Он нерешительно посмотрел на меня, и я добавил: — Мне нет смысла исследовать все сначала. Для меня очень ценно иметь вас рядом.— Очень рад, Джин.Ответ прозвучал слишком вежливо, и я подумал: «К черту Уолта, к черту все на свете, включая меня, но я увяз на три недели в этой лошадиной чепухе, и если я сказал, что мы едем в Лексингтон, значит, едем». Я скрыл моментально вспыхнувшее раздражение, отвернувшись от него и открывая дверь. Впрочем, я понимал и его недовольство. Кому понравится тащиться снова в то же самое место и делать ту же работу, особенно под критическим взором навязчивого англичанина?Уолт пожал мне руку и сказал:— Утром я позвоню вам. — Он лучше контролировал свои чувства, чем я.— В семь тридцать?— Договорились. — Уолт напряг мышцы лица, чтобы изобразить улыбку, но ему не очень удалось. Он помахал рукой с толстыми короткими пальцами и не спеша побрел по коридору к лифтам.Пообедал я в ресторане отеля. Стейк. Никогда не ешьте стейк западнее Небраски, говорят в Америке. Бык нагуливает холку в прериях, а потом его гонят на восток. Он попадает в Небраску, в кукурузный пояс, здесь его откармливают и только после того, как он наберет вес, забивают. В Нью-Йорке стейки превосходные, но не думаю, что быков пригоняют через туннель в Нью-Джерси. Перевозки животных на большие расстояния требуют больших хлопот... Оликса и Крисэйлиса тоже перевозили на большие расстояния.Нельзя ехать верхом на жеребце по шоссе. Проведя много лет на племенной ферме, жеребцы не любят ходить под седлом, даже если раньше они терпеливо сносили всадника.Ночные клубы так же привлекали меня, как дождливый понедельник в Манчестере. Меня охватила такая апатия, что я даже не стал смотреть, какие развлечения предлагают вечерние газеты, а сразу поднялся в номер и лег спать, чтобы нагнать часы потерянного сна. Я со злостью проснулся в два часа ночи, смертельно усталый. Сна не было ни в одном глазу.Пистолет я по привычке держал под подушкой.Еще одна бесконечная ночь. Глава 5 Утром мы вылетели в Лексингтон. Набрякшие веки Уолта говорили, что годовщину они отпраздновали как надо. А мне будто насыпали в глаза песку. Два водителя лошадиного фургона, с которыми мы по телефону договорились о встрече, ждали нас в холле мотеля недалеко от центра города. В нем Уолт останавливался неделю назад. Он заказал нам два номера, и мы повели водителей к нему. Комната была на милю короче, чем в «Билтморе», зато душная и пахнувшая дезинфекцией.Уолт, едва войдя, включил кондиционер и пообещал после беседы пиво. Водители приготовились к обороне, им вовсе не хотелось снова подвергаться мучительному допросу. Без сомнения, они больше никогда не оставят лошадей без присмотра, хотя очень похоже, что потеряют работу. Беседа ничего не добавила к тому, что Уолт уже сообщил мне раньше.— Вы хорошо знаете друг друга? — спросил я.Худой, похожий на птицу водитель ответил, что да, они знакомы давно.— И конюхов тоже хорошо знаете? Они давно знакомы друг с другом?— Видели их в городе, — ответил толстый. — Лентяи, черт бы их побрал.— Один из них приехал с фермы Мидуэй, — добавил похожий на птицу. Мидуэй была фермой Дэйва Теллера. — Он приехал специально за Крисэйлисом. Он во всем виноват.— Те парни знали друг друга до поездки?— Конечно, — буркнул толстый. — Судя по их разговорам, они всю жизнь возле лошадей.Уолт недовольно фыркнул и кивнул. Он проверял все сведения водителей и конюхов. Обычная рутина.— Я хочу, — сказал я водителям, — чтобы вы составили список всех легковушек и грузовиков, которые вы видели на дороге и запомнили. На всем пути от аэропорта до того места, где пропали лошади.Они недоверчиво смотрели на меня, будто я спятил.— Послушайте, — пришлось мне объяснять, — на шоссе и развилках вы часто видите одни и те же машины снова и снова. Одна обгоняет вас. А на следующей остановке вы замечаете ее снова. Потом вы отъезжаете первыми, и уже в дороге та машина опять обходит вас. Затем вы останавливаетесь, допустим, на обед и видите эту же машину. Вы подъезжаете к развилке, а там стоит та же машина. Бывает так?Они оба кивнули.— Так, может быть, вы помните некоторые легковушки и грузовики, которые попадались вам по дороге, особенно те, которые вы видели и в первый, и во второй день?Оба водители вытаращили на меня глаза. Потом толстый сказал:— Это невозможно. Прошла неделя.— Знаю. Но все же попытайтесь. Подумайте. Обсудите между собой, что вы можете вспомнить. Потом напишите и оставьте список здесь сегодня вечером.Я достал бумажник и протянул каждому по двадцать долларов. Они охотно приняли деньги и пообещали постараться.— Но ничего не придумывайте, — добавил я. — Я лучше заплачу за отсутствие информации, чем за придуманную чепуху.