— Габриэль? — Смутная тревога охватила ее. — Что-то случилось?
— Я видел тебя, янки. Вас обоих, перед тем как он уехал
— Кого? Кристофера?
— Его самого. Значит, обманываете меня под моей крышей?
Хотя тон Габриэля и был мягок, глаза у него бешено сверкали. Кесси передернуло. Мелькнула мысль: да он же ревнует! И хотя частичка ее души возликовала, другая пришла в ярость: значит, вот как он думает о ней и своем ближайшем друге!
Она выпрямила плечи и собрала все свое мужество, готовая воевать за свое достоинство и честь:
— Ничего не изменилось, Габриэль. Вы все такой же циник, для которого нет ничего святого. Вам ничего не стоит растоптать человека, хотя ни я, ни Кристофер ничем не заслужили подобного отношения. Вы оскорбляете и меня, и его этими гнусными намеками!
В комнате через холл заплакал Джонатан. Габриэль, не говоря ни слова, резко повернулся. Кесси отставала от него всего на полшага. Через минуту они оба уже были в детской. Кесси, запыхавшись, проговорила:
— Позвольте мне…
— Уверяю тебя, янки, я и сам в состоянии справиться. — Он явно хотел обойтись без нее.
Кесси стояла и смотрела, как сильные смуглые руки скользнули под покрывало к маленькому тельцу Джонатана. Хотя ей когда-то и не верилось в такую возможность, любовь Габриэля к сыну не вызывала сомнений. Сердце ее пронзило холодной иглой. Почему он не хочет уделить хоть частичку этой любви ей?
Как обычно, Джонатан успокоился, как только его взяли на руки. Устроенный на руке отца, сын доверчиво таращился на него. Габриэль провел пальцем по его распашонке и нежно рассмеялся, когда Джонатан обхватил его палец, поднес ко рту и смачно засосал. Но тут же громко выразил свое негодование, когда понял, что его обманули и из пальца не течет ни грамма молока. Он начал извиваться всем тельцем и сердито замахал ручками и ножками, повернув голову к груди Габриэля и широко разевая ротик.
Элегантная бровь выгнулась вверх.
— Боюсь, тут я не в силах помочь тебе, Джонатан. — Жесткие серые глаза обернулись к Кесси. Габриэль без слов передал ей сына.
Кесси устроилась на стуле, стоявшем у окна во двор. Крики Джонатана усилились. Он требовал своего, прижимаясь к ней всем тельцем. Она покачала его на руках, пытаясь хоть немного успокоить. Грудь у нее набухла и заболела от внезапно прилившего молока. О, проклятие… проклятие!
Габриэль подтвердил очевидное:
— Он голоден, янки.
Она сжала губы и раздраженно покосилась на него. Оставит он ее в покое или нет? Так хотелось покормить ребенка в тиши и без нервов. А он лишь улыбнулся в ответ, но какой дьявольской улыбкой! Она вся так и задрожала от негодования. Он отступил за ее спину. Кесси застыла в шоке, когда его руки возникли перед ее глазами и потянули за завязки на шее. Раз, два и… готово! Ее грудь свободна!
На какие-то доли секунды его теплые пальцы коснулись ее обнаженной груди. Но затем Джонатан добрался до нее и громко зачмокал.
Кесси склонилась над сыном, делая вид, что полностью поглощена им. Джонатан был спокойным и жизнерадостным ребенком, плакал лишь тогда, когда хотел есть или был мокрым. И не болел, чего она сильно боялась вначале. Животик у него округлился, а маленькие щечки стали очаровательно пухлыми. На ножках появились чудесные перевязочки, как их называла Элис. Но обычного умиротворения, всегда охватывавшего Кесси во время кормления, сегодня как не бывало.
Габриэль стоял за ее стулом, словно приклеенный. И Кесси болезненно ощущала это каждой своей клеточкой. Хотя он не раз присутствовал при кормлении Джонатана, сегодня его отношение к ней было другим, и она чувствовала себя словно выставленной напоказ. Он-то умел держать себя в узде, а вот ее чувства сегодня мечутся, как вспуганные птицы. Когда она приложила Джонатана к другой груди, то попыталась прикрыть головку сына и свою грудь тонким одеяльцем. Но тут же поверх ее ладони легла его рука и пресекла ее жалкую попытку. Кажется, схватка между ними принимала серьезный оборот.
Через несколько минут Габриэль придвинулся так, чтобы она могла видеть его. Глаза его по-прежнему посверкивали недобрым светом.
— Какая преданная мать! — с издевкой произнес он. — Жаль, что жена из тебя вышла не такая же верная.
— О, ради всего святого! — Джонатан задремал у ее груди, так что пришлось прошептать это, хотя ей хотелось громко кричать. — Кристофер заехал навестить вас и сообщить, что купил домик по соседству с Уоррентоном!
— Значит, теперь он и наш сосед? Как удобно для вас обоих!
