«сволочь», «скотина» и тому подобное.
Корсо, посмеиваясь, повесил трубку. Однажды он позвонил Ла Понте - за его счет - с аукциона в Буэнос-Айресе только для того, чтобы рассказать новую шутку: проститутка была такой страшной, что умерла девственницей. Ха-ха. Отлично. Вернешься, я заставлю тебя, идиот несчастный, сожрать телефонный счет. Да и в тот раз, много лет назад, едва Корсо проснулся, обнимая Никон, первым его движением было снять трубку и рассказать Ла Понте, что он познакомился с красивой женщиной и, кажется, влюбился. До сих пор, стоило Корсо пожелать, он, закрывая глаза, видел Никон - она медленно пробуждается, и волосы ее рассыпаны по подушке. А тогда, прижав трубку плечом он начал описывать ее Ла Понте, пребывая в небывалом волнении, испытывая необъяснимую и неведомую прежде нежность. Он говорил по телефону, а она молча слушала и глядела на него, и Корсо знал, что человек на другом конце провода - я рад, Корсо, дружище, давно пора, я рад за тебя, будь счастлив - искренне радовался вместе с ним и чудесному пробуждению, и счастью. В то утро он любил Ла Понте не меньше, чем ее. А может, ее он любил не меньше, чем Ла Понте, но с той поры утекло много воды.
Корсо потушил свет. За темным окном продолжал хлестать дождь. Охотник за книгами сел на край пустой постели, зажег сигарету и напряг слух, пытаясь уловить знакомое дыхание. Огонек сигареты неподвижно светился во мраке. Корсо протянул руку, чтобы погладить разметавшиеся по подушке волосы, но их там, разумеется, не оказалось. Никон… Единственное в жизни; из-за чего совесть по-настоящему мучила его. Дождь припустил еще сильнее, и мокрое стекло дробило скудный свет, падавший в комнату с улицы, так что простыни покрывались мерцающими точками, черными стежками, крошечными тенями, которые метались туда-сюда, словно клочья его бестолковой жизни. - Лукас. Он произнес свое имя вслух. Так называла его только она и больше никто. Эти пять букв были символом той общей родины, которую они мечтали обрести и сами же разрушили. Корсо уставился на красный огонек сигареты. Тогда он не сомневался, что очень любит Никон. Тогда он восхищался ее красотой и умом. Она была уверенной в себе и непогрешимой, как папская энциклика, страстной, как те черно-белые фотографии, которые она сама и снимала: дети с огромными глазами, старики, собаки с преданным взглядом. Она боролась за свободу народов и подписывала какие-то манифесты в защиту брошенных в тюрьмы деятелей культуры, угнетенных наций… И в защиту тюленей. Однажды она даже его заставила подписать что-то по поводу тюленей.
Корсо осторожно поднялся с постели, чтобы не разбудить спящий там призрак, и ему вновь, как не раз прежде, почудилось, будто он и на самом деле слышит ее тихое дыхание. Ты мертв, как и твои книги. Ты никогда никого не любил, Корсо. Тогда она в первый и последний раз назвала его только по фамилии, в первый и последний раз не отдала ему свое тело. И ушла навсегда. Она мечтала о ребенке, а он отказал ей в этом.
Корсо распахнул окно и вдохнул влажный и холодный ночной воздух. Капли дождя падали ему на лицо. Он сделал последнюю затяжку и швырнул сигарету вниз, следя за тем, как красная точка, не дочертив до конца положенную дугу, растаяла во мраке.
В ту ночь дождь лил повсюду. Над последними следами Никон. Над полями Ватерлоо. Над прапрадедом Корсо и его товарищами. Над красно-черным надгробием Жюльена Сореля, казненного за то, что он верил, будто без Бонапарта начнут умирать даже бронзовые статуи на старых дорогах беспамятства. Глупейшее заблуждение. Корсо лучше других знал, что еще и сегодня можно выбрать поле боя и стоять на посту среди бумажного воинства в кожаных переплетах, среди выброшенных на берег жертв кораблекрушения.
III. Люди в сутанах и люди со шпагами
- Те, что лежат в могилах, не говорят.
- Еще как говорят, коли на то есть воля Божия,
- возразил Лагардер.
П. Феваль. «Горбун»
Каблучки секретарши цокали по деревянному полу, покрытому лаком. Лукас Корсо шел за ней длинным коридором - стены нежно-кремовых тонов, приглушенный свет, тихая музыка, - пока они не оказались перед тяжелой дубовой дверью. Девушка велела ему подождать, скрылась, появилась вновь и с дежурной улыбкой пригласила пройти в кабинет. Варо Борха сидел в черном кожаном кресле с покатой спинкой перед письменным столом красного дерева. Из окна открывался великолепный вид на Толедо: старые красно-желтые крыши, острый шпиль собора на фоне чистого голубого неба, вдалеке - серая громада Алькасара.
- Присаживайтесь, Корсо.
- Спасибо.
- Я заставил вас ждать… Это прозвучало не как извинение, а лишь как констатация факта. Корсо поморщился.
- Не беспокойтесь. На сей раз я ждал всего сорок пять минут.