Водители кивнули и ушли. Пиво ждало их после возвращения со списком.— Что вы хотите найти? — с любопытством спросил Уолт.— Второй лошадиный фургон.Уолт немного подумал.— Второй фургон мог ждать грабителей там, где нашли брошенный фургон. Им вовсе не обязательно было маячить на шоссе, где их могли заметить.— Не думаю, что они заранее могли знать, где удастся совершить ограбление. Ведь им не было известно, где водители остановятся, чтобы поесть. И зачем им назначать встречу в Кентукки? Это опасно. Может появиться возможность угнать фургон и раньше, допустим, недалеко от Уиллинга.— Да, конечно, им не хотелось долго ехать с таким горячим грузом, — согласился Уолт. — Фактически они отъехали в этом фургоне на двадцать пять миль и выбирали главным образом пустынные дороги. Они направились прямо к холмам, зная, что потребуется много времени, чтобы найти брошенный там фургон.— Какие-нибудь следы?— Никаких следов от шин, вообще ничего. Ближайшая дорога, сухая и пыльная в это время года, покрыта гравием. Мы нашли следы грузовика на шоссе, идущем за холмами, но на самой дороге ничего. Каждая машина поднимает облако пыли, и, оседая, пыль засыпает следы предыдущего транспорта.— Следы копыт? — пробурчал я.— Десятки. Во всех направлениях.— С холмов на дорогу, посыпанную гравием?— Невозможно определить. — Он решительно покачал головой. — Даже на холме не осталось следов шин фургона. Но мы взяли множество образцов почвы на случай, если потом пригодится.— Вы сделали все возможное, — заявил я.— Полтора миллиона, — улыбка чуть сверкнула в глазах, — очень большие деньги. * * * О том, что ферма Мидуэй процветает, можно было догадаться с первого взгляда. Я вошел. Один. Уолт пожаловался на разыгравшуюся мигрень.Средних лет венгерка открыла дверь и на отрывистом английском спросила, по какому я делу. Благодаря долгой практике я тотчас определил ее акцент и на ее родном языке, что было проще, объяснил, кто я. Она сообщила хозяйке и провела меня в гостиную.Жена Дэйва стояла в центре зеленого ковра размером в четверть акра, окруженная зелеными стенами и белой мебелью с красной обивкой. Она щелкнула по моей визитке большим пальцем и проговорила:— Вы тот человек, который выудил Дэйва из реки.— Да, — удивленно подтвердил я.— Он звонил вчера и сказал, что я могу полностью доверять вам.Стройная, тонкокостная женщина с круглой, твердой попкой, какая всегда бывает у тех, кто ездит верхом с детства. Нежный овал лица с немного квадратной челюстью, тонкий нос, широко расставленные блестящие глаза, русые с проседью вьющиеся волосы. Чтобы определить, употребляет ли она косметику, мне надо было подойти поближе. А так похоже, что все краски естественные. Решительность и уверенность сквозили в каждом ее движении, и по ее тону я понял, что прислушиваться к словам мужа отнюдь не в ее привычке.— Садитесь. — Она показала на стул. — Выпьете? — Это в два часа дня по жаре! — Виски? — Жена Дэйва, не дожидаясь ответа, сама приняла решение, выбор гостя ее мало интересовал.Я наблюдал, как она налила на кубики льда в высокие тонкостенные бокалы бледно-золотистую жидкость, как капнула туда воду и потом протянула мне бокал изящной загорелой рукой. Тяжелый золотой браслет позвякивал вокруг запястья, и в ноздри мне ударил запах французских духов.Я попробовал виски. «Хедж энд Батлерс Ройял», решил я. Тонкий и легкий вкус свойствен именно этому сорту. Аромат от одного глотка еще долго держался на языке.— Эва сказала, что вы говорите по-венгерски. — Жена Дэйва взяла свой бокал и сделала мужской глоток.— Да.— На нее это произвело впечатление.— Я приехал по делу Крисэйлиса... — начал я.— Вы говорите и на других языках? — Произношение скорее американское, чем английское. Отрывистый тон и несколько заплетающийся язык открыли мне, что это не первый бокал виски. Но по ее лицу ничего не было заметно.— На немецком. — Я состроил светскую улыбку.Метод, по которому я учил языки, состоял в том, что неделя давалась на поверхностное знание, три месяца — на беглую речь и два года — на достижение такого уровня, при котором, когда слышишь перевод на совершенный английский, узнаешь особенности речи и ход мысли на языке, с которого сделан перевод. Этим я занимался семь лет, начиная с двадцати. Так в меня вбили немецкий, венгерский и пять славянских языков, от русского и чешского до сербохорватского. Ни один из них не годился для поиска жеребцов, и вообще интерес к этим языкам вышел из моды. Новые агенты учат суахили, арабский и китайский.— И, наверно, французский, — продолжала она.— Немного, — согласился я.— Надеюсь, достаточно для жизненных потребностей. — Выражение лица и тон, каким она подчеркнула слово «потребностей», не оставляли сомнений, что она не имела в виду пищу и напитки.