интересно, я выскажу, ознакомившись с проектами, — холодно заметил я.— Только, пожалуйста, не торопитесь с выводами, — сказал он. — Как говорили древние греки: обидно разбить кувшин у самых дверей…И вышел, плотно затворив за собой дверь. Я поднялся с кресла, подошел к окну и закурил. Накрапывал мелкий дождь. Откуда-то сверху срывались капли и вдребезги разбивались об оцинкованный карниз. Внизу, надсадно завывая, медленно прополз панелевоз. На железобетонной стене с оконным проемом кто-то мелом написал «Наша Маша!» Что за чушь?.. Разговор с Любомудромым поселил во мне смутную тревогу. Бесспорно, человек ом непростой. Чувствуется воля, ум. Не обольщается и себя не щадит. И сумел, черт бы его побрал, чувствительно задеть мое самолюбие. Я бросил взгляд на серую папку: так ли он талантлив на самом деле, как утверждает Архипов?..Я снова уселся за письменный стол и, стряхнув пепел в большую, темного стекла пепельницу, развязал тесемки… Чертежи, схемы, расчеты, выкладки. А вот и проекты самых разнообразных жилых домов: — одно-, двух-, трех-, четырехквартирных. Действительно, эти здания ничего общего не имеют с нашими однотипными стандартными домами… Дома Любомудрова скорее напоминали загородные дачи самой разнообразной архитектуры, хотя собирались почти из таких же самых блоков и панелей, как и наши дома. Любомудров не отказывался от всего, что производил завод, — наоборот, максимально использовал стандартные детали, немного изменяя их, дополняя, совершенствуя… А вот схема перестройки технологического процесса завода… Проект цеха по изготовлению железных форм, подсобный деревообделочный цех для производства отделочного и облицовочного материала, новый экспериментальный цех…Я вспомнил про формовочный цех № 1, где вышел из строя вибростол. Судя по всему, его еще не отремонтировали… Я с сожалением захлопнул папку — вечером всерьез займусь ею — и вышел из кабинета.Аделаида как-то странно взглянули на меня и безразличным голосом сообщила:— Я забыла вам утром передать: вчера звонили из Ленинграда.Я вопросительно взглянул на нее.— Спросили вас, и все… Женский голос.Ах, вот оно что! Директору позвонила женщина… Теперь есть секретарю над чем поломать голову! Ведь моя личная жизнь никому не известна. Аделаида проводила красным карандашом параллельные линии на большом листе бумаги, что не мешало ей внимательно изучать мое лицо.— Что вы чертите? — спросил я.— Валентин Спиридонович попросил к трем приготовить ему две схемы для графика.«Интересно, учится она где-нибудь? — подумал я. — Работа не бей лежачего. Сиди себе, отвечай на звонки и читай учебники…» Вспомнив, что Аделаида совсем недавно с утра до вечера не разгибалась над машинкой, печатая и несколько раз перепечатывая пространное сообщение в министерство, упрекнул себя в несправедливости… Пока я еще ни в чем не мог пожаловаться на эту довольно симпатичную голубоглазую девушку. А то, что любопытна, — так все секретарши любопытны…— Что сказать, если опять будут звонить из Ленинграда?На этот раз Аделаида не смотрела на меня: глаза ее были прикованы к линейке и карандашу. В гуще светлых, взбитых на затылке волос розовело маленькое ухо с блестящей сережкой.— Передайте, что я очень скучаю без нее, — проникновенно сказал я и, пряча усмешку, вышел из приемной, оставив девушку в растерянности: как ей воспринимать мои слова — в шутку или всерьез?.. 11 Огромный формовочный цех № 1 непривычно молчал. Лишь в самом конце негромко урчал красный мостовой кран, извлекая из формы застывшую бетонную панель. Туго натянутые тросы вибрировали, издавая тонкий мелодичный звон. Слышно было, как шелестел по застекленной крыше дождь.На балке под потолком устроились два голубя и равнодушно смотрели вниз. А внизу, на подоконниках, на бетонных плитах, сидели рабочие в брезентовых робах и курили. Дым от папирос и сигарет сизыми пластами стлался над умолкнувшей поточной линией.У полуразобранного вибратора колдовал механик — щуплый паренек в новой спецовке. Двое рабочих ему помогали: один ключи подавал, второй поддерживал что-то. Ко мне подошел начальник цеха и сказал, что сгорела обмотка статора.— И на это понадобилось почти полдня? — удивился я.— Видите ли… — замялся начальник. — Механик по ремонту станков еще неопытный. И месяца на заводе не работает.— Чтобы обнаружить в моторе сгоревшую обмотку, не обязательно быть механиком.— Вы правы, — усмехнулся начальник. — Неисправность я сразу нашел, но на складе не оказалось нового мотора. Я сходил к нашим соседям на высоковольтный и выпросил у них взаймы мотор… Пока принесли да сгоревший сняли… — начальник взглянул на часы. — Через полчаса линию пустим.Мне стало неудобно за резкий тон: в обязанности начальника цеха совсем не входит бегать к соседям на другой завод и выпрашивать взаймы моторы…— Шляпа у нас кладовщик, — примирительно сказал я и, услышав дружный хохот, взглянул на рабочих, расположившихся на подоконнике. В центре — верзила в ватнике и с шеей, кокетливо обмотанной зеленым платком. Он что-то веселое рассказывал. Вот хлопнул себя по коленке и первый, засверкав белыми зубами, засмеялся.Я подошел, и рабочие сразу замолчали, хотя на лицах еще не угасли улыбки.— Здравствуйте, — поздоровался я.Вразнобой ответили: кто здрасте, кто привет, а кто и промолчал, с любопытством разглядывая меня. У верзилы светлые волосы, косой челкой спускающиеся на узкие хитроватые глаза. На широкой в кисти руке выколото имя «Леня». Не изменяя позы — он сидел, подогнув под себя одну ногу, как обычно делают гитаристы, — снисходительно смотрел на меня, дескать, если начальство желает потолковать с рабочим классом, пожалуйста, мы-де с полным удовольствием…Я его сразу узнал: это был тот самый рабочий, который крепко устыдил меня, когда тележка с арматурой чуть не опрокинулась. Я еще помог им вытащить ее из лужи… Однако парень и виду не подал, что узнал меня, хотя в глазах его посверкивали веселые искорки.— И давно скучаете? — спросил я и поморщился: вопрос был не из умных. Во-первых, я отлично знал, сколько часов они «скучают», во-вторых, «скучают» не по своей воле.Рабочие зашевелились, кто-то уже открыл было рот, но, поймав быстрый взгляд Лени, промолчал. Судя по всему, с этим зубоскалом считаются.— Вы слышали последний анекдот про Чапаева? — ухмыльнулся Леня. — Обхохочешься…Будь бы анекдот про кого-нибудь другого, я с удовольствием послушал бы и, может быть, вместе со всеми посмеялся, но все эти тупые анекдоты про Чапаева, Петьку и Анку-пулеметчицу я не терпел и не понимал тех людей, которым они нравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52