Он просто ожидал ее, и когда направлялся навстречу ей по коридору, радостно улыбаясь, это трогало и умиляло ее, как никогда не было с Периклом. Но в то же время Келвин не заходил дальше обычного поцелуя при встрече и прощании… Очень милого, нежного, долгого поцелуя. И Каролина раздумывала: не были ли эти поцелуи поцелуями брата, предназначавшиеся сестре? Нет… определенно нет… Эти теплые губы были настолько чувственны… Но по каким-то причинам он не шел дальше.
Отбросив бумаги в сторону, Каролина взглянула на часы. Было почти десять, а кроме бутылки шампанского, которую принес Келвин, и нескольких тоненьких кусочков сыра, они еще ничего не ели. Насколько она помнила, холодильник был пуст, а за окнами все же был Нью-Йорк, сверкающий огнями, и она чувствовала себя его частью – даже если бы это был маленький ресторанчик, где они могли бы побыть вместе, а потом, может быть, пойти на дискотеку или в клуб… Келвин знал самые модные места.
Опустившись на колени рядом с софой, она прилегла, опершись на него, и заглянула ему в глаза.
– Эй! – позвала она.
Келвин улыбнулся ей, улыбка была настолько обаятельной, что ей захотелось поцеловать его. Но она не сделала этого.
– Эй! – отозвался Келвин. – Ты закончила?
– Да, и умираю от голода. А ты?
Он нежно провел пальцем по контурам ее щеки.
– Конечно, я мог бы съесть что-нибудь.
– Давай пойдем куда-нибудь, Келвин! – воскликнула Каролина, ее карие глаза засверкали. – Я хочу есть изысканные блюда и танцевать до рассвета.
Келвин провел рукой по ее коротким шелковистым завиткам.
– Как пожелаете, мэм, – согласился он, поднимаясь и покидая уют софы.
Каролина побежала в спальню, торопливо сбрасывая бежевые льняные брюки и рубашку и облачаясь в туалет из мягкого шелкового джерси от Жана Мюире, купленный, как сейчас уже казалось, десятилетие назад в «Моди», но который оставался ее любимым нарядом.
Короткая черная юбка, доходя до колен, вовремя останавливалась, а жакет с низким вырезом застегивался на множество крошечных пуговиц, сбегавших вниз, и облегал ее так, как только могла облегать эта нежная, чувственная ткань. Завершив туалет черными гипюровыми чулками и надев черные замшевые туфли на высоких каблуках, в блеске бриллиантово-изумрудной бижутерии – колье и таких же огромных серег – она чуть-чуть прикоснулась к лицу румянами и пудрой, тенями и помадой и закончила обильным количеством духов.
Лицо Келвина было затенено двухдневной щетиной, потому что эти дни он не работал, он просто надел старые белые ботинки и накинул на плечи помятый черный льняной пиджак. Каролина подумала, что любой другой выглядел бы, по меньшей мере, нелепо, но Келвин смотрелся шикарно.
– Ну, – нетерпеливо спросила Каролина, – куда мы идем? Он взглянул на нее ленивыми зелеными глазами:
– Я думал, у тебя есть на примете какое-то место.
– Но разве у тебя нет любимого места, куда бы ты хотел повести меня? – недоуменно спросила она.
– Конечно, да, но почему ты не хочешь выбрать что-нибудь, Кортни? Я буду рад следовать за тобой, куда бы ты ни сказала. – Келвин улыбнулся своей обычной улыбкой, и Каролина решила, что неважно, кто определяет, куда им пойти.
– Есть чудесный новый итальянский ресторан, – предложила она, беря его за руку и увлекая к дверям. – Почему бы не заглянуть туда?
Даже несмотря на то, что было уже поздно, в ресторане все еще толпилось много народу. Каролина ждала, что Келвин опустит привычно сложенную купюру в несколько долларов в руку метрдотеля, но он рассеянно осматривался вокруг, совершенно забыв об этой корыстной манипуляции. Им пришлось бы ждать вечность, пока для них что-то сделали бы, думала она, стараясь отыскать в кошельке десять долларов. Метрдотель, скромно приняв дань, отблагодарил ее улыбкой.
– Подождите пять минут, мадам, это вас устроит? Могу я предложить вам пока выпить что-нибудь в баре? Сюда, пожалуйста.
– Что ты пьешь, Кортни? – спросил Келвин, устраиваясь рядом с ней на высоком стуле. Вечер обещал быть чудесным. И что самое удивительное, в этом переполненном ресторанчике она чувствовала, что они с Келвином вместе и более близки, чем наедине в ее квартире. Может быть, в этот вечер он поцелует ее так, как ей хотелось, чтобы он целовал ее…
Он помахал кому-то через весь зал, и она с любопытством глянула через плечо.
– Это Броди Флитт, – пояснил он, – с Мэрис Келл – моделью.
Каролина никогда не встречала Броди, и теперь с интересом рассматривала его. Потом Мэрис повернулась и, помахав Келвину рукой, послала воздушный поцелуй. Каролина, внезапно почувствовав ревность, опустила глаза и стала рассматривать розовые пузырьки вина в бокале.
