– Это Рувимчик, он из Мелитополя. А это Нинка, она скоро очухается. Немного забалдела натощак. Ну как, надумал?– Чего надумал?– Вот, – сказал Дема Рувимчику. – Был человек человеком, а стал как пидер малахольный. Последний раз говорю, Ванек, вступай в долю, и завтра же открываемся на Краснопресненской. Или я контачу с другим пацаном.– А бабки у него есть? – спросил Рувимчик.– В том-то и дело. У него бабок, как у нас с тобой гороха. Плюс такая крыша, которая нам и не снилась.– Про крышу откуда взял? – второй раз за утро удивился Иван, но тут же сообразил, что Дема последние полгода тайно ухлестывал за Леночкой Савицкой, вот она ему, видно, что-то такое и наплела.– Жри пиво, конспиратор, – развеселился Дема. – На размышление даю еще сутки. Думай.– А чего думать? – вступил Рувимчик. – Навар без булды. Четыреста процентов гарантирую.– Рувимчик знает, что говорит, – пояснил Дема. – Он в этом бизнесе с колыбели.– В каком бизнесе?Дема покосился на спящую красавицу.– "Травка", чудак. При этом без всяких приколов.Напрямую.– Круто, – кивнул Иван; – Но я – пас.– Слабо, что ли?Иван поднял на него холодный взгляд, и старый кореш нервно хихикнул:– Шутю, шутю! Не хочешь, не надо. Пацанов хватает нуждающихся.Закопошилась девица на полу, отворила пустые подрисованные глаза:– Мальчики, помираю. Дайте глоточек.Рувимчик, не глядя, протянул ей открытую бутылку портвейна. Девица запрокинула голову и жадно забулькала. Снаружи возник покупатель и попросил две пачки "Кэмела". Первый покупатель за полчаса. Это была еще одна из маленьких тайн рынка, неразгаданная Иваном.Откуда бралась прибыль в "комках" при таком спросе?Девица, утерев рот ладошкой, капризно протянула:– Где же моя юбка? Эй, кобели! Куда дели юбку?Дема деловито поинтересовался у однокашника:– Не хочешь с утра разговеться? Очень полезно для здоровья.– Черт поганый! – завопила девица. – Ты чего за меня распоряжаешься?! Ты что, меня купил?Рувимчик сказал примирительно:– Не надо шуметь, Ниночка. Люди мимо ходят, чего подумают. Мы же тебе дали пятьдесят штук, разве мало?– За пятьдесят штук, – злобно прошипела Ниночка, – кобылу трахай в своем Мелитополе, чурка вонючая! А я…Досказать не успела, потому что Рувимчик с короткого взмаха вмазал ей ребром ладони по губам. Иван отставил пиво и со словами: "Как-то у вас душно, братцы!" выскользнул из палатки. Не успел прикурить, следом вылетела Ниночка с юбкой в руке и с окровавленным ртом. Иван загородил ее от прохожих, пока она одевалась, и дал платок, чтобы вытерла кровь. Пошли рядом по набережной. Девушка то и дело спотыкалась и хватала Ивана за локоть.– Тебя как зовут?– Иван.– Слушай, давай выпьем где-нибудь, а то меня всю трясет.По пути как раз попался шалманчик, в котором подавали горячие сосиски, а также пиво и коньяк. Столики на открытом воздухе.– Учти, я угощаю, – предупредила Нина.– Да мне ничего не надо. Посижу с тобой просто так.Он донес до столика коньяк, пиво и сосиски. Кроме них, клиентов не было.После коньяка Нина действительно немного успокоилась, а то ее колотило как в лихорадке. Лицо у нее было нежное, симпатичное, с задорным прищуром, но чересчур озабоченное. Обыкновенно Иван сторонился припадочных девах, сшивающихся в "комках".– Какие ублюдки, да?! – сказала Нина. – Ты тоже с ними заодно?– Я сам по себе.– Знаешь, почему я к тебе потянулась?– Почему?– У тебя глаза хорошие. Ты не такая свинья, как они. Можешь отомстить за меня?– Как это?– Поклянись, что отомстишь!