Вы творец, а я — исполнитель.— По-моему, вы наговариваете на себя, Валентин Спиридонович.— Я поверил в вас, когда осмотрел поселок… Завод будет выпускать такие дома. И очень скоро. Теперь я в этом не сомневаюсь. Вы с Любомудровым победили.— О какой победе вы говорите? — возразил я. — Меня сняли с работы, дали строгий выговор и грозят привлечь к судебной ответственности за незаконное расходование государственных средств… Поистине пиррова победа!— Я сначала считал вас, извините, недальновидным человеком… И я искренне рад, что ошибся. Недальновидным оказался я. Теперь… теперь я восхищаюсь вами! — окончательно смутил меня Архипов. Я даже подумал: уж не разыгрывает ли он меня? Настолько несвойственно было ему подобное проявление чувств. Но Валентин Спиридонович был серьезен и задумчив. И в глазах его не было и тени насмешки. Казалось, он сейчас испытывал облегчение, как человек, решившийся высказать то, что его уже давно тревожило.— Спасибо на добром слове, Валентин Спиридонович, — тепло сказал я.— Вам спасибо, — улыбнулся он, — за великолепный урок.Уже прощаясь, он вдруг вспомнил:— У вас один дом не достроен… Я распорядился, чтобы вручную отформовали недостающие панели. Формы-то я не отправил в переплавку… И в экспериментальном цехе оставил все как есть… На днях вам привезут детали.Я от всего сердца пожал Архипову руку: нехватка панелей была нашим больным местом. Неопытные рабочие, собирая блочные дома, разбили несколько панелей, и из-за этого один дом был не достроен. Мы с Любомудровым уже смирились, что наш поселок будет с изъяном. Даже собирались вообще этот дом разобрать, чтобы не портил перспективу, а теперь мы его за несколько дней восстановим. Это был поистине царский жест со стороны Архипова!Петя Васнецов как-то нехотя тронулся с места. Во время беседы с Архиповым я несколько раз ловил на себе его смущенные взгляды. Вот чудак! Считает, что если возит Архипова на директорской «Волге», значит, изменил мне.Разговор с Архиповым взволновал меня. В приподнятом настроении я сел за руль «газика» и поехал в Стансы, чтобы сообщить приятную новость Любомудрову.Я стоял под шумящей березой и следил за сборкой фасада последнего дома в Стансах. Подъемный кран подавал огромную панель рабочим, которые устанавливали ее в гнезда. Два сварщика стояли на стене, дожидаясь, когда можно будет сваривать железную арматуру. После гибели Васи Конева эта операция всегда вызывала у меня тревогу. И хотя я предупреждал рабочих, чтобы держались подальше от косо повисшей над коробкой дома деталью, некоторые забывали и лезли прямо под покачивающуюся над их головами панель. Я злился и кричал, чтобы отошли в сторону.Наконец крановщик подал деталь на место, и сварщики, прикрыв лица выпуклыми квадратными щитками с темными стеклами, приступили к сварке металлических стержней. Яркий свет вольтовой дуги затмевал солнечный блеск. Когда умолкал треск электросварки, раздавалось удивленное птичье щебетанье. Несмотря на шум механизмов и присутствие людей, птицы почему-то не улетали из березовой рощи, где возник новый поселок. Однажды утром, в каких-то пяти метрах от автокрана, я увидел на сосне белку. Блеснув черными бусинками глаз, она по восходящей спирали взлетела на вершину, а оттуда рыжим комочком перенеслась на березу и затерялась в яркой желтой листве, уронив на землю несколько сухих листьев.Мне часто приходилось задерживаться на стройке до сумерек, и я оставался ночевать в старом поселке. Каждый день тащиться на «газике» в город надоедало. Приютил меня колхозник-пенсионер Андрей Иванович Филиппов, что жил в старом маленьком доме на берегу речки. Было ему под восемьдесят, но старик держался еще на редкость бодро. Раньше всех приходил на стройку и грузил строительный мусор на скрипучую телегу, запряженную гнедой лошадкой с белой звездой на лбу. Будучи мужиком хозяйственным, Андрей Иванович все, что могло гореть, сваливал в кучу у себя во дворе, а остальной строительный хлам отвозил в овраг. Старуха его умерла несколько лет назад, и он один вел свое немудреное хозяйство. Иногда к нему приезжала из города дочь Анастасия, которая жила с мужем и двумя детьми. В эти дни старик даже обедать не ходил: дочь занималась уборкой, стиркой и другими хозяйственными делами. «А когда женщина вся в домашних хлопотах, ей лучше на глаза не попадаться», — говаривал Филиппов.Я его дочь раза два видел. Действительно, женщина энергичная и суровая. Грязь в доме она терпеть не могла и все лишнее безжалостно выметала и выбрасывала вон. И часто Андрей Иванович, после того как Анастасия уезжала в город, ворча, бродил по дому, разыскивая ту или иную вещь.