– Мэрис очень красива, – тихо проговорила она, делая вид, что пьет вино.
– Да, я часто работаю с ней. Мы – старые друзья.
– А мы всего лишь навсего новые друзья, – прокомментировала Каролина, не в силах скрыть ревность, прозвучавшую в голосе.
– Новые друзья? – Он чокнулся с ней. – Нет, это нечто большее, Кортни, ты – мой лучший друг.
Она быстро проглотила вино. Лучший друг – это не совсем то, чего она хотела и ждала…
Метрдотель подал знак, что их места готовы. Направляясь к столику, он подошел поздороваться с Броди и Мэрис, запечатлев легкий поцелуй на бледной, гладкой щеке модели. Но ее продолжительный ответный поцелуй оставил слабый алый след на его щеке, и Каролине ужасно хотелось стереть этот след, а вместо этого она вежливо улыбалась, пока ее представляли.
– У тебя помада на лице, – нетерпеливо заметила она, когда они очутились в уюте своего углового столика.
Келвин потер щеку, но помада осталась. Каролина порывисто наклонилась и потерла это место носовым платком.
– Спасибо, Кортни, – сказал он, внимательно изучая меню. Спустя мгновение, захлопнув его, он спросил: – Что мы будем есть?
Она удивленно смотрела на него:
– О чем ты думаешь? Прекрасное меню, и очень большой выбор.
– В этом-то все дело, всего слишком много. Выбери что-нибудь для меня, дорогая. – Удобно устроившись в кресле, он нежно улыбался ей, ожидая, пока она выберет.
Знаком подозвав официанта, Каролина сделала заказ для них обоих:
– Спагетти с томатным соусом с добавкой базилика, потом карпаччио – тонкие ломтики говядины под чесночно-горчичным соусом.
– Вино, сэр? – Официант, ожидая ответа, смотрел на Келвина, который просто пожал плечами, и взглянул на Каролину.
– Красное или белое?
– Красное, – выбрал Келвин.
– Отлично сработано! – подметила Каролина, смеясь. – Наконец-то ты принял решение!
– Просто это то, что у меня не очень хорошо получается, – жалобно признался Келвин, – и я знаю, что бы ты ни выбрала, все будет превосходно.
И неожиданно, когда Каролина с аппетитом поглощала спагетти, она вдруг поняла, почему Келвин до сих пор не занимался с ней любовью. Он был просто не в состоянии принять какое-нибудь решение. Он был как маленький растерянный мальчик, которому было необходимо, чтобы за ним присматривали, заботились о его еде, организовывали его работу и оберегали покой во сне. Ему нужно было, чтобы она сделала первый шаг.
– Келвин, – произнесла она, поднимая бокал с вином. – У меня есть тост.
– За что мы пьем, Кортни? – спросил он, поднимая бокал.
– Ты после узнаешь об этом, – тихо проговорила она, когда он взял ее руку и сжал ее. – А пока давай выпьем за дружбу.
Когда они вернулись, он неуверенно топтался у двери, ожидая, что она пригласит его зайти.
– Но ты же знаешь, Келвин, что всегда можешь прийти ко мне, – заметила она.
– Кортни, мои родители учили меня всегда быть учтивым с леди, а ты – леди, и самая достойная из тех, кого я когда-либо встречал.
– И из-за этого ты не занимаешься со мной любовью? – настойчиво спросила она, все еще стоя в дверях. – Ты думаешь, что для этого я слишком леди?
– Посмотри на это с другой стороны, – мягко ответил он, пристально глядя на нее и сузив глаза. – Секс – это очень просто… Это не то, что я всегда искал, и в большинстве случаев секс – это только то, что он есть. Это полет, нежность, тепло, ощущение партнера, но когда все закончено, заканчивается и это. – Келвин пожал плечами, прислонившись стройным, красивым телом к двери. – А то, что я испытываю по отношению к тебе, Кортни, – это совсем другое.
Их глаза встретились и слились в желании. Каролина взяла его за руку, и они вошли в квартиру. Сбросив туфли, она прикрыла дверь ногой.
– Вот что я скажу вам, Келвин Дженсен, – прошептала она, скользнув в его объятия, – почему бы нам просто не выяснить это?
Поцелуй Келвина был на этот раз совсем иным, дразнящим, раскрывающим ее губы, пробующим ее на вкус. Он крепко прижал ее к своему сильному, стройному телу. Каролина почувствовала, что по его телу пробежала дрожь, когда он оторвал свои губы от ее и смотрел на нее так пристально, что ей казалось, он навсегда запечатлел в своем мозгу ее черты. А потом он неожиданно взял ее на руки и, легко держа, понес в спальню.