– Клянусь, – сказал Иван. На набережную свежо тянуло ветерком от Москвы-реки, и солнышко проглядывало сверху как-то по-особенному ласково.Нина объяснила, что ему необходимо сделать. Он должен подстеречь Рувимчика поздно вечером возле его дома, в удобном месте, которое она заранее покажет.Рувимчик возвращается домой всегда точно в половине первого, потому что у него в квартире живет какая-то приезжая телка, которая сечет его по минутам. Рувимчик никого не боится, кроме своей телки. Иван должен его подстеречь и по-тихому замочить.– Согласен? – настороженно спросила Нина, пронзая насквозь бедовым пьяным взглядом.– Конечно, согласен. Только не пойму, за что ты на него так взъелась? Неужто из-за одной оплеухи?– Не только из-за этого. Он, гнида поганая, обращается со мной, как со скотиной, а обещал… Он мне про эту телку ничего не говорил, так пел, так пел!Я уши и развесила. Стала бы я с ним по всем углам шарашиться, с трихомонозой вонючей. Он знаешь сколько бабок имеет на своей "травке"? Но на мне он осекся.Я не подстилка.– Он что, обещал жениться?– Пошел он со своей женитьбой! Обещал квартиру снять – раз. Шубу купить – два. А оказалось, я для него тряпка половая, чтобы ноги вытирать. Но у меня своя гордость есть, как ты думаешь?– Так это сразу видно, – признал Иван. – Но все-таки, может, не стоит так уж сгоряча мочить? Может, изувечить для начала. Вдруг он одумается?– Я тебе нравлюсь?– Еще бы.– Не врешь?– Да нет, ты красивая женщина.– Ну вот, – сказала она удовлетворенно. – Сделаешь, и я вся твоя. В любом месте, сколько хочешь раз.– Заманчиво, – задумался Иван. Нина допила коньяк, а он отхлебнул пива. Некоторое время они молча, будто в сонной одури, любовались белым катером, который выгребал на середину реки, обвешанный рекламными плакатами. Отсюда, издалека, можно было разобрать только один: "У МММ – нет проблем".– Ладно, – сказал Иван. – Поехали, провожу домой, а вечером позвоню.Нина уткнулась носом в пустой стакан и вдруг разрыдалась.– Ты чего?Оказалось, ей некуда идти. Из квартиры ее не далее как сегодня утром вышвырнул пьяный безумный отец, вдруг взбесившийся якобы оттого, что она не ночевала дома. Но это была просто придирка, повод. На самом деле он терроризировал и ее и мать из-за того, что на своем говенном заводе зарабатывал двести тысяч в месяц и еле сводил концы с концами, тогда как у них с матушкой иногда водились крупные бабки. По своей "совковой" психологии вот именно этого он не мог им простить. Из ее слезного бормотания Иван понял только одно: после того как разделается с Рувимчиком, ему неминуемо предстояло мочить и батюшку-тирана.– Чего же ты такая свирепая, Нин, – осудил ее Иван. – Только один у тебя приговор: мочить и мочить.Да так мы с тобой пол-Москвы перемочим.– Купи еще коньяку. У тебя деньги есть?Пока ходил к окошечку раздачи, обдумал создавшееся щекотливое положение. Бросить пьяную потаскушку посреди Москвы было как-то не по-мужски, вроде она ему как бы и доверилась; а куда ее деть? Разве что отбуксовать домой и дать ей часика три соснуть, но перед матерью неловко. Хотя все же он склонялся к тому, что придется отбуксовать.После очередной дозы Нину потянуло на откровения. Но сначала она попыталась причесаться и подкрасить губы и одарила Ивана сокровенным многообещающим взглядом.– Меня, если хочешь знать, два раза в кино приглашали сниматься. Не веришь? Настоящий режиссер, без туфты, не хочу называть фамилию, тебе плохо станет.– Это неудивительно. Такие девушки на дороге не валяются.– Ты дурачок, внешность не главное. Главное – талант. Хочешь, стихи почитаю?