И хотя под утро становилось холодно под ватным стеганым одеялом, которое заботливо предложил мне Андрей Иванович, я все еще спал на сеновале. В избе Филиппова поселились сразу два сверчка. И лишь солнце садилось за рощей, как они начинали соревноваться друг с другом.Проходя ранним сентябрьским утром по поселку, я мог с удовлетворением сказать самому себе, что усилия моих товарищей и мои усилия не пропали даром: новый поселок радовал глаз. Ни один дом в нем не был похож на другой. Когда-то в глубоком детстве в доме моей бабушки я случайно увидел одну книгу, названия не помню, потому что мне тогда было лет пять, но иллюстрации этой старинной книги врезались в память на всю жизнь. На развороте была цветная вклейка: чудесный город на берегу моря. Красивые разноцветные дома лепились на скалистом берегу. На синей глади моря застыли белые шхуны и яхты. Над вершинами гор — пышные белые облака. Почему-то эта картинка из далекого детства всегда ассоциировалась у меня с представлением счастья на земле.Поселок радовал меня, поднимал настроение, я как бы ощущал в эти минуты смысл своей жизни. Вот таким я и видел его в своих мечтах, когда Любомудров впервые показал мне проекты, таким я видел его в тот январский морозный день, когда мы с Ростиславом Николаевичем бродили в Опухликах по белому лесу…И вот поселок Стансы почти готов! Он органически вписался в окружающий пейзаж. Пусть теперь приезжает любая комиссия, хоть сам министр, и смотрят на него… Я теперь знал, что это лишь начало. Будут построены десятки поселков, тысячи… И они будут не похожи один на другой. Все разные, неповторимые, как и сами люди.В полдень на такси в Стансы прикатила Валерия Григорьевна. Стройная, элегантная, с пухлой коричневой сумкой в руке, она направилась к нам. Машину она не отпустила, и водитель, поставив ее в тень под березу, вышел покурить. Любомудров спустился сверху, где он вместе с плотниками впрессовывал выскочившую деревянную балку в железобетонную панель фасада нового дома, и, густо покраснев, поспешил навстречу. Валерия Григорьевна впервые приехала сюда, и он явно растерялся.Я видел, как он подошел к ней и что-то быстро заговорил вполголоса, но она, рассеянно слушая его, с интересом рассматривала дома. Увидев меня, улыбнулась и поздоровалась. Ростислав Николаевич взял ее за руку, но она мягко высвободила ее и направилась ко мне.— Тут у вас настоящий курорт! — воскликнула она. — Максим Константинович, не сдадите мне на время один из этих прелестных домиков?— Выбирайте, — сказал я.— Этот несносный тип, — кивнула она на смущенного Ростислава, остановившегося чуть в стороне, — ни разу не предложил мне приехать сюда… — Она с улыбкой взглянула на него. — Признавайся, в котором из этих теремов ты поселил свою возлюбленную?— Ты все шутишь, — с горечью произнес Любомудров и отвернулся.Валерия долгим задумчивым взглядом посмотрела на Ростислава, и живые глаза ее погрустнели. Повернув голову, она пристально взглянула мне в глаза.— Ну вот, все и кончилось, — со вздохом вырвалось у нее.— Что вы, это только начало, — сказал я.Она как-то странно посмотрела на меня и предложила прогуляться к речке. Я бросил взгляд на Любомудрова, думая, что и он к нам присоединится, но Валерия взяла меня под руку и увлекла в другую сторону. Я понял, что она хочет со мной поговорить. Увидев, что мы удаляемся, Ростислав медленно пошел к дому.Сварщики, поглазев на интересную женщину, снова включили свои аппараты. Плотники деревянными киянками легонько постукивали по черной балке, впрессовывая ее в специально прорезанный в панели паз. Солнце то появлялось, то снова пряталось в пролетающих над рощей облаках.Валерия сняла светлый плащ и перекинула через руку. В коротком шерстяном платье, тоненькая и стройная, она сейчас выглядела почти девочкой. Под нашими ногами потрескивали сучки, шелестели багровые опавшие листья. Я думал, она нагнется и поднимет хотя бы один лист, но Валерия не смотрела под ноги: задумчивый взгляд ее был устремлен вдаль.— Он зовет меня с собой, но я не могу уехать, — как-то отрешенно проговорила она.Я даже сразу не понял: мне она это сказала или случайно произнесла вслух то, о чем сейчас думала. Я дипломатично промолчал.— И потом, зачем все это? — продолжала она. — Он прекрасный человек, талантливый инженер. У него все еще впереди. Конечно, сейчас он меня любит и искренне верит, что навсегда, но я-то знаю, что все пройдет… Ведь я гораздо старше его. И слишком избалована, чтобы жить по принципу — с милым рай и в шалаше… Все начать сначала… Нет, это не для меня. Мне не хочется ничего менять в своей жизни, а он так больше не может… Я знаю, что кроме страдания, ничего ему не принесла. Любовь украдкой — это не для него! Но у меня есть муж, который меня любит. И он мне тоже дорог по-своему. Если бы не поселок, Ростислав давно бы уехал!..