— Абсолютно, — подтвердил я, принимая ее понимание.Она засмеялась. Смех грубый, ничего общего с хрупкой, изящной дамой.— Крисэйлис настоящее мучение, — заявила она. — Я бы его вообще не выбрала. У этого жеребца плохая наследственность, такая же хилая, как то, что осталось в штанах у старика, и он передает это свойство по наследству. Они все так делают. Мот выиграл дерби потому, что был ужасно плохой год. И если бы кто-то обошел его на половине дистанции, он бы сник, как мокрая простыня. — Она сделала большой глоток. — Знаете главную правду об этих чертовых лошадях?— Ну и что это за главная правда о чертовых лошадях?Она ошеломленно посмотрела мне в глаза, потом недоверчиво засмеялась.— Так вот, главная правда о лошадях заключается в том, что они превращают мужчин в дураков.Я невольно улыбнулся, меня забавлял контраст между грубостью ее мыслей и языка и изящной внешностью.— Я собираюсь поплавать, — неожиданно сообщила она. — Возьмите с собой бокал.Жена Дэйва снова налила себе виски и, не оглядываясь, пересекла зеленый ковер, отодвинула стеклянную дверь и сетку от насекомых и пошла по мощеной террасе к зеленой лужайке. Вздохнув, я встал и последовал за ней. Трава была густой и упругой, совсем непохожей на английский стриженый газон.Она остановилась у бассейна в форме почки, расстегнула застежку желтого платья, и оно упало к ее ногам. Она осталась в купальнике, показав стройное и хорошо ухоженное, но немолодое тело. Ближе к пятидесяти, решил я.Жена Дэйва соскользнула в воду и легла на спину, а я наблюдал, как солнце отражается на водной ряби над ее коричневым животом.— Спускайтесь ко мне, — почти приказала она. — В раздевалке много купальных костюмов.Я улыбнулся, покачал головой и сел на один из мягких плетеных стульев, окружавших бассейн. Она не спешила, плескалась, плавала и била ладонями по воде. Солнце припекало, но не так, как в городе. Я снял куртку и чувствовал, как горячие лучи поджаривают кожу сквозь тонкую белую рубашку. Мир и покой обволакивали меня. Мне не хотелось, чтобы она торопилась присоединиться ко мне, но она вскоре вышла из воды, капли блестели на ее теле, натертом маслом для загара.— Вы едва попробовали виски. — Она обвиняюще смотрела на меня. — Уверена, что вы не из тех хиляков, которые пьянеют от глотка виски. — Она подняла свой бокал и доказала, что она уж, во всяком случае, к таковым не принадлежит.— Крисэйлис... — начал я.— Вы ездите верхом? — немедленно перебила она.— Умею, но не езжу.— Почему?— Нет коня и нет царства, чтобы отдать за него половину.— Пейте виски, — улыбнулась она.— Понемногу допью.— Тогда раздевайтесь и лезьте в бассейн.Я покачал головой.— Почему?— Мне нравится сидеть здесь. — «И у меня много синяков, оставшихся после плавания под створом», — подумал я.— Черт возьми, так и будете сидеть, как истукан? — Она начала раздражаться.— Сколько человек знали, в котором часу Крисэйлиса вывезут из аэропорта Кеннеди?— Господи, ну вы и зануда!— Вы не хотите, чтобы лошадь нашли?— Не хочу, — счастливым тоном ответила она. — Насколько я понимаю, нам гораздо лучше будет получить страховку.— Ради двухсот тысяч долларов стоит играть, — согласился я. — Вы полагаете, что второго Мота из Крисэйлиса не получится?— Дэйва не остановить, если он что-то вбил себе в голову. — Она села на край шезлонга и стала мазать лицо кремом из темно-красного тюбика. — Он собирался продать часть своей доли, если жеребца найдут. Бог знает, что теперь будет, когда он лежит в гипсе. Проклятие!— Недели через четыре он вернется домой.— Ну-ну. И он так сказал. — Она легла в шезлонг и закрыла глаза. — Я посоветовала ему, пусть отдохнет. Это чертовски дорого — болеть вне дома.Прошло минут пять. Над нами пролетел самолет, оставив в небе серебристую полоску. Звук достиг нас, когда самолет уже скрылся из виду. Ни ветерка. Блестящее от масла загорелое тело женщины в желтом бикини вбирало в себя ультрафиолетовые лучи, кубики льда искрились в бокалах.— Ради бога, разденьтесь, — пробормотала она, не открывая глаз. — Или вы такой же бело-розовый слизняк, как все англичане, которые приезжают сюда? Вы стесняетесь?— Я лучше пойду.— Делайте что хотите, — фыркнула она, сделав жест, который с одинаковым успехом можно было понять и как просьбу остаться, и как «до свидания».Я встал и направился к раздевалке, красивому домику из сосновых досок, с крышей, нависавшей над входом так, что получалась затененная площадка. Внутри были две комнаты для переодевания и ванная. В прихожей на полках и в шкафу лежали яркие полотенца и разнообразные купальники и плавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32