– Конечно, хочу!Нина еще раз попробовала привести в порядок волосы, отчего прическа ее стала похожа на копнушку сена, поваленную набок, и заунывным голосом, но очень громко, с отчаянной жестикуляцией и немыслимыми ударениями провыла два четверостишия Евтушенко.Впечатление было настолько сильным, что несколько прохожих, пригнув головы, как при бомбежке, перебежали набережную на другую сторону, а из палатки выглянул испуганный продавец.– Ну как? – спросила Нина самодовольно.– Гениально! – искренне восхитился Иван. – Куда там старухе Тереховой.– Хочешь спою?– Не надо. Пойдем ко мне, познакомлю тебя с матушкой. Ей споешь.– Ты хочешь познакомить меня со своей мамой?– Ну а чего тянуть.– Ваня, ты что же, влюбился в меня?– Есть маленько, – скромно признался Иван.* * *Ася всех гостей принимала одинаково – с христианским смирением. Ее не слишком смутило, что девушка пьяна и с разбитым ртом. Она сводила ее в ванную и переодела в свой халат, а потом предложила молодым людям пообедать, но сын сказал, что Ниночке прежде всего следует выспаться, потому что она с ночной смены. Нина прошептала уже в полусне:– Ты разве не ляжешь со мной?– Пока нет. Для меня это слишком серьезно.Ася приступила к сыну с расспросами: кто она да что она?– Сиротка, мамочка. Несчастное дитя красивой рыночной мечты. Мне никто не звонил?– Да от кого ты все ждешь звонка?Иван редко посвящал мать в свои проблемы и часто водил ее за нос для ее же спокойствия. Она хоть и обложилась религиозными справочниками и молитвенниками, но от любого шороха вздрагивала. Башлыков сказал ему: жди! – и он ждал уже вторую неделю. Матери врал, что устраивается на работу. Ему действительно надоело болтаться без дела. Но что он мог придумать? Разве что приткнуться в какой-нибудь институт. Это было теперь легко: отстегивай сумму – и учись на здоровье. Филипп Филиппович предлагал обосноваться в университете на мехмате. Он говорил: все пройдет, а точные науки пребудут вовеки. В ответ Иван резонно напоминал, что точно так же патриоты думали о России. И где она теперь?– Это твоя сиротка? – спросила мать. – Она что же, надолго у нас поселится?– Что ты, мамочка! – Иван со скукой поедал котлеты. – Поспит пару часиков и снова на панель.– Какой ты бываешь жестокий… А родители ее что же? Умерли?– Да нет, вроде живы.– Как же она может быть сироткой при живых-то родителях?– Выгнали ее.– За что?– За проституцию, я полагаю. Вдобавок наркоманка.– Бедная девочка… Такая еще молодая…В эту минуту раздался долгожданный звонок Башлыкова. Со странным томлением Иван вслушивался в его напористый голос.– Можешь сейчас подъехать ко мне?– Да, конечно, – сказал Иван.Через полчаса добрался до Лесопарковой и поднялся в лифте на шестой этаж обыкновенного жилого дома.Дверь открыл Григорий Донатович и провел его в комнату. Подозрительно спросил:– Пьешь, что ли? Почему пивом воняет?– Нет, не пью.– Если пьешь, разговора не будет.– Я же сказал, не пью.Башлыков усадил его на стул, сам сел напротив. Глядел строго, будто обнюхивал. Глаза сухие, пристальные.– Помнишь, кем был твой отец?– Кем же?– Он был мужественным человеком. Богатырем.– Возможно Но у меня два отца, – усмехнулся Иван, чувствуя непонятную ломоту в суставах.– Что сам умеешь делать? Чему-то ты ведь научился за восемнадцать лет?– Думать научился.– Это немало. И что же надумал?– Вот к вам прийти.