Теперь, когда Джонатан наелся, причин задерживаться в детской не было. В комнате появилась Элис, и Габриэль передал ребенка ей. А сам прошел к двери и ждал жену там. Кесси затянула завязки, расправила юбки и гордо подняла голову, когда он решительно взял ее под руку. Выбора не было, придется покорно выйти вместе с ним.
Лишь приведя Кесси в спальню, он выпустил ее руку. Затем закрыл дверь и скрестил руки на груди:
— Я видел, как ты поцеловала его, янки. Трогательная сценка, должен заметить.
— В щеку! Господи, да что же это такое? Я просто хотела ободрить его, ничего больше!
Но Габриэлю не просто было избавиться от своих подозрений. Пусть ее тон и убедительно искренен, да и объединяет их с Кесси гораздо большее, чем только сын. Но он не забыл, с какой яростью она утверждала, что ненавидит его. И как бы сладко она ни улыбалась потом, память об этом не давала покоя.
— Правда? Ну-ка расскажи мне поподробнее, дорогая.
Он заметил тень, омрачившую ее прелестное лицо, и злость, темная и безрассудная, закипела в нем. Он начал лихорадочно стаскивать с себя одежду, не скрывая своих намерений. Брошенный в сторону жилет повис на подлокотнике кресла-качалки.
— Ты утешаешь Кристофера, нянчишься с Джонатаном. Я твой муж и не понимаю, почему бы и меня не включить в список любимчиков?
Нет, ну каков наглец! Она почувствовала, что закипает, но руки у нее остались холодные как ледышки. Она стиснула их на груди, потрясенная его поведением, до конца не понимая, что с ним происходит.
А в сторону уже летела его рубашка.
— На твоем месте я бы разделся, янки. Если этого не сделаешь ты, то я с удовольствием выполню роль горничной.
От вида его обнаженной мускулистой груди у нее пересохло во рту.
— Габриэль! — пыталась вразумить обезумевшего мужа Кесси. — Вы должны верить мне! Это был дружеский поцелуй, не больше!
Он уже стоял совершенно обнаженный.
— Да ну? Может, покажешь мне разницу между дружеским и супружеским поцелуем?
Кесси отчаянно замотала головой, только чтобы не поддаться этому дьяволу-искусителю, ее вечной слабости. Он же обнял ее — такой теплый и сильный. Еще более смущающим было его возбуждение — гордо вздымавшийся вверх жезл. Хотя она и старалась отвести глаза в сторону, только не тут-то было…
— Если хочешь, чтобы я поверил, дорогая, ты должна постараться убедить меня.
— Нет! — выпалила она. — Только не так! Не сейчас, когда вы кипите от злости!
Ему хватило нескольких секунд, чтобы раздеть ее.
— Прекратите! — завопила она. — Это насилие! Потому что добровольно я на это не соглашусь! — Она толкнула его в грудь, но он молча подхватил ее на руки и уложил на кровать. — Вы слышите меня? Я не согласна! — Но ее руки уже гладили волоски на его груди, не то пытаясь оттолкнуть его, не то желая прижать его еще крепче — поди разбери…
От ярости, что она посмела отказать ему, Габриэль потерял разум. Он резким движением проник в нее, подобно стальному клинку… Она была сухой и совершенно неготовой к его вторжению.
Ее тело дернулось, и хотя она и попыталась подавить крик боли, он все же сорвался с ее губ. Габриэль так и застыл. Затем оперся на локти и взглянул на жену. Глаза у нее блестели от слез. Она всхлипывала:
— Кристофер ничего не значит для меня, клянусь! Неужели вы не видите? Он любит Эвелин. И хочет быть поближе к ней. К ней, а не ко мне, Габриэль!
Он зажмурился. Лицо его исказилось от стыда за самого себя и от невыразимого желания.
— О Боже, Кесси…
Его слепая ярость исчезла, сменившись глубоким раскаянием. Он попытался выйти из нее, желая не причинять больше боли хоть в этом, но теперь она не дала ему сделать этого.
Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Ей было ненавистно то, что часто управляло его действиями, — злость и горечь. Но его самого она любила. И ей была невыносима мысль, что память о собственной жестокости будет мучить и терзать его, если она не превратит это болезненное и тягостное воспоминание… в упоительно-восхитительное!
— Нет! — умоляюще произнесла она. — Нет! Я не могу, Кесси! — Его шепот был хриплым и страстным. — Я просто зверь, что так набросился на тебя!
— Можешь. Просто люби меня, Габриэль. Просто… люби!
Ее ладони обхватили его щеки, погладили стиснутый подбородок. Она поцеловала его со всей робостью новичка в страсти, привыкшего переживать все бури внутри, а не напоказ. Соленые теплые слезы придали этому поцелую особый привкус.
Сначала его рот оставался сжатым и не поддавался ей… Так же, как его сердце, с тоской подумала она. Но вот его глаза распахнулись, словно ощутив в ней перемену, и заглянули ей прямо в душу. Она словно сама пережила его боль и вину и с криком прижалась к его горячим губам, встретившим ее на этот раз с потрясающим пылом.