Варо Борха даже не потрудился улыбнуться в ответ, пока Корсо усаживался в предназначенное для посетителей кресло. На столе не было ничего, кроме сложной системы телефонов и внутреннего переговорного устройства современного дизайна, так что полированная поверхность отражала не только самого хозяина кабинета, но, в качестве фона, и часть пейзажа. Варо Борхе было лет пятьдесят: лысый, при этом и лицо и лысина покрыты искусственным загаром, вид респектабельный, хотя респектабельность его вызывала подозрения. Глаза маленькие, бегающие и хитрые. Изрядный живот прятался под узкими пестрыми жилетами и пиджаками, сшитыми на заказ. Кроме того, Варо Борха был каким-то там маркизом, молодость провел бурно и разгульно, попал на заметку полиции, впутался в скандальную аферу, после чего четыре года отсиживался в Бразилии и Португалии.
- Я хотел вам кое-что показать.
Резкость его порой граничила с грубостью, но такой манеры поведения он придерживался сознательно. Он направился к маленькому застекленному шкафу, вытащил из кармана ключик на золотой цепочке, открыл дверцу. Варо Борха не имел дела с обычными покупателями и участвовал лишь в самых престижных международных ярмарках и аукционах. В его каталоге никогда не фигурировало больше полусотни книг - и только редчайшие. В поисках ценных экземпляров он добирался до самого захолустья, до самых дремучих уголков земли, действовал жестко и ничем не брезговал, идя к цели, а потом продавал добычу, играя на колебаниях; рыночных цен. На него работали коллекционеры; граверы, типографы и поставщики вроде Лукаса Корсо.
- Что вы об этом скажете?
Корсо протянул руку за книгой и взял ее так трепетно и осторожно, как другие берут новорожденного. Том, переплетенный в коричневую кожу с золотым тиснением, в стиле, соответствующем эпохе, сохранность отличная.
- «La Hypnerotomachia di Poliphili» Колонны, - прокомментировал он. - А! Значит, вы ее заполучили…
- Три дня назад. Венеция, тысяча пятьсот сорок пятый год. «In casa di figlivoli di Aldo». Сто семьдесят гравюр на дереве… Тот швейцарец, о котором вы упоминали, все еще желает приобрести ее?
- Думаю, да. Экземпляр без дефектов? Все гравюры целы?
- Естественно. В этом издании все ксилографии, за исключением четырех, воспроизводят те, что были в книге тысяча четыреста девяносто девятого года.
- Мой клиент предпочел бы первое издание, но попробую уговорить на второе. Тому пять лет на аукционе в Монако у него прямо из рук уплыл экземпляр…
- Что ж, пусть решает.
- Мне нужно недели две, чтобы связаться с ним.
- Я бы хотел вести переговоры напрямую. - Варо Борха улыбался, как акула, выслеживающая пловца. - Вы, конечна, получите свои комиссионные, обычный процент.
- Дудки! Швейцарец - мой клиент. Варо Борха язвительно улыбнулся:
- Вы никому не доверяете, правда?.. Думаю, еще в младенчестве вы тщательно проверяли молоко родной матушки, прежде чем припасть к ее груди.
- А вы, даю голову на отсечение, молоко своей матушки перепродавали.
Варо Борха впился взглядом в охотника за книгами, в котором теперь не осталось ничего кроличьего - ни капли былого обаяния.
Он стал напоминать скорее волка, выставившего клыки.
- Знаете, что меня привлекает в вашем характере, Корсо? Естественность, с которой вы соглашаетесь на роль наемного убийцы, в то время как вокруг развелось столько демагогов и тупиц… А вы скорее из разряда тех апатичных на вид, но очень опасных типов, каких боялся Юлий Цезарь. Как вы спите, хорошо?
- Без задних ног.
- А я думаю, нет. Готов поспорить на пару экземпляров готического минускула, что вы подолгу лежите в темноте с открытыми глазами… Скажу больше: я инстинктивно не доверяю людям покладистым, экзальтированным и услужливым. К их помощи я прибегаю, только если это настоящие профессионалы, работающие за высокие гонорары, и если к тому же они лишены каких бы то ни было корней и комплексов. Тем, кто кичится родиной, без умолку трещит о семье или собственных принципах, я не верю.
Варо Борха поставил книгу обратно в шкаф. Потом зло хохотнул:
- А друзья у вас есть, Корсо?.. Иногда я задумываюсь: бывают ли у таких, как вы, друзья?
- Идите вы в задницу!
Пожелание было произнесено с полной невозмутимостью. Губы Варо Борхи расплылись в фальшивой улыбке. Казалось, он ничуть не обиделся.
- Вы правы. Мне ведь нет нужды в вашем дружеском расположении, потому что я покупаю вашу выставленную на продажу преданность - надежную и долговременную. Не так ли?.. Речь-то идет о профессиональной чести и гордости - такие, как вы, выполняют договор, даже если король, нанявший вас, сбежал, даже если бой проигран и нет шанса на спасение….
Он взирал на Корсо насмешливо, с вызовом, следя за его реакцией. Но тот ограничился нетерпеливым жестом: не глядя ткнул пальцем в часы на левой руке.
