Естественно, ответ оказался утвердительным. Зейссен снова нажал кнопку и встал.— Кабинет Уолта этажом выше, номер сорок семь. Любой покажет вам. Вы хотите подняться к нему прямо сейчас?Именно этого я и хотел.В кабинете номер сорок семь, как мне казалось, меня должны были встретить в штыки, хотя и подчеркнуто любезно, как этажом ниже. Но я ошибся, потому что Уолт хорошо поработал над этим делом, в чем я сначала не был уверен. Он приветствовал меня с деловой небрежностью, пожал руку и указал на соседний стул, потом сел сам, и все это за пять секунд, без сучка без задоринки. Он был примерно моего возраста, но чуть меньше ростом и гораздо толще. Сильные квадратные ладони с ногтями, так коротко остриженными, что, казалось, подушечки пальцев нависают над ними. Его предки явно жили в Центральной Европе, об этом свидетельствовали высокие скулы и строение головы, увенчанной густыми, вьющимися, русыми с проседью волосами. В глубоко посаженных карих глазах, как и у его шефа, навсегда застыло выражение недоверия ко всему на свете. Но Уолту почти не удавалось его скрыть.— Итак, Джин, — в голосе ни враждебности, ни особого дружелюбия, — вы проделали долгий путь.— Идея Дэйва Теллера, Уолт, — равнодушно ответил я.— Искать лошадей... Вы специалист в этом деле? — Тон формальный, равнодушный.— Практически нет. А вы?— Если вы хотите сказать, — его ноздри раздулись, — что это именно я не нашел тех двух жеребцов, пропавших раньше, то это был не я.Я улыбнулся, но в ответ улыбки не получил.— Три года назад «Жизненная поддержка» заплатила за Оликса один миллион шестьсот сорок три тысячи семьсот двадцать девять долларов. Цент в цент. Первая из пропавших лошадей, Шоумен, была застрахована в другой компании.— Лошади просто убежали? — поинтересовался я. — Или их увели?Он потер большим пальцем левой руки коротко остриженные ногти на правой руке. Тогда я увидел этот жест впервые, но потом наблюдал его сотни раз.— Теперь, после того как вы приехали, — увели. Раньше я не был в этом уверен.— Официально я в отпуске, — запротестовал я. — И приехал только потому, что Теллер попросил меня. Не следует придавать этому большое значение.Он окинул меня ироническим взглядом.— Я проверил вас. — Он посмотрел на копию телеграммы, лежавшую на столе. — Мне хотелось знать, что за английский надоеда решил сунуть нос в чужие дела.Я промолчал, а он причмокнул губами, выразив этим одновременно понимание, оценку и смирение.— Тайный агент, — продолжал он. — Как Теллер нашел вас?— Как вы раскрыли меня? — вместо ответа спросил я.— Я упомянул ваше имя в двух местах, — самодовольно проговорил Уолт, — в ФБР и ЦРУ, и получил позитивную реакцию в обоих. Несколько знакомых ребят дополнили информацию. Вы что-то вроде главной преграды на пути к внедрению шпионов в некоторые британские правительственные институты, такие, как биологические исследовательские лаборатории. И вы несколько раз предупреждали по этому поводу наших людей в Форт-Детрике. Они мне сказали, что противная сторона пыталась помешать вам, и пару раз довольно грубо. — Он вздохнул. — Так что наши ребята дали на вас «добро». И еще какое.— А вы тоже даете «добро»?— Они сказали, что вы любите действовать за сценой.— На сцене можете играть вы.— Лишь бы я не выглядел плохо перед «Жизненной поддержкой».Мой решительный кивок удовлетворил его. Если мы найдем лошадь, пусть руку пожимают ему.— Ладно, обо мне поговорили, теперь перейдем к Крисэйлису. Расскажите, как он пропал? — попросил я.