И его руки обвились вокруг ее тела так, что чуть не раздавили. Он мгновенно проник языком в ее рот, завладев сладостным пространством, предложенным ею с такой искренностью, что оставалось лишь воздать ей за это в полной мере.
— Не бросай меня снова, Кесси! — Его голос, полный глубокого отчаяния, прозвучал хриплым шепотом у ее губ. — Пообещай не бросать меня.
Сердце Кесси рванулось в диком прыжке. Она бы могла зарыдать от радости, запевшей в ней. Ему не все равно! О святые небеса! Неужели это правда? Со счастливым вздохом она крепко обняла его голову и вжала свое юное тело в его затвердевшие мышцы.
Она чувствовала жажду в его поцелуе и его налитую плоть внутри себя. Когда он вышел из нее, Кесси вдруг ощутила себя странно пустой. Ей стало вдруг страшно, что он так и не решится вернуться туда из-за раскаяния, и стиснула его бедра. Но он лишь покачал головой и прижал губы к кремовой роскоши ее пополневшей груди.
Время, казалось, перестало существовать. Габриэль ненасытно целовал ее, и в этих поцелуях смешалось все: жадность, страсть и нежность. Любовный жар разгорался в Кесси все сильнее, ибо после того как Габриэль заставил ее соски буквально молить о продолжении ласк, он скользнул губами вниз по ее шелковистому животу. С головокружительной интимностью он раздвинул ее бедра. Глаза у нее округлились и затуманились. Габриэль обжег ее своим дыханием и принялся упоительно играть языком с каждой нежной складочкой ее пещерки, вновь и вновь перебирая их, как струны, пока она не забилась под ним, умоляя завершить эту утонченную и сладостную муку безумным финалом.
Когда он наконец задвигался в ней, на его верхней губе выступили крупные капли пота — знак наивысшего напряжения. И как бы Габриэль ни желал испытать блаженство, он очень медленно и расчетливо подводил к этой вершине свою партнершу.
Наконец он не выдержал, ибо ощущение ее бархатного жара, тесно сомкнувшегося вокруг его набухшего пениса, сводило с ума. Внезапно он перекатился на спину, так что Кесси оказалась поверх него, все еще до предела заполненная им.
Ее глаза расширились от удивления. Она немедленно прижалась к его груди. Выдохнув, она изумилась необыкновенному ощущению всей его громадины внутри себя.
— Габриэль…
Его глаза горели темным пламенем.
— Возьми меня! — хрипло сказал он. Его ладони опустились на ее бедра. Он приподнял ее и снова опустил на себя. Выгнулся ей навстречу, встретил ее во всеоружии и… снова опустил… — Вот так, сладкая моя… да-да, именно так!
Габриэль застонал от наплывающего на него блаженства… Их обоих охватило безумие, заставившее судорожно ускорить темп, поднимая их все выше и выше на пути к апогею. Она с криком упала на его грудь. Тут и он напрягся в последний раз и позволил экстазу унести себя на той же волне, взмыв высоко-высоко…
Его бесконечно нежные пальцы убрали растрепавшиеся локоны с ее щек. Он слегка улыбнулся ее затуманенному взору. Приподняв ее подбородок, он медленно и со вкусом прильнул к губам Кесси так, что она совсем растаяла от этого поцелуя. Они уснули, так и не разомкнув тесных объятий.
Глава 24
На следующее утро Кесси проснулась от скрипа открывшейся двери. Кто-то слабо охнул. Кесси сонно улыбнулась. Кажется, Глория заметила, что ее хозяйка не одна в своей постели. Кесси оперлась на локоть, когда Глория осторожно поставила принесенный поднос на столик у двери.
— Глория!..
Служанка повернулась на звук низкого мужского голоса. Теплая рука обхватила Кесси за плечо. До этого момента она и не осознавала, что Габриэль тоже проснулся.
— Ты не могла бы попросить повариху добавлять на утренний поднос ее сиятельства с этого дня еще и чайник?
— Конечно, милорд. — Глория сделала книксен и поспешно исчезла.
Нововведение Габриэля говорило о многом, и они оба понимали это. Кесси слегка повернулась в его объятиях. Он провел пальцем по ее носику.
— Ты не возражаешь, графиня?
Его губы изогнулись в полуулыбке, отчего ее сердце усиленно забилось. Темный, небритый подбородок и густо покрытая волосами грудь так и кричали о его мужественности, но из-за спутанных со сна волос и глаз, сияющих серебром, он выглядел значительно моложе и мягче, чем обычно.
Кесси помотала головой, отвечая на его вопрос. Счастье било в ней ключом. Возможно, впервые в жизни она ощутила себя его настоящей женой и леди.
Он медленно склонил голову и легонько прикусил ее губу. Когда он оторвался от нее, то его губы все еще улыбались, а вот глаза посерьезнели.
— Надеюсь, ты простила меня за вопиющую глупость прошлой ночи, — спокойно сказал он. — Как обычно, я был несправедлив к тебе и Кристоферу. — Он покачал головой. — Мог бы и сам догадаться насчет него и Эвелин.
Она прижала палец к его губам.
— Ну и как бы ты догадался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42