Ивана не смущал чудной допрос, хотя он был не совсем в своей тарелке. Получалось, что этот сероглазый, лысоватый мужик с первой минуты знакомства как бы имел право распоряжаться его судьбой, и, кроме прямого разговора, между ними шел какой-то тайный головокружительный сговор.Башлыков хлопнул в ладоши, и с кухни явилась статная молодая женщина с подносом в руках. На подносе кофейник и чашки.Хозяин их познакомил:– Моя маруха, Людмила Васильевна. А это Ваня Полищук. На работу его беру с испытательным сроком.Женщина, пока разливала кофе, два раза крепко прижалась к нему бедром. Башлыков это видел.– Девушка у тебя есть, Вань? – спросил он.– Нет.– Это хорошо. Кроме матушки, некому будет горевать, если башку оторвут.– Да, – согласился Иван. – Пожалуй, что и некому.…Домой он вернулся к вечеру. Мать с Ниной пили чай на кухне, – раскрасневшиеся, возбужденные, как две задушевные подружки. Он особенно не удивился: обе неприкаянные, с куриным умишком, почему бы им не найти общий язык. Строго распорядился:– Ты, Нинель, сиди здесь, а ты, мамочка, выйди-ка со мной.– Куда выйти? – испугалась Ася.– В комнату, куда же еще.Матери наедине попенял:– Она почему до сих пор тут?– Ой, сынок, напрасно ты так. Она хорошая, только несчастная. Мы же с ней молились, пока тебя не было.– И ночевать останется?– Дак пускай поживет несколько дней, какая нам обуза?– Я не против, это твой дом. Только не реви, когда серебряных ложек недосчитаешься.– Бог с тобой, Ванечка! Разве можно так о людях думать? Ты бы слышал, как она поет. Я даже прослезилась.– А спать где будет?– Со мной, на раскладушке.– Ладно, пойду с ней потолкую.– Не обижай ее, пожалуйста!Нина на кухне вовсю дымила вонючей сигаретой.Иван сигарету отобрал, потушил под краном и опустил в помойное ведро.– Тут тебе не кабак, заруби себе на носу.– Ой, какие мы грозные!Она попробовала его приобнять, но он отстранился:– Ты протрезвела?– А то не видишь, – Ниночка кокетливо поправила челку.– Тогда запомни. Мать я люблю, обижать ее нельзя, Чуть какой промах с твоей стороны, костей не соберешь.– Да ты что, Ваня?! Ты меня за кого принимаешь?Иван взял ее руку повыше локтя и сжал. Ниночка побледнела, но даже не пискнула.– Я не Рувимчик, – сказал он, – Бью сразу насмерть.– Постыдись, Ваня! Я все-таки женщина.– Мое дело предупредить… Мама!Ася мигом прибежала:– Что такое, сынок?– Дай чего-нибудь пожрать, я не ужинал.– Где же ты был целый день?– На работу устраивался.На этот раз не соврал. С запиской Башлыкова съездил в префектуру, где ему был заказан пропуск. Его принял пожилой чиновник по имени Геннадий Яковлевич. Побеседовал с ним минут десять и остался доволен, Велел на другой день принести документы. Башлыков напутствовал так:– Оформят тебя курьером, или делопроизводителем, или еще кем – неважно. Хоть плевки подтирай, но через месяц должен стать там своим человеком. Примелькаться. Вопросы есть?Вопросов у него не было.Ночь он спал крепко. Только раз проснулся. Ниночка сидела на кровати, призрачная в лунном свете.– Можно к тебе? Мама спит.Теплой грудью прильнула к его ногам.– Когда понадобится, сам позову.– Но я же должна отблагодарить… Ванечка, я тебе совеем не нравлюсь? Ни чуточки?– Ты на карантине. И этим все сказано.– Как это?– Принесешь завтра справку из вендиспансера.– Сволочь ты, Ванька!– Иди, не разгуливай меня.Перевернулся на правый бок и мгновенно уснул. Но во сне овладел ею со сноровкой опытного мужика, и она даже не догадалась, что была у него первой женщиной. Глава 10 Прямо из аэропорта, где их встретил Губин, поехали на совещание к Серго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47