- Остальное, пожалуйста, изложите в письменном виде, - бросил он. - И отправьте по почте. Вы ведь до сих пор никогда не платили мне за то, чтобы я смеялся вашим шуточкам.
Казалось, Варо Борха раздумывал над услышанным. Потом насмешливо кивнул в знак согласия.
- И опять вы правы, Корсо. Итак, перейдем к делам… - Он тряхнул головой, собираясь с мыслями. - Помните «Трактат об искусстве фехтования» Астарлоа?
- Да. Издание тысяча восемьсот семидесятого года, очень редкое. Я достал его для вас пару месяцев назад.
- Тот же клиент просит теперь трактат «Academic de l'epee». Вы о нем что-нибудь слышали?
- Вы имеете в виду клиента или трактат?.. В ваших местоимениях сам черт не разберется…
Варо Борха показал взглядом, что шутки не оценил:
- Не все обладают таким чистым и лаконичным литературным языком, как вы, Корсо. Я имел в виду книгу.
- Это эльзевир семнадцатого века. Формат ин-фолио, с гравюрами. Считается самым красивым трактатом по фехтованию. И самым дорогостоящим.
- Покупатель готов выложить любую сумму.
- Тогда надо поискать.
Варо Борха снова занял кресло у окна, откуда открывался прекрасный вид на древний город. Он сидел, положив ногу на ногу и засунув большие пальцы рук в жилетные карманы. Несомненно, дела шли у него отлично. Мало кто из коллег, даже самых преуспевающих, мог позволить себе кабинет с такой панорамой. Но Корсо удивить было трудно. Ведь типы вроде Варо Борхи целиком зависели от таких людей, как Корсо, и оба это отлично понимали.
Корсо поправил съехавшие набок очки и глянул на книготорговца:
- Итак, что мы будем делать с Колонной?
Варо Борха колебался, не зная, какому чувству отдать предпочтение - антипатии или жажде наживы. Он переводил взгляд с витрины на Корсо и обратно.
- Ладно, - выдавил он сквозь зубы. - Занимайтесь своим швейцарцем сами.
Корсо кивнул, ничем не выдав удовлетворения, которое принесла ему эта маленькая победа. На самом деле никакого швейцарца не существовало, это была его, Лукаса Корсо, коммерческая хитрость. Покупатели на такую книгу всегда найдутся.
- Поговорим о ваших «Девяти вратах», - предложил он и увидел, как оживилось лицо книготорговца.
- Поговорим! Вы беретесь за это дело?
Корсо старательно обкусывал кожу вокруг ногтя на большом пальце. Потом осторожно выплюнул заусенец прямо на сверкающий чистотой стол.
- Представьте на миг, что ваш экземпляр - подделка. А настоящий - один из тех двух. Или его вообще нет.
Варо Борха поморщился. Казалось, он взглядом отыскивал на столе кусочек кожи с большого пальца Корсо. Наконец он поднял глаза от полированной поверхности.
- На этот случай я дам вам подробные инструкции. Вы их запишете.
- Сначала я хотел бы их услышать.
- Всему свое время.
- Нет. Таково мое условие. Я жду. - Он заметил, что книготорговец на миг заколебался. И в том уголке мозга, где у Корсо притаился охотничий инстинкт, что-то тревожно запульсировало. Тик-так. Почти неприметный звук - сигнал о сбое в механизме.
- Решения, - изрек после паузы Варо Борха, - мы будем принимать по ходу дела.
- А что, собственно, мы должны решать? - начал терять терпение Корсо. - Одна из книг хранится в частной коллекции, вторая - в публичном фонде; ни ту, ни другую продавать никто не собирается. Этим все сказано - тут конец и моим хлопотам, и вашим планам. Повторяю: одна из книг настоящая, остальные - поддельные. Но при любом итоге расследования я должен получить то, что мне причитается за работу, и - привет!
«Не слишком ли все просто у вас получается?» - говорила улыбка книготорговца.
- Не совсем так… - вяло возразил он.
- Этого-то я и боялся… Вы что-то задумали и темните…
Варо Борха чуть приподнял кисть руки, любуясь ее отражением на поверхности стола. Потом начал медленно опускать руку, пока она не коснулась зеркального двойника. Корсо взглянул на эту широкую волосатую руку с огромным перстнем на мизинце. Он отлично знал ее. Не раз видел, как она подписывает чеки на несуществующие счета, удостоверяет подлинность явных подделок, пожимает руки тем, кого вскоре предаст. Тревожное «тик-так» у него в голове не утихало. Внезапно он ощутил непривычную усталость. И засомневался: а хочет ли он браться за эту работу?
- Я не уверен, что хочу браться за эту работу, - повторил он вслух.
Варо Борха, видимо, почувствовал что-то новое в его тоне - и тотчас сменил тактику. Он сидел с задумчивым видом, неподвижно, уперев подбородок в переплетенные пальцы, и падавший из окна свет играл бликами на его великолепной загорелой лысине. При этом хозяин дома не сводил глаз с Корсо.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8