Ее слова огорошили: Любомудров и словом не обмолвился, что хочет уехать. Правда, я замечал, что ему бывает не по себе, что-то гложет его, но лезть к нему в душу не хотелось, да потом у меня и самого на сердце было неспокойно: Юля по-прежнему озадачивала меня…— Вы, наверное, меня осуждаете? — спросила Валерия.— С какой стати? — удивился я.— Он чудесный человек, — горячо заговорила она. — Современный и вместе с тем какой-то старомодный… В отношениях к жизни, женщине, что ли? Не каждый решится прийти к мужу и сказать, что любит его жену. А он сказал.— Вы любите своего мужа? — спросил я.— Я бы не хотела с ним расстаться, — уклонилась она от прямого ответа. — В любом случае зла ему я никогда не причиню; он меня очень любит и прекрасно ко мне относится. Вряд ли Ростислав смог бы быть таким терпеливым ко мне, как Валя… Чего греха таить, я взбалмошная, капризная женщина. Мне подчас доставляет удовольствие терзать своего мужа, потом мне бывает стыдно… — А он все понимает и сносит. И это меня бесит. Хочется наконец разозлить его, кик говорится, довести до белого каления, хочется, чтобы он даже… ударил меня, что ли. Глупости я говорю, не так ли?— Я ценю вашу откровенность, — успокоил я ее.— Поверите, за десять лет нашей совместной жизни он ни разу меня не обидел, не оскорбил… Редкой выдержки мужчина!.. Теперь вы понимаете, почему я не могу уехать с Ростиславом. Я слишком избалована! Я чувствую, что уже не смогу перемениться, даже ради любимого человека. А может, это и не любовь вовсе? Мы просто не сможем ужиться с ним. Честное слово, сколько мы с ним знакомы, столько у нас было и ссор! Больше того, мы ссоримся по любому поводу и беспрерывно. Мы ведем себя с Ростиславом как сварливые муж и жена, а Валя относится ко мне как нежный внимательный любовник… Смешно, не правдаа ли?Я опять промолчал. Мне было не смешно. Этот вечный треугольник. Такой внешне простой и примитивный и вместо с тем вот уже века не разгаданный никем: ни поэтами, ни философами…— Я до сих пор не понимаю своего мужа, — сказала она. — Скажи я ему, что уезжаю с Ростиславом, он помог бы мне собрать вещи и умолял не высовываться из окна, чтобы, не дай бог, я не схватила насморк… И вида не подал бы, что жестоко страдает!— Для меня ваш муж тоже загадка, — признался я.Она неожиданно остановилась, схватила меня за руку.— Максим Константинович, Ростислав вас очень уважает, да и я отношусь к вам с симпатией и доверием… Скажите, как мне быть: остаться с Валей или уехать с ним? Как вы скажете, так и будет!В глазах ее жаркий блеск. То ли это внутренний огонь, то ли отражение багряной листвы. Пристально, не мигая, смотрит Валерия на меня и ждет ответа… Странно устроен человек! Иногда в самый ответственный момент жизни сам страшится принять важное решение и вместе с тем готов поступить так, как посоветует первый встречный… Вот сейчас по воле случая в моих руках судьба трех человек: Архипова, Валерии и Ростислава. Что мне стоит дать любой совет: уезжайте! — и тогда будет разбита жизнь Архипова — или оставайтесь, и тогда это принесет горе Любомудрову… Глядя в эти сверкающие глаза, я поверил, что она действительно поступит так, как я скажу.Однако я ничего не сказал. Не вправе я решать судьбу этих людей. Вот так, единым махом! И потом, я действительно не знаю, как поступить ей. И откуда мне знать, если она сама этого не знает?..Как можно мягче и тактичнее я уклонился от роли третейского судьи. Она молча, опустив голову, выслушала меня и — наконец-то! — нагнулась и подобрала с земли просвечивающий желтый кленовый лист. Рассеянно понюхала его, потом скомкала и бросила под ноги. Глаза ее погасли, стали равнодушными. Стайка синиц спорхнула с голубоватой осины вниз. Резко и трескуче прокричала пролетевшая в стороне сорока.— Какие вы все… дипломатичные и осторожные! — с горечью сказала она. — Ростислав не такой! Он всегда все прямо говорит, не боясь поступить опрометчиво. У него сердце льва.И тут меня будто бес подтолкнул.— Хорошо, я дам вам совет! Только при одном условии: совет за совет, так сказать, баш на баш! Я тоже люблю одну девушку. Очень люблю! Но не уверен, что она меня любит. Я хочу на ней жениться, иметь детей, хотя не убежден, что мы будем с ней счастливы… Она тоже гораздо моложе меня. И характер ое-ей! Но она мне дороже жизни… Ничто уже больше меня в этом городе не задерживает, только она… Но эта девушка переменчива. Она, как птица, летает, где ей вздумается. И, как птица, в любой момент может улететь куда глаза глядят… А ведь я уже не мальчик, чтобы бегать за ней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52