– Позволь мне раздеть тебя, – сказал он, бросая пиджак на пол. Каролина смущенно опустила глаза и посмотрела на свой жакет с длинной вереницей крошечных круглых пуговиц с воздушными петельками, как на дамском корсете. Но Келвин ловко справлялся с ними, и через минуту мягкий маленький жакет уже соскользнул с ее плеч, а потом и тонкий кружевной бюстгальтер…
Келвин поддерживал ее, когда она, стоя на кровати, выбиралась из темной юбки, снимала чулки, а потом, когда она уже лежала на кровати, он тоже лег, нежно целуя ее – сначала губы, затем закрытые глаза, потом брови, мочки ушей и пульсирующую вену на нежной шее…
Отстраняя его, Каролина замешкалась с пуговицами на его рубашке.
– Подожди, – сказала она. – Теперь я тоже хочу раздеть тебя. – Она сняла с него рубашку и провела ладонями по гладкой спине. Затем расстегнула пряжку кожаного ремня, ожидая, когда он выскользнет из своих французских джинсов.
Келвин встал перед ней на колени, обнял руками бедра, целуя их нежную, упругую внутреннюю сторону, мягкие впадины под коленями, нежные ступни покоились в его руках, как в колыбели, и он целовал кончики пальцев с алыми ноготками, а потом, когда она почувствовала, что не может уже больше выносить эту муку, его пальцы проскользнули в маленькие шелковые трусики, нежно стянули их, и он спрятал лицо в нежную, теплую, благоухающую тайну, целуя и лаская губами до тех пор, пока она, дрожа, не стала умолять его остановиться… Она хотела его…
– Любимая, о моя любимая, – простонал Келвин, проникая в нее, – о, Кортни, моя любовь, – шептал он, когда она обхватила его ногами. – Ты сделана из шелка и атласа, – выдохнул он ей на ухо. Она стонала, наслаждаясь его ласками. Дрожа от страсти, он пробормотал: – Боже, Кортни! – и погрузился в волны наслаждения.
Потом, тихонько лежа в его объятиях, она чувствовала себя так, словно ее тело только что вернулось с другой планеты. Каролина знала, что в постели Келвин не был маленьким, растерянным мальчиком.
Он переезжал в ее квартиру постепенно, сначала приезжая, как на прогулку, с изысканным кожаным ранцем, в котором находились самые важные для него вещи: последние фотографии, старые снимки его собачки Бугси, чистое белье и носки, лосьон после бритья «Соваж», хорошо выношенные джинсы и пара кашемировых свитеров.
Как-то в воскресенье, тихо войдя в ее квартиру, он объявил:
– Этому месту недостает кошки! – Следующим вечером он появился, держа тощего серебристо-серого кота, помесь с сиамским, который выскользнул из его рук, как струйка ртути. Кот внимательно осмотрел их ясными желтыми глазами и отправился исследовать квартиру. Наконец-то удовлетворенный, он устроился, уютно свернувшись на софе.
– Он твой, Кортни, – сказал Келвин. – Он будет присматривать за тобой, когда я буду уезжать работать. Я подобрал его у пруда. Его прозвали «космическая сталь» из-за стального серого цвета. Я сам назвал его, – добавил он гордо.
Постепенно в квартире Каролины появлялось все больше вещей Келвина, которые перепутались с ее менее экзотическими пожитками: ракетками, брошенными за дверью после игры, журналами из Италии, Франции, Австрии, почтой, принесенной из его собственной квартиры и повсюду разбросанной в беспорядке, в основном не вскрытой, со множеством марок из полудюжины различных стран. Сгорая от любопытства, Каролина изучала почерк на конвертах, пытаясь определить, была ли это корреспонденция от женщин, но она справлялась с искушением вскрыть конверты и выяснить это. Потом он привез одежду, красивые вещи от лучших модельеров, измятые так же, как и его коллекция старых пиджаков, а среди этого – две дюжины одинаковых пар ботинок от Гуччи и, по меньшей мере, три дюжины рубашек из Парижа, Рима и Лондона. Кроме того, тренажеры, пленки, книги…
Спустя месяц Каролина решила, что на двоих им следует снять квартиру побольше, чтобы там нашлось место и для ее вещей, так же как и для его. И именно она подыскала квартиру, выкраивая время между срочными совещаниями и встречами в офисе. И именно Каролина организовала переезд и нашла время, чтобы обставить квартиру, сделать ее изысканной, благодаря мебели, шторам, лампам и коврам… Это была небольшая английская квартира на двадцать пятом этаже манхэттенского небоскреба, с их огромной, королевских размеров, кровати можно было видеть шпиль здания компании «Крайслер», освещенный, как рождественская елка.
Келвин никогда в жизни не был счастливее. Быть с Каролиной – это так же хорошо и спокойно, как со старым другом, и в то же время вызывало в нем такие яркие ощущения, которых он никогда не испытывал с другими женщинами. У них возникло новое измерение ощущений, и длинными, тихими воскресными днями – обычно единственно свободными и единственными, когда он тоже точно знал, что будет в городе, – они долго нежились и занимались любовью в своей просторной кровати, с полуопущенными шторами, а Космосталь, свернувшись, лежал в ногах. Время от времени они прерывались, чтобы взять кувшин вина для Келвина и тосты и чай для Каролины, и разбрасывали по полу страницы воскресной «Нью-Йорк таймс», после того как прочитывали их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62