Уолт посмотрел на часы и сверил их с электронными часами на стене. В маленьком, без окон, похожем на коробку кабинете единственная стеклянная панель выходила в коридор. И хотя здесь было прохладно и удобно, обстановка не располагала к внеслужебному разговору.— Пять минут седьмого, — сказал Уолт. — У вас назначены на сегодня другие встречи?— Знаете, где есть хороший бар? — спросил я.— Вы читаете мои мысли. — Он поднял глаза к небесам, вернее, к довольно низкому потолку. — Вверх по Бродвею в квартале отсюда есть «Дэлэни».Мы вышли из прохлады кондиционеров на изнывавшую от зноя улицу — тридцать градусов жары и девяносто восемь процентов влажности. Через сто ярдов у меня на спине образовалось маленькое болото. Я никогда не огорчаюсь, если жарко. Нью-Йорк, обдуваемый горячим ветром, лучше Нью-Йорка, занесенного снегом. Любое место, где жарко, для меня лучше того, где холодно. Холод проникает не только в кости, он сковывает сознание, сушит волю. Если к зиме я не справлюсь со своей депрессией, поражение придет с первым снегом.«Дэлэни» выставил столы на тротуар и обслуживал участников какой-то деловой конференции. На лацканах одинаковых пиджаков висел обязательный картонный прямоугольник с фамилией. Любезные улыбки скрывали озабоченность. Эти люди занимали все столики от тротуара до прохладной темной глубины бара. Полностью поглощенные своими проблемами, они ничего и никого не замечали. Места нам не нашлось.— Вы хотите позвонить в отель, заказать номер? — спросил Уолт. — Где вы остановились?— В «Билтморе».Уолт вскинул брови.— Теллер платит, — пояснил я. — У него там счет.— Что вы для него сделали? Спасли ему жизнь?— Шесть раз, — парировал я.— Он, наверное, серьезно думает, что вы поможете вернуть ему лошадь, — задумчиво протянул Уолт.— Мы, — поправил я его.— Нет. Вы. Этот жеребец не оставил следов. Я искал.Водитель такси, цветной парень в рубашке с засученными рукавами, отвез нас в отель. Горячий воздух с пылью всякий раз влетал в окно, когда мы набирали скорость. Под палящим солнцем пешеходы разбредались по домам, и ветер гонял по мостовой больше мусора, чем обычно.— Грязный город, — фыркнул Уолт, глядя на улицы. — Хочу в Чикаго.— Слишком холодно, — машинально пробормотал я. — Красиво, но холодно. Такой пронизывающий ветер с озера.— Ребята, вы из Чикаго? — спросил водитель. — Я родился там, в Луп.Уолт заговорил с ним о Чикаго, а я погрузился в полусонное состояние, выбросив из головы и водителя, и Уолта, и Дэйва Теллера, и Кэролайн, и вообще всех на свете. В «Билтморе» мы поднялись ко мне в номер, я позвонил и заказал бутылку виски, лед и тоник. Уолт ослабил галстук и сделал оценивающий глоток.— У вас сонный вид, — заметил он.— Мое естественное состояние.— По-моему, в Англии уже полночь.— По-моему, тоже.Мы занялись своими бокалами, и наступило молчание. Потом Уолт устроился поудобнее в кожаном кресле и спросил:— Так вы хотите знать, как пропала эта проклятая лошадь?— Конечно. — Скука, прозвучавшая в моем голосе, удивила даже меня.Уолт уставился на меня сначала недоумевающе, потом задумчиво, но, когда он заговорил, его тон стал строгим и деловым:— Крисэйлиса приняли на аэродроме Кеннеди, поместили в фургон для лошадей и повезли в Лексингтон, штат Кентукки. До этого он провел обязательные двадцать четыре часа в иммиграционном карантине. В аэропорту есть специальные конюшни, там находилось еще шесть лошадей, прилетевших тем же рейсом. Все шло нормально. Так вот, Крисэйлиса и четырех других скакунов погрузили в фургон, который направился на запад от Нью-Йорка к главному шоссе Пенсильвании.— Время? — спросил я.— Выехали в четыре дня в понедельник. В прошлый понедельник. Сегодня ровно неделя с тех пор. Предполагалось, что фургон прибудет в Лексингтон во второй половине дня во вторник. Расстояние — семьсот миль.— Остановки?— Ага, остановки. Тут-то все и началось. — Уолт вертел бокал в руках, и лед со звоном стукался о стенки. — Первую остановку, чтобы пообедать, они сделали в Оллентауне, примерно восемьдесят пять миль от Нью-Йорка. Лошадей сопровождали четыре человека: два водителя и два конюха. Конюхи рассердились на водителей, потому что те дали им слишком мало времени на обед. И они поругались.— Все четверо так говорят?— Ага. Я беседовал со всеми четверыми по очереди. Каждый пытается оправдать себя и переложить вину на других. Конюхи не доели обед, и фургон проехал миль двести до Бедфорда, где остановился на ночь. Но обида не прошла, и там они подрались. У Питтсбурга они свернули на юг и выехали на федеральное шоссе номер семьдесят, а у Занзвилла, на юго-западной развилке, свернули к Цинциннати. Через пятьдесят миль они опять повернули на юг, чтобы пересечь реку Огайо уже в штате Кентукки. Потом, минуя Париж, им предстояло направиться в Лексингтон.— Мне нужно посмотреть их маршрут на карте, — сказал я.Уолт кивнул.— От Занзвилла до Парижа они ехали по второстепенным дорогам, — продолжал он. — Так? В штате Огайо фургон был ограблен, а потом найден в штате Кентукки, что вызвало споры между чиновниками двух штатов.— Ограблен? Впервые слышу!— Фургон ограбили по ошибке, приняв за машину с вином, которая ехала за ними милях в двадцати. Оба фургона выглядели одинаково: тот же цвет, размер и никаких заметных опознавательных знаков.— Как это случилось?— Утром во вторник водители и конюхи отправились завтракать одновременно, хотя и в разных концах стойки бара. Они оставили лошадей без охраны на пятнадцать минут, и за это время кто-то угнал фургон.— Разумеется, водители заперли машину и взяли с собой ключи?— Разумеется. Но работали специалисты: прямой контакт через проволоку от аккумулятора к стартеру.— И что дальше?— Обнаружив, что фургон угнали, водители сразу позвонили в полицию. И только в среду утром машину нашли вдали от дороги, среди холмов Кентукки. Но без лошадей. Наклонный трап был спущен, лошади выведены.— Продуманное ограбление.— Конечно. Лошади ехали непривязанными. Вся упряжь осталась в фургоне. На скакунах не было ни уздечки, ни повода, чтобы держать, когда выводишь. Ребята из Кентукки считают, что лошадей выпустили, чтобы сбить со следа. Дескать, полицейские кинутся искать жеребцов, а за это время грабители провернут свое дело.— Диверсия сработала.— Ага, — мрачно вздохнул Уолт. — Владельцы подняли такую бучу. Там все лошади были очень ценными, не только Крисэйлис. Но только Крисэйлис застрахован в «Жизненной поддержке».— И всех лошадей нашли?— Кроме Крисэйлиса. А он будто сквозь землю провалился.— Откуда вы знаете, что грабители собирались брать машину с вином?— Единственное, что они оставили в кабине лошадиного фургона, — обрывок бумаги. Записка, где сообщалось время ежедневных рейсов грузовика с вином.— Отпечатки пальцев?— Перчатки.Уолт уже давно допил виски. Я снова наполнил его бокал, хотя сам почти засыпал.— Что вы думаете об этом? — спросил он.— На самом деле им нужен был только Крисэйлис, — пожал я плечами. — Записка с расписанием рейсов винного фургона — просто для отвода глаз.— Но зачем? Как кому-то вообще пришло в голову украсть жеребца? Это ставит нас в тупик. Я не очень разбираюсь в лошадях и никогда не играю на тотализаторе. И всего пару раз занимался делами о подозрительных страховках скакунов. Но даже я знаю: имя этого жеребца приносит племенным заводам хорошие деньги. Допустим, кто-то украл Крисэйлиса. И что он будет делать дальше? Он не может предложить жеребца племзаводам, а следовательно, не получит ни цента. Или, допустим, кто-то такой сноб, что решил иметь Крисэйлиса лично для себя, как люди покупают украденные картины, зная, что никому не смогут их показать. Но картину можно спрятать в сейф, а где спрятать жеребца? Кража этой лошади не имеет смысла.Мои взгляды не совпадали с точкой зрения Уолта, но я не стал возражать и вместо этого спросил:— Что случилось с Оликсом?— Я о нем знаю только из досье. Когда сегодня утром я получил дело Крисэйлиса, то посмотрел и досье Оликса. Оликс был французским конем, одним из лучших молодых производителей Европы. Девятилетним его привезли сюда, и список его побед занимает целый лист. Дэйв Теллер — глава синдиката, который его купил, поэтому Оликса застраховали у нас: мы ведем всю работу с имуществом Теллера. Жеребца благополучно доставили на племенную ферму Теллера. Во время перевозки не было никаких неожиданностей. Но Оликс прожил у Теллера только четыре дня. Потом ночью в конюшне начался пожар, всех лошадей вывели и поместили в маленький загон.— И когда за ними пришли, их не было?— В дальнем конце загона была сломана ограда, — кивнул Уолт, — но никто об этом не знал. Лошади, в том числе и Оликс, разбежались. Их поймали, хотя некоторые бегали на свободе несколько дней. Но Оликса и след простыл. Страховая компания нашла следы копыт в Аппалачских горах и предположила, что, вероятно, он упал и сломал спину. В конце концов пришлось выплатить страховку.— Что известно о пожаре?— Ничего подозрительного в тот раз не нашли. Один из наших лучших людей, обследовав все, пришел к заключению, что доказательств поджога нет. Но в то же время в конюшне так легко устроить пожар... Достаточно уронить на солому непотушенную сигарету. Огонь быстро ликвидировали, и большого ущерба он не нанес. Вопрос о керосине даже не стоял. Вся цепь событий показывала, что пламя вспыхнуло случайно.Я чуть улыбнулся.— А как пропал Шоумен?— Не знаю, как он потерялся, но его нашли. Разумеется, мертвого. И, по-моему, он долго пролежал мертвым.— Где?— В Аппалачах. Шоумена, как и других лошадей, привезли оттуда. Но в Лексингтоне больше племенных ферм, чем где-нибудь еще в Штатах, так что фактически не имеет значения, где лошадь родилась.— На прошлой неделе вы ездили в Лексингтон?— Летал в среду, — Уолт кивнул, — когда миссис Теллер вызвала нас.— Миссис Теллер?— Ага. — Что-то неясное проскользнуло в голосе Уолта. Видимо, жена Дэйва произвела на него сильное впечатление. — Она англичанка, как и вы.— Я поеду туда завтра, — решил я.Уолт, казалось, хотел что-то добавить о жене Дэйва, но потом предпочел промолчать. Он посмотрел на часы, решительно отодвинул бокал и встал.— Пора идти. Сегодня у нас годовщина свадьбы, и жена надумала что-то устроить, — объяснил Уолт.— Передайте вашей жене мои извинения, что задержал вас.— Ничего. Я приду вовремя. Я езжу домой с Главного вокзала, он тут совсем рядом. Без пересадки. Полчаса в поезде.Я встал, чтобы проводить его до двери.— Уолт, вы сможете утром полететь в